Муравейник и братская взаимопомощь

— Витя, поздоровайся с доктором!

Неуклюжий сумрачный Витя буркнул что-то невразумительное, не поднимая взгляд, прошел, сел в угол, отвернулся от нас, секунд через двадцать еще и качаться начал.

Аутистический синдром в составе чего? РДА (ранний детский аутизм)? Ранняя детская шизофрения? Но это все не ко мне…

— Я знаю, что вы с аутизмом не работаете, — опередила меня мать. — Мне нужен ваш совет по другому поводу. По поводу взаимоотношения детей.

— А! Так у вас есть еще дети? — догадалась я. — Младше Вити? (если бы ребенок был старший, она бы его и привела для разговора). И у него или у них сложности в построении контактов с братом-аутистом?

— У них-то как раз нету, — вздохнула женщина. — У нас есть.

— Ваш младший ребенок — кто? Мальчик, девочка? — уточнила я.

— Мальчик. И он старший.

— А почему вы его не привели?

— Это сложно. У вас второй этаж. Лестница… И он — не мой…

Я почувствовала, что окончательно теряю нить разговора.

— Простите, — обратилась я к женщине. — Вы не могли бы рассказать о вашей семье подробнее и с самого начала?

Она рассказала. История оказалась весьма нетривиальной.

Две сестры, старшая и младшая, Маша и Любаша. Маша — серьезная, спокойная, хозяйственная, выучилась на экономиста, потом окончила бухгалтерские курсы. Всегда любила читать большие романы, смотреть кино про «сложные взаимоотношения», ходить на выставки с подругами. С противоположным полом отношения как-то не складывались, может быть, молодых людей пугала излишняя серьезность и некоторая старомодная наивность девушки: Маша была из тех, кто в конце первого свидания уже мысленно расставляет мебель в семейной гостиной. В результате — ни одного серьезного длительного романа. С годами сама привыкла считать себя «синим чулком», завела кошку, старательно и даже немножко напоказ «выпасала» стародевические привычки.

Любаша — веселая, легкомысленная, юбка колоколом, книжку в руках даже представить невозможно, яркая помада, шлейф из кавалеров. В неполных двадцать лет выскочила замуж — не то чтобы по особой любви, будущий муж просто «достал» своими ухаживаниями. Предохранялись молодожены кое-как. На последнем курсе колледжа Любаша забеременела. Маша давила: «Закончи сначала учебу!» — но Любаша вдруг почему-то уперлась: «Аборт — убийство, буду рожать!» В результате Маша фактически написала за сестру диплом.

[blockquote]Самым ужасным в Коле был не диагноз, а характер. Причем винить некого — женщины понимали, что сделали это сами[/blockquote]

Родился Коля. Диагноз — ДЦП. Довольно тяжелая форма. Любаша растерялась. Врачи говорили разное, буквально через одного: кто ободрял и прогнозировал существенные улучшения вплоть до полной социализации, кто обещал непрерывно страдающего овоща и советовал сразу, пока не поздно, от ребенка отказаться. Маша все взвесила и сказала: «У меня семьи нет и не предвидится, я тебе помогу. Будем растить Колю вместе».

Молодой влюбленный муж исчез в течение первых двух лет. Вначале еще как-то формально проявлялся с игрушками, всего в доме сторонился, на сына смотрел с брезгливым страхом, а потом и вовсе растворился в пространстве. Алименты на счет переводил, и на том спасибо.

Три женщины — две сестры и их мать — по возможности работали и растили Колю. Реабилитационные мероприятия были проделаны в полном объеме. К сожалению, в три года к основному диагнозу прибавился еще и эписиндром. Лечили и его. Коля заговорил, но ходить не мог — ползал, вставал у стены или любой другой опоры. Мог ездить, лежа на платформе на колесиках (креатив одного из дружелюбных ухажеров Любаши — в отличие от старшей сестры, младшая отнюдь не отказалась от личной жизни), сидя на коляске, или на трехколесном велосипеде. Когда пришло время, Коля пошел в обычную школу. Учился, конечно, на домашнем обучении, но вполне успевал по всем предметам. Разумеется, с ним опять же много, очень много занимались. В основном, Маша — Колина учеба была на ней. На Любаше были покупки, игры, развлечения, светская жизнь.

Самым ужасным в Коле был не диагноз, а характер. Причем винить некого — женщины понимали, что сделали это сами. Колю с самого начала баловали до невозможности, ему угождали во всем, ему нельзя нервничать и плакать (а вдруг припадок?), ему можно все, и любая его просьба или требование должны быть удовлетворены. А как же иначе? Он ведь и так судьбою всем обделен, тяжело болен и несчастен.

В результате Коля получился капризным, сумасбродным, черствым и даже жестоким. Знает и понимает только свои желания, все прочие люди — обслуживающий его персонал. Если что не по нему — истерика с паданием на пол и отвратительными корчами. В исполнении больного с ДЦП плюс с эписиндромом выглядит угрожающе и устрашающе.

[blockquote]Маша вняла материнскому совету, подумала «про жизнь», оценила все современные возможности и сказала Любаше: ты знаешь, я решила своего ребенка родить[/blockquote]

В какой-то момент, сидя на кухне за чаем (Коля уснул, Любаша где-то гуляла с очередным кавалером), Маша сказала матери: «Ты знаешь, мама, мне его очень жалко, и я к нему привыкла, конечно, но любить я его не могу… А ведь надо же кого-то любить?»

«Подумай, девочка моя, — устало откликнулась мать (в то время она уже была больна, скончалась через два года). — Ты же у меня умная. Придумаешь что-нибудь».

Маша вняла материнскому совету, подумала «про жизнь» (в том числе, в кои-то веки про свою собственную), оценила все современные возможности и сказала Любаше: ты знаешь, я решила своего ребенка родить.

Ожидала плача и упреков: сейчас?! (сестры уже знали о состоянии матери) ты с ума сошла! ты же мне обещала!..

Но услышала совсем другое. Тяжелый вздох и:

— Конечно, Машка, рожай, пока не поздно! Может, хоть у тебя не такой урод получится.

Современные технологии сделали свое дело. Маша родила Витю. Дальше понятно?

Мать не успела узнать диагноз малыша, но успела порадоваться его рождению.

Любаша истерически хохотала:

— Ой, Машка, ну до чего ж мы с тобой везучие! Я ребенка рожала, чтоб с ним в парке бегать и на роликах кататься! А ты — чтоб тебе было любви и ласки! И вот!

Маша погрузилась в депрессию (потом даже от нее лечилась). Любаша, едва не надрываясь, в одиночку тянула семейный воз, нагруженный на троих. И поэтому совсем не сразу сестры заметили…

— А Коля-то твой… — однажды, словно проснувшись, сказала Маша сестре. — С моим Витей… Ты вообще видишь?

— Что вижу? — удивилась Любаша. И вдруг поняла, что не помнит, когда у сына была последняя истерика.

У Маши никогда не было собак, но из прочитанной про аутизм литературы она приблизительно представляла себе, что такое положительное подкрепление. Она пошла к Коле.

— Витя болен. Бабушка умерла, — сказала она. — Я вижу и мать видит, что ты пытаешься нас поддержать, быть человеком, а не инвалидом-эгоистом. Спасибо тебе.

Коля задумался, а потом спросил:

— А Витя навсегда болен? Как я? Или он потом поправится? Станет как все?

— Увы, — честно сказала Маша. — Как все Витя, скорее всего, никогда не станет. Но его состояние может меняться. Это зависит в том числе и от нас. От всех. От тебя тоже.

— Я понял, — кивнул Коля и шустро пополз в угол, где Витя, сидя на одеяле, колотил головой плюшевого мишки об угол дивана.

[blockquote]Коля говорит, что Витя может сам решать примеры на уровне пятого-шестого класса[/blockquote]

***

— Сейчас, спустя пять лет, у них полный симбиоз. Вите будет восемь, Коле четырнадцать. Вы мне, конечно, не поверите, но с Колей Витя выглядит и ведет себя как абсолютно нормальный человек. Они играют, разговаривают, смотрят кино, серфят в интернете. Три года назад Коля научил его читать. Они часто читают одни и те же книги и потом обсуждают прочитанное. Мы подслушиваем под дверью. Ни со мной, ни с Любашей ни один из мальчиков никогда книги или фильмы не обсуждал.

Когда Коля делает уроки, Витя сидит рядом, Коля часто читает ему вслух параграфы, Витя многое запоминает. Иногда задает вопросы. Коля говорит, что Витя может сам решать примеры на уровне пятого-шестого класса. Мне никогда не доводилось этого видеть, со мной Витя регулярно отказывается даже от счета в пределах двадцати. Коля в этом году начал учиться программированию и компьютерному рисованию по скайпу. Витя, разумеется, рядом и тоже пишет небольшие программы.

С нами Витя тоже разговаривает, но стандартными формулами, специальным «роботовским» голосом. Вопросов практически не задает. Сам на контакт выходит крайне редко и очень конкретно. Эмоций не называет и не проявляет, прилагательных почти не употребляет — только междометия, глаголы, существительные и готовые формулы.

Представьте, как мне слышать из-за двери после совместного просмотра очередного фильма: «Коля, но почему же она ему не сказала, чтобы он остался? Он же хотел, и она хотела. Они были бы прекрасной парой…»

— А Коля отвечает?

— Представьте — да. Но мне бы хотелось самой…

— Вы сказали, что у вас ко мне какой-то конкретный вопрос.

— Да. Вите дали место в хорошей коррекционной школе. Там маленькие классы, очень уютная атмосфера, прекрасные педагоги (я смотрела отзывы и сама с ними говорила). Но он отказывается туда ходить. Говорит: только с Колей. Мы говорим: это невозможно, Коле четырнадцать и он на коляске. Он говорит: тогда и я не пойду.

— Инклюзив в той школе, где приписан Коля?

— Абсолютно исключено, я уже спрашивала.

— Что говорит Коля?

— Коля ему говорит: да попробуй ты! А нам: а что он там делать-то будет среди этих отсталых? Он же в этом году со мной «Войну и мир» читать будет…

— А чего вы хотите?

— Мы с Любашей хотим, чтобы он туда пошел. Это же новые впечатления, развитие.

— То есть, с Колей Витя чувствует себя комфортней?

— Несравнимо. Когда мы на праздники всякие инвалидные ездим (Коля, в отличие от Вити, это очень любит, у него друзья там есть), так если Коля рядом, он даже поплясать может или в каком-то конкурсе поучаствовать.

— Тогда вам придется как-то затащить сюда Колю. Думаю, у вас наверняка есть какой-то алгоритм. И еще: я буду говорить с ними без вас.

[blockquote]— Тебе — голубя? Тебе — сувенир? — у Вити в голове явно пыталось уложиться новое знание. — Вражда? Новые люди?[/blockquote]

***

Коля с интересом оглядывался — видно, что ему нечасто приходится бывать вне дома. Витя вел себя намного спокойнее и нормальнее, чем в прошлый раз. Членораздельно поздоровался, подал по просьбе кузена машинку с полки. Потом сел на ковер у его ног. Почти прямо и ожидающе глянул на меня.

Я стала рассказывать мальчикам, как устроен муравейник. Про солдат, рабочих, нянек, матку, которая когда-то летала, а потом всю жизнь не может ходить. Про муравьиные войны, про их строительство, сельское хозяйство.

Слушали с интересом.

— Они все вместе как бы один большой нормальный организм. Умный, потрясающе функционирующий. А вы вдвоем — как бы один маленький муравейник. Понимаете?

Коля кивнул. Витя подумал и сказал:

— Нет! — и уточнил: не понимаю!

— Коля не может ходить. Но ты можешь пойти и ему принести. Ты не умеешь сам многое понимать. А через Колю — можешь. Так?

— Так, — сказал Коля. Витя промолчал.

— Вы дополняете друг друга. Твоя мать рассказывала: до твоего рождения Коля был ужасно капризным. Ты родился — он стал за тебя понимать, тебя учить и сам очеловечился. А теперь тебе надо за него пойти в мир.

— За него пойти в мир… — отзеркалил Витя.

— Ты пойдешь в школу. Там будут новые люди, события, новые возможности, дружба, вражда. Просто — пройти по улице, выйти во двор, побегать, голубя спугнуть, экскурсии какие-нибудь, сувенир купить.

— Голубя спугнуть, сувенир купить…

— Ты все это, новое, куда, кому понесешь?

Витя явно растерялся, занервничал.

— В наш муравейник! — быстро воскликнул Коля. — К нам! Мне!

— Тебе — голубя? Тебе — сувенир? — у Вити в голове явно пыталось уложиться новое знание. — Вражда? Новые люди?

— Коля, — переключилась я. — Я не умею ему объяснять. Я вообще не умею работать с такими детьми. Но ты-то меня понял? Саму идею? Он идет и приносит тебе — где был, что видел, что слышал. А ты помогаешь ему это переработать. Взаимодополнение, да? Но для этого он должен преодолеть себя и идти, как ты когда-то преодолел свою эгоистичность благодаря ему.

— Да, я вас понял. Я попробую. Но мне опять надо будет себя преодолеть.

— ?!

— Отпустить его. Он же всегда рядом, как тень, в рот мне заглядывает. Я привык.

— О да! Потрясающе, что ты это понимаешь. Но ведь тебе тоже надо идти дальше, строить свою жизнь. И вообще: понимать проблему — уже наполовину ее решить.

— Надеюсь, что так, — улыбнулся Коля и вдруг спросил. — А может быть, я тоже когда-то летал? Как та большая муравьиха?

***

В той школе Витя проучился полтора года, и там ему действительно, как и предполагал Коля, просто нечего было делать. Потом Любаша нашла школу, где толерантный директор согласился на инклюзив. Первые три месяца тьютором у Вити был Коля (в школе, по счастью, были пандусы).

Сейчас Витя учится в четвертом классе обычной школы, ему нелегко, два раза в году (весной и осенью) у него бывают серьезные срывы. Но дома его всегда ждет Коля, с которым можно обо всем этом поговорить. Или помолчать.