Дмитрий Миропольский: «Тайна одной саламандры». Отрывок из шпионского детектива
В последние часы своей жизни Моретти рассказала троице и Дефоржу, что появилась на острове, когда лаборанты уже делали анализы крови всех вьетнамских рабочих с плантации. Результаты отправлялись нанимателю, в материнскую лабораторию. Ничего подозрительного в этом не было. Сотня-другая не очень здоровых людей, живущих в спартанских условиях и занятых тяжёлым трудом, — безусловная группа риска.
— Научный эксперимент идеально сочетался с практической медициной, — говорила Моретти. — Множество проб — это богатейший материал для исследований. Рабочие скрывали недомогания, потому что боялись лишиться заработка. Но анализы позволяли мгновенно выявить любую болезнь и любую инфекцию. Больных переводили на карантин в отдельный барак. Я устроила там лазарет и лечила их по самым современным методикам. Мне доставляли лучшие лекарства...
О том, что рабочие на плантации — нелегальные мигранты без медицинской страховки и вообще каких либо прав, Моретти сперва не знала, иначе задумалась бы о причинах такой заботы об их здоровье.
— Но я всё равно продолжила бы делать то, что делала, — добавила она твёрдо.
Когда общая аналитическая часть исследования подошла к концу, лаборанты уехали. Моретти осталась на острове единственным специалистом. В случае необходимости ей ассистировали коммандос из отряда Лока, имевшие квалификацию военных санитаров. Эти же бойцы охраняли лазарет. Благодаря Моретти работы там было немного...
...но дел заметно прибавилось, когда наниматель прислал медицинские карты нескольких десятков рабочих. К удивлению Моретти, мигрантов обследовали с исключительной дотошностью — вплоть до тестов ДНК и составления психологических портретов. Оказалось, эти рабочие за скромную доплату дали согласие участвовать в медицинских экспериментах.
— Вам наверняка известно, как проводятся легальные опыты на людях, — заметил Дефорж. — Вы понимали, что нарушаете закон?
Моретти возразила:
— Я работала во благо, а не во вред. Пациенты подписали добровольное согласие. Мне этого достаточно. На тот момент эксперименты не представляли опасности. Я не чиновник и не юрист, я медик и биолог. Помощь нужна, когда людям плохо, а не когда разрешат помогать. И я помогала. Результаты экспериментов были не просто положительными, они были феноменальными...
Чудеса, о которых говорила Моретти, происходили благодаря инъекциям. Ампулы регулярно доставляли на остров с материка. Моретти собственноручно делала пациентам уколы и при помощи автоматики проводила анализ крови по инструкциям, полученным из материнской лаборатории.
Дефорж показал итальянке снимки пистолетов для инъекций Cynops Rex, и она подтвердила, что пользовалась такими же.
— Вы знали, какой препарат колете? — спросил Мунин.
— Четыре модификации одного препарата, — уточнила Моретти. — Пациенты были разделены на четыре группы. Для каждой в специальном кейсе присылали свою модификацию и свой пистолет. Обычно в таких случаях образцы просто нумеруют, но здесь кто-то проявил фантазию. Образцам дали не номера и даже не названия, а женские имена: Габриэль, Анна- Мария, Изабель и Доминик. Судя по результатам анализов, материнская лаборатория постоянно дорабатывала составы, и я мечтала, что когда- нибудь к именам прибавится Алессандра…
Она невесело вздохнула, вспомнив о своём тщеславии, а на вопрос Евы о цвете растворов ответила:
— «Габриэль» фиолетовая, «Анна- Мария» красная, «Изабель» голубая, «Доминик» зелёная. Очень яркие, перепутать или забыть невозможно.
Троица обрадовалась и огорчилась одновременно. С одной стороны, теперь было известно, что модификаций Cynops Rex минимум четыре, а не три. С другой, не выдержала проверки версия о том, что имена идут по алфавиту и в соответствии с цветами радуги. Моретти подтвердила цвета уже известных вариантов препарата, но из-за голубой «Изабель» стройная схема нарушилась.
Имена, скорее всего, действительно были женскими, как и предполагал Дефорж, но не могли однозначно указать на создателя препарата. Шарлемань — француз, Кашин и Бутсма работали во Франции, Чэнь — профессор тамошнего университета. Другие подозреваемые вроде бы не знали французского, но язык и не нужен для того, чтобы дать разноцветным растворам имена француженок. Мало ли какие у кого ассоциации... Ева пока не могла понять алгоритм, по которому названы модификации Cynops Rex, чтобы с его помощью вычислить автора ноу-хау.
— Короче говоря, в первые месяцы результаты вакцинации были впечатляющими, — подвёл итог Одинцов, выслушав историю Моретти уже во второй раз, только более подробно. — Расскажи, что случилось потом и почему ты написала Чэнь.
Итальянка, с воодушевлением вспоминавшая свои чудесные успехи, сразу сникла.
— Все участники эксперимента заболели почти одновременно. Четыре группы целиком отправились в лазарет на карантин. Симптомы напоминали отравление: изжога, судороги, озноб... Я проверила кухню и ничего подозрительного не нашла. Остальные рабочие ни на что не жаловались. Их анализы были в норме. Я предположила, что отравление вызвано конфликтом привычной пищи с препаратами, которые получали пациенты...
Моретти сообщила о случившемся в материнскую лабораторию. Там должны были всё проверить и выдать протокол для лечения.
— Протокол в доказательной медицине — это строго определённый порядок действий, — пояснила Моретти. — Единая схема: таблетки, уколы, капельницы и так далее. Эксперты разрабатывают протокол для конкретного диагноза, и врачи применяют его ко всем без исключения пациентам. Индивидуальные особенности не учитываются. Протокол — очень спорная вещь, даже, можно сказать, дикая, но в моём случае он давал хотя бы мизерную надежду на спасение десятков людей.
— Вы не могли самостоятельно что-то предпринять? — спросила Ева.
— Первый закон врача — не навреди. Я мало знакома с лечением отравлений, а медицинского справочника в таких случаях недостаточно. К тому же я не знала состава и особенностей препаратов, которые колола пациентам. Я видела только их действие и догадывалась, что болезнь как-то с ними связана. Но мне и в голову не приходило экспериментировать на больных, которым становится всё хуже и хуже...
Эксперты ответили не сразу. Тем временем у пациентов начались кошмары. Из лазарета были слышны крики ужаса. Это сильно беспокоило здоровых рабочих. Пришлось выставить вокруг барака дополнительное оцепление из простых охранников. Они чувствовали себя неуютно и жаловались. Коммандос тоже всё громче заявляли, что не желают быть санитарами в клинике для буйных.
— Лок задобрил своих солдат и охранников, — говорила Моретти. — Раньше на острове действовал «сухой закон», а теперь все они могли пить. Местный виски «Меконг» знаете? Жуткое пойло! Его привозили с материка ящиками. Пьяные охранники осмелели. Пьяные солдаты перестали роптать. И главное — у них притупилась бдительность. До тех пор за мной постоянно следили, когда я выходила в интернет через спутниковый телефон. А тут начали оставлять одну. Я собрала самые важные материалы, улучила момент и отправила их в письме Чэнь. Но до того...
До того пришёл ответ экспертов. Вместо протокола они прислали рекомендации по лечению, причём разные для каждой группы и едва ли не для каждого пациента индивидуально. Впору было радоваться, но эти рекомендации оказались всего лишь небесспорными предположениями: можно лечить так, можно попробовать эдак...
Моретти поняла, что эксперты в замешательстве, а её вынуждают делать именно то, чего она избегала, — проводить медицинские эксперименты на умирающих.
— У меня не осталось выбора, — всхлипывала Моретти. — Я не могла сама разработать протокол. Но если и разработала бы, всё равно с материка мне присылали только те лекарства, которые рекомендовали эксперты. Я не могла сбежать с острова. Но даже если обмануть охрану и найти лодку — нельзя бросить пациентов... Мне пришлось выполнять приказы. И я утешала себя тем, что хотя бы какой- то протокол сработает. Со мной у больных появлялась надежда…
К сожалению, эта надежда таяла на глазах. Рекомендации не действовали: улучшение Моретти заметила в единственной группе. Слабеющие пациенты стали всё чаще впадать в безумную ярость. Наконец, один из них насмерть забил соседа жестяной «уткой». Сбежалась охрана, убийцу пристрелили. Другой пациент бросился на солдата из команды Лока, откусил ему ухо — и тоже получил пулю в голову. Привязанный к лежанке пожилой вьетнамец, у которого не было сил на драку, дождался, пока ему принесут на обед лапшу в миске с палочками для еды, вставил эти палочки себе в ноздри, ударил миской по торцам — и проткнул свой мозг. Обитатели лазарета будто соревновались, выдумывая самые изощрённые способы убийства или самоубийства.
— Вы не представляете, в каком ужасе я жила всё это время, — говорила Моретти. — Ведь я не могла тупо напиваться, как охранники. Это было бы равносильно бегству, даже хуже. Я работала круглыми сутками, до потери сознания, и пыталась спасти хоть кого- то из этих несчастных, но они по- прежнему гибли. Когда Лок узнал о письме Чэнь, он жестоко избил меня, а я испытала облегчение, потому что больше уже ни на что не могла повлиять...
Всего этого Ева, Мунин и Одинцов не рассказали Чэнь. Им было важно, как она прокомментирует исследования своей коллеги, чтобы сделать вывод о том, причастна китаянка к событиям на острове — или нет.
— Думаю, Алессандру потрясла неожиданность пагубных изменений в организмах пациентов и скорость, с которой происходили эти изменения, — говорила Чэнь, сидя на полу в номере Мунина. — Сперва на её глазах сложнейший комплекс вирусов позволил добиться чудесного эффекта омоложения и регенерации. Но дальше чудо вдруг начало так же стремительно само себя уничтожать. Вероятно, создатели препарата одновременно создали или нечаянно включили какой- то смертельный биологический механизм... Попробуйте представить, что творится в душе у медика, когда пациенты гибнут, а он не в силах им помочь. Алессандра была мужественной девочкой. Она продолжала фиксировать клиническую картину и динамику в анализах. Прислала эти материалы мне в надежде, что я смогу интерпретировать их более успешно и предложу какое- то новое решение...
Чэнь повторила, что из ста миллионов вирусов учёными описаны всего шесть тысяч — крошечные доли процента, капля в море. И даже в этой капле немногие угрожают человеку. Но люди со временем изменяются. В том числе физиологически. Вирус, ещё вчера не представлявший опасности, завтра может вызвать эпидемию.
— Фукидид писал об эпидемии чёрной оспы, — встрял Мунин с исторической справкой. — Вирус возник словно ниоткуда в четыреста тридцатом году до нашей эры и уничтожил часть населения Древней Греции. Потом он пропал — и снова объявился через шестьсот лет уже в Древнем Риме. У Галена сказано, что тогда погибли несколько миллионов человек...
Чэнь смерила Мунина долгим взглядом.
— Фукидид? Гален?.. Ваши познания не совсем обычны для специалиста по безопасности, — заметила она, но согласилась: раньше та же оспа не представляла заметной угрозы для человечества. В Библии и других древнейших источниках она не упомянута, хотя их авторы тщательно фиксировали каждую эпидемию, а вирус оспы образовался от четырёх до шестнадцати тысяч лет назад. Или другой пример — многообразные коронавирусы, которые веками убивали только свиней, птиц, летучих мышей и прочую подобную живность, пока не добрались до человека.
— Люди постоянно адаптируются к окружающему миру, а вирусы адаптируются к людям, — продолжала Чэнь. — Пациенты Алессандры стали жертвами инфекции, других причин я не вижу. Какой- то новый вирус атаковал их центральную нервную систему, и она дала патологический иммунный ответ. Организм не успел выработать защиту, потому что из- за препарата перестраивался слишком быстро. У медиков этой защиты тоже нет, они её и не искали: если до сих пор вирус не причинял вреда человеку, зачем от него защищаться? Но теперь он умеет запускать механизм, который поражает головной мозг...
Что это за вирус или комплекс вирусов, Чэнь определить не взялась.
— Судороги и приступы агрессии характерны для бешенства, — рассуждала она. — Но тогда в анамнезе должна быть водобоязнь, а её Алессандра не отметила. Вирусы кори и краснухи могут спать в клетках мозга многие годы и внезапно активизироваться, вызывая изменения личности и слабоумие. Но тогда у пациентов должен возникнуть паралич всей поперечнополосатой мускулатуры, а об этом у Алессандры тоже ни слова… Я изучу материалы, которые она прислала, и позже попробую ответить более подробно.
— Давайте вернёмся к другому вопросу, — предложил Одинцов. — Кто настоящий убийца? Не стрелок, не исполнитель, а заказчик. На кого могла работать Моретти? Кто создатель препарата? Только ему была выгодна её смерть.
На кукольном лице Чэнь промелькнуло недоумение.
— В чём выгода? Алессандра уже рассказала всё, что могла, и даже разослала основные материалы исследования. Зачем её убивать?
— Месть, — коротко бросила Ева.
— Она могла дать свидетельские показания в суде, — добавил Мунин...
...и поперхнулся минеральной водой, когда Одинцов неожиданно заявил, обращаясь к Чэнь:
— Логика убийцы известна вам намного лучше, чем любому из нас.
Некоторое время китаянка осмысливала услышанное. Потом вскинула голову и переспросила:
— Хотите сказать, Алессандру убила я?!
Одинцов неопределённо двинул полуседой бровью.
— Вы или кто-то из ваших коллег — пусть разбирается полиция. Моретти убил крупный учёный. Может быть, даже гениальный. Это ваш круг общения и ваш уровень, а не наш. Вам намного проще поставить себя на место убийцы, чем нам, я только это имел в виду.
— Миссис Чэнь, — вмешалась Ева, — вы всячески подчёркиваете, что Алессандра — близкий вам человек. Но у меня почему- то нет ощущения, что вы её жалеете.
Чэнь, просидевшая весь разговор на полу с поджатыми ногами, поднялась легко, как девочка, и со странными нотками в голосе повторила за Евой:
— Жалею?!.. Нет. Конечно же, нет! Я ей завидую.
— В каком смысле? — не понял Мунин.
— На этом конгрессе собрались лучшие мировые специалисты в области продления жизни. — Продолжая говорить, китаянка складывала в сумочку всё, что принесла для процедуры чжэнь-цзю. — Но когда они узнают об Алессандре, поверьте, каждый будет ей завидовать.
Она видела то, о чём все мы пока только мечтаем. Она держала в руках вакцину от старости, она с ней работала… Настоящий учёный готов на любые жертвы ради победы над смертью. На любые! Отдать собственную жизнь за великую идею — это не наказание, это награда.
— Погибшие мигранты думали иначе, — не сдержался Мунин.
Чэнь молча пошла к выходу, даже не взглянув на него, но обернулась, когда Ева спросила вдогонку:
— И что вы будете делать, когда победите смерть?
— Маленькая улитка ползла вверх по склону большой горы, — сказала Чэнь. — Над ней смеялись: «Предположим, случится невозможное и ты доползёшь до самой вершины. Что дальше?» Улитка отвечала: «Я ползу не вверх, я ползу в себя, а я бесконечна».
Приобрести книгу можно по ссылке.