Королева наших сердец. Памяти Инны Чуриковой
Королевы уходят. Под Старый Новый год прекрасная Инна Чурикова покинула нас.
В последнем фильме Глеба Панфилова по повести А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» у нее была крошечная, почти бессловесная роль.
Один только план. Один взгляд из-под серого пухового платка, какие раньше носили деревенские жительницы. Один жест исхудалой руки, крестящий остающихся или тех кому, предстоит долгая дорога. Кто эта женщина? То ли Богоматерь, явившаяся во сне несчастному зэку, то ли сама Россия, глядящая на него с нежностью и состраданием. Родина моя — ты и есть Инна Михайловна Чурикова. Великая актриса, великая душа…
Вчера, когда я подавал панихидную записку за упокой ее души, мне служительница сказала строго, что писать ее имя надо через одно «н». Получается, Ина. А я и не знал. Впрочем, можно было и догадаться. Иная, другая, не похожая ни на кого. Имя-судьба. Так ведь и вышло.
Почему-то сейчас вспомнил, как еще с родителями смотрел ее первый с Панфиловым фильм «Во огне брода нет». Его тогда случайно показали по ТВ в ноябрьские праздники 1968 года. Начальство недоглядело. Фильм-то был под запретом. Потом у тех, кто разрешил показ, были большие неприятности. Мне это спустя много лет Глеб Анатольевич Панфилов сам рассказывал. Но тогда ни я, ни мои родители ничего этого, разумеется, не знали, а просто сидели как вкопанные, ошеломленные этим фильмом про Гражданскую войну, о том, как брат пошел на брата. А между ними — девушка, санитарка, а еще и художница Таня Теткина. Сестра всем. И красным, и белым. Странное, инопланетное и одновременно очень земное существо, как будто задуманное природой, чтобы любить, исцелять, творить, писать свои невероятные картины. Кажется, со времен «Дороги» Феллини и Джельсомины — Джульетты Мазины мир не знал такой актрисы. Они обе — и наша Чурикова, и итальянка Мазина — одной породы. Клоунессы! И преданные жены своих великих мужей, добавлю я от себя.
Панфилов рассказывал, как искал именно Чурикову на роль Теткиной. Случайно увидел какую-то театральную сцену по телевизору. Имени актрисы не запомнил. Измучил своих ассистентов, которые перерыли весь архив «Мосфильма» и Студии им. Горького, уже отчаялись ее найти. А тем временем Инна Чурикова жила-была, играла в ТЮЗе разных белочек и лисичек, снималась в эпизодах, которые запоминались ярче, чем главные сюжеты. Кто не помнит ее Белокурую Жози из «Неуловимых мстителей»? Или как она переиграла великую Татьяну Доронину в маленькой эпизодической роли в «Старшей сестре»? Как она там говорила: «Любовью оскорбить нельзя» — и поднимала лицо вверх, чтобы никто не увидел ее слез! В этот момент это была сама Любовь. Кто видел, не забудет никогда.
Но, наверное, она так этой актрисой эпизода и осталась, если бы на ее пути вдруг не возник бровастый и упрямый красавец из Свердловска, молодой кинорежиссер Глеб Панфилов. Впрочем, она тоже была девушка непростая. Профессорская дочь. Мама, Елизавета Захаровна Мантрова, была профессор, преподавала в Университете. Всю жизнь занималась землей, почвами. Дожила до очень преклонных лет. Инна ею бесконечно гордилась.
Не знаю, профессорство ли мамы, или какие-то другие жизненные обстоятельства, но в Инне Михайловне всегда чувствовалась какая-то внутренняя основательность, врожденное благородство манер, душевного строя, жизненного уклада.
Она не умела и не любила торопиться. Была приветлива, смешлива, добра. Глядя на нее, я часто ловил себя на том, что так выглядели в прошлой жизни русские барыни. Цветы, собаки, дом с колоннами, руки в кольцах… Ей все это очень шло. Это была еще одна ее прекрасная роль, умело срежиссированная Глебом Панфиловым, но оставшаяся как бы за кадром. Кто мог ее видеть в этих шляпах на Николиной горе? Лишь избранные счастливцы, гости знаменитой четы…
На самом деле Инна Чурикова прежде всего народная артистка. Не по званию и многочисленным регалиям, которыми совсем не была обделена, но по самой своей сути. По гениальной отзывчивости своей души и актерского дара, которому было подвластно все: и Шекспир, и Чехов, и Петрушевская, и Островский, и Птушкина…
Выглядела она как хотела. Но, если требовалось, легко могла преобразиться в ослепительную красавицу, а если надо, то и в сказочную уродину.
Она не боялась быть некрасивой, потому что доподлинно знала, что при любом освещении и при любом операторе будет неотразима. Чурикова из последних магических существ русской сцены и экрана, которые одним своим присутствием способны были оправдать любой режиссерский замысел и возвысить любую самую рискованную концепцию.
Помню ее на премьере «Гамлета» в 1987 году, первый спектакль Панфилова в Ленкоме. Она там была Гертрудой. Lady in Red. И эти ее алые одежды, которые полыхали как костер, и сама она, одержимая театральным замыслом мужа, кажется, готова была зажечь и за вялого Гамлета, и за робковатого Клавдия, и за всех актеров бродячей труппы. Ее королева задыхалась от чужого бессилия и нерешительности. Она должна была действовать. Во всех ее героинях, и ранних, и поздних, жила ее несыгранная Жанна д’Арк.
Почему тогда Панфилову на гребне успеха «Начала» не дали снять фильм про Орлеанскую деву? Чего так испугались начальники? А вот Чурикову и испугались — этих ее безумных, сверкающих священным огнем глаз, неистовства блаженной праведницы, этой ее чистоты и веры. В обезбоженной стране развитого социализма не могло быть места чуду, как не было места и святым. Пусть даже и на экране.
С Девой тогда не получилось, пришлось переключиться на роли матерей. Произошло это для Чуриковой, надо признать, без особого усилия. Есть актрисы, которые оттягивают этот момент до последнего. Перейдя на роли мамаш, Офелию больше не сыграешь. Но в судьбе Инны Чуриковой все было ровно наоборот. Ей надо было сыграть Офелию в сложном и спорном спектакле у Андрея Тарковского, чтобы на премьере узнать, что она станет мамой. Сын Ваня — счастье и смысл ее жизни. Она его обожала. И мучилась бесконечно, когда вынуждена была оставлять его ради съемок, долгих экспедиций и гастролей. Но думаю, что отчасти благодаря ему стали возможны и ее Васса Железнова, и Ниловна, и Филумена Мартурано, и Аркадина, и Кручинина, и Ирина в «Трех девушках в голубом»… Что-то очень важное Чурикова знала про этих женщин. Что все они сестры, родные, близкие люди. Она так их играла, так чувствовала, понимала. «Все люди братья, — говорила она в финале “Трех девушек”, — а некоторые еще и сестры». И зал замирал, понимая, что эти слова обращены ко всем пришедшим, ко всем пострадавшим на личном фронте, но все же надеющимся на спасение.
Член семьи, родная душа, особенно когда она пела «Траву у дома» в фильме «Курьер». Небольшая роль второго плана. Опять мама героя. Один эпизод, а сейчас ничего и не вспомнишь из этого суперуспешного фильма, кроме Чуриковой.
Жизнь подарила мне возможность наблюдать вблизи Инну Михайловну и Глеба Анатольевича, когда вместе с фотографом Владимиром Васильчиковым и стилистом Елисеем Косцовым мы снимали обложку для журнала «Сноб». Они тогда как раз готовились к премьере спектакля «Аудиенция», где Чуриковой предстояло войти в образ Елизаветы II. Мне тогда показалось, что ей близок характер английской королевы, сам тип королевского самосознания, который во многом определяется врожденным чувством долга, верой в собственное предназначение. Причем верой без показного фанатизма, а скорее, с насмешливой и усталой мудростью женщины, много чего повидавшей и пережившей, которая умеет демонстрировать не только безупречные манеры в самых разных жизненных ситуациях, но и прежде всего здравый смысл.
Было у Чуриковой с Елизаветой и несколько очевидных совпадений: один брак и одна любовь на всю жизнь, верность собственному призванию, страсть к садоводству и, наконец, нежная привязанность к собакам породы корги. Разве мало? Тогда с Панфиловым они завели двух собачек: Лесли и Сюзи. Еще было непонятно, состоится спектакль или нет, а они уже были — два рыжих, гладкошерстных создания с умными лисьими мордочками, словно сбежавшие с домашних фото, где Елизавета позирует в окружении своих четвероногих любимцев. На наши фотографии они тоже попали. Был там во время съемок и один магический миг, когда я попросил Инну Михайловну повернуться в профиль и просто посмотреть в окно. И она кротко подчинилась, как подчинялась всегда требованиям режиссера на съемочной площадке. Но, Боже мой, как она это сделала! Сколько в этом было королевского достоинства. Какой кадр получился! В итоге он пошел и на обложку, и на афишу, и на рекламный буклет. И даже сейчас первое, что я увидел в ленте фейсбука*, — ту нашу фотографию. Ее выложил Иван Панфилов со словами Королевы из пьесы «Аудиенция»: I did not expect that grief can cause such acute physical pain. I mourn. Can not be conveyed in words («Не ожидала, что горе может причинить такую острую физическую боль. Я скорблю. Не передать словами»). Это точно, не передать…
Почему-то сейчас вспомнилось, как Инна Михайловна рассказывала мне, что, когда она родилась в далеком 1943 году в городе Белебей, их с мамой долго не возвращали обратно в общую палату. Так что другие роженицы даже заволновались: жива ли?
И вот они на пороге. Мама держит на руках крошечную Инну и торжественно говорит, обращаясь к своим товаркам: «Вы посмотрите, какая у меня королевна».
Вот так она пришла в нашу жизнь и ушла из нее. Королевой!
* Facebook принадлежит компании Meta, признанной экстремистской организацией и запрещенной на территории РФ.
Церемония прощания с Инной Михайловной Чуриковой состоится в храме Христа Спасителя, в верхней церкви храма, 17 января 2023 в 11.00. Похороны пройдут на Новодевичьем кладбище.