Анна Ахматова. Сложное сердце

Эта история началась для меня со звонка петербургского историка моды и искусствоведа Ольги Хорошиловой. В Музее А. А. Ахматовой потрясающая программа с ароматами, сказала Оля.

— С чем, с чем? — не поверил я своим ушам.

— С ароматами, которые специально разработаны для экспозиции профессиональным парфюмером.

Вообще дегустация парфюмов — это что-то из прошлой гламурной жизни. А тут серьезный музей, который никогда не был замечен в экспериментах, больше подходящих для глянцевого журнала... Сразу вспомнился длинный унылый коридор квартиры, выкрашенный зеленой масляной краской, с закутком для сиротского ложа Левы (Льва Николаевича Гумилева — сына Ахматовой). Коммунальная кухня со всеми полагающимися аксессуарами: керосинки, бидоны, кастрюли, цинковые корыта для стирки белья. Да и обстановка в комнатах хозяев воображение любителей исторических интерьеров вряд ли может поразить: все довольно скромно. Без антикварных изысков и излишеств модерна. Обеденный стол под розовым шелковым абажуром, массивная мебель красного дерева, которая раньше водилась во всех ленинградских профессорских домах, гнутые венские стулья. Конечно, книги, много книг… Но даже те немногие подлинные вещи, которые сохранились от женской жизни Ахматовой, меньше всего тянут на будуарную музейную историю. Одна пудреница, два-три флакона, несколько милых дамских безделушек. Она все это любила. И в мемуарах где-то даже промелькнула важная фраза: «Это было время, когда я заказывала шляпы». А значит, наверняка были и любимые духи. Какие? Что за фирма? Известен ли аромат?

Но новая экскурсия совсем не про это. Ее автор Алексей Мазуров, лингвист, историк, глубокий знаток поэзии Серебряного века, начал не с архивных изысканий, а со стихов самой Анны Андреевны. Оказалось, что они буквально «дышат» самыми разными ароматами и запахами.

Больше всего его сразила «Небывалая осень» — стихотворение 1922 года, посвященное Николаю Пунину. Собственно, именно тогда начался их роман, который радикально переиначил Ахматовой всю жизнь. В 1923 году она окончательно переедет в Фонтанный дом, который на ближайшие тридцать лет станет ее главным адресом. Тогда же будет написана строка «И крапива запахла, как розы, но только сильней», дающая ключ ко всей концепции Мазурова. Конечно, тут можно вспомнить и «Можжевельника запах сладкий от горящих лесов летит», и «Свежо и остро пахли морем / На блюде устрицы во льду», и «Привольем пахнет дикий мед…»

У каждого периода в жизни Ахматовой есть свой тайный аромат, cвое «сложное сердце», как говорят профессиональные парфюмеры. Но как его разгадать? Как дать почувствовать посетителям музея? Да и зачем все эти сложности и изыски, когда, кажется, чего проще: открой том стихов и читай?

А вот тут начинается самое интересное. А если ты не можешь их прочесть? Если любой поход в музей сопряжен с мучительным процессом осязания и узнавания малопонятных объектов?

Алексей Мазуров задумал свою экскурсию прежде всего для людей слабовидящих, с необратимыми дефектами зрения. Надо признать, что Музей А. А. Ахматовой по этой части абсолютный лидер и первопроходец. С самого начала 2000-х годов тут разрабатываются специальные экскурсии и программы для людей с особенностями здоровья. Глухие, слабовидящие, слабослышащие, опорники… Алексей уверенно перечисляет группы людей, о существовании которых многие из нас редко задумываются. Сам инвалид-колясочник, он не понаслышке знает об их проблемах и убежден, что им не подходит обычная экскурсионная программа. Надо каждый раз придумывать что-то из ряда вон. Здесь и сейчас.

Так возникла идея поиграть с ароматами как с самыми сильными и действенными возбудителями, пробуждающими фантазию и мысль. Оставалось дело за малым — найти профессионального парфюмера, способного вдохновиться этой идеей. Неожиданно он возник на пороге Ахматовского музея. Зовут Матвей Щербинин. Двадцати с чем-то лет. Весь в татуировках и серебряных перстнях. По прошлой жизни — модель в фешн-индустрии. Потом переориентировался на сферу психологического консультирования и одновременно занялся составлением парфюмерных композиций.

Алексей Мазуров задал темы нескольких экскурсионных новелл, а Матвей подобрал для них те ароматы, которые лучше всего, по его ощущению, передавали бы настроение самой экспозиции.

Например, один из главных пунктов экскурсионной программы — «Предвоенная комната». Ахматова переехала сюда 19 сентября 1938 года, когда они с Пуниным приняли решение разойтись. Конечно, было бы правильнее ей вообще съехать из Фонтанного дома. Но не сложилось.

Это время самых горьких ее испытаний: одиночество, отверженность, страх за судьбу сына, за жизнь ближайших друзей… «А в комнате опального поэта дежурят страх и муза в свой черед. / И ночь идет, Которая не ведает рассвета». Эти строки из стихотворения «Воронеж», посвященные Осипу Мандельштаму, вполне подходят и для самой Ахматовой. Позднее именно здесь будут записаны, а потом сожжены стихи «Реквиема». Она отчаянно боялась их держать дома. Лишь самым близким и доверенным друзьям, молча, опасаясь прослушивания, показывала отдельные стихи и тут же их сжигала в пепельнице. У Лидии Корнеевны Чуковской в «Записках об Анне Ахматовой» находим точное описание: «Это был обряд: рука, спичка, пепельница, — обряд прекрасный и горестный». И… светский разговор для всеслышащих стен: «Как рано в этом году наступила осень...»

— Мы хотели, чтобы в этой комнате человек ощутил душевное состояние Ахматовой, — говорит Алексей. — Чтобы ему тоже стало одиноко, горько, страшно. Оказывается, этих ощущений можно добиться соответствующей композицией запахов.

— И что же это за запахи? — спрашиваю я.

В разговор вступает Матвей:

— Доминирующая нота в «Предвоенной комнате» — запах сырой кладбищенской земли, смешанный с запахом тлена и прокопченного металла. А еще аромат пепла, тревожная, будоражащая нота. На первой же экскурсии для слабовидящих мы убедились, что наш замысел был мгновенно считан, прочувствован и понят.

А вот с восприятием кухни оказалось сложнее. Никто из молодых не смог ответить на вопрос Алексея Мазура, чем пахли ленинградские кухни 30-х годов прошлого века. Версии были самые разные, но правильный ответ один: керосин. Тогда все готовили по большей части на керосинках и примусах. И домработница Пуниных не была исключением.

Но конечно, в жизни Ахматовой были самые разные времена. Было и недолгое счастье, и большая любовь, и чисто женские попытки свить собственное гнездо. Обо всем этом — композиция ароматов «Кабинета Н. Пунина», где с ходу сразу и не определишь, мужской это запах или женский? Тут и восточные мотивы — как известно, Н. Н. Пунин был куратором большой выставки русского искусства в Японии. И горьковатый запах акварельных красок — по стенам кабинета развешены несколько акварелей, подарки известных художников. И аромат рисовой пудры, аромат женщины, незримо присутствующей в кабинете. Ведь в разгар их романа Ахматова жила в этой комнате

— Это очень сложный запах, — объясняет Матвей, — с преобладанием пудровых нот. Мне хотелось добиться баланса женского и мужского начала, внутреннего диалога, который Ахматова вела с Пуниным всю жизнь, и даже после того, как они расстались.

— Поскольку мы имеем дело с такой непостоянной субстанцией, как запах, — рассказывает Алексей, — то все время приходится приспосабливать свой рассказ к меняющимся обстоятельствам. То запах становится более резким и отчетливым, то, наоборот, бледнеет и угасает. Отсюда установка на импровизацию. Наши посетители тоже включаются в эту игру. И конечно же, помимо запаха и работы с воображением, мы включаем и другие интерактивные элементы, подсказанные самой Ахматовой. Например, гадание на томе стихов Ф. Тютчева. Известно, что в сложные минуты жизни она обращалась к стихам Федора Ивановича и часто находила там нужный совет или верную подсказку. А в новелле «Пепел» мы еще используем звук. За стеной слышится траурный звон метронома, который усиливает ощущение несчастья, делая его более правдоподобным.

И все-таки накануне Нового года хочется думать о счастье, каким бы несбыточным оно ни было в трудных обстоятельствах ахматовской судьбы. Есть ли у счастья запах, спрашиваю я Матвея Щербинина.

— Да, это запах какао. Я вычитал из воспоминаний, что, когда Ахматова вернулась из эвакуации в Ленинград, ей кто-то из друзей подарил к Новому 1945 году лендлизовскую пачку американского какао, вкус которого она успела забыть. Впервые за годы войны она сварила себе чашку какао. И этот мирный, довоенный аромат вдруг наполнил ее душу необъяснимым предвкушением счастья. Теплый, терпкий запах, способный заглушить любой мрак и успокоить тревогу. Я только добавил немножко специй для контраста.

Конечно, я не мог не поинтересоваться: можно ли посещать эту экскурсию всем? Выяснилось, что музейный проект Алексея Мазурова пользуется таким успехом, что желающих услышать ароматы, созданные Матвеем Щербининым, гораздо больше, чем может вместить скромный метраж мемориальной квартиры-музея Анны Ахматовой. И тем не менее три экскурсии с ароматами запланированы на январь: «Красный», «Пепел» и «Акварель». В планах музея и другие интерактивные проекты.

Мы не знаем, какие духи предпочитала сама Ахматова. Спрашиваю напоследок Матвея, если бы такая возможность у него была, какой бы аромат он сочинил для главной героини Фонтанного дома.

— О, это был бы табачный запах. Ведь Анна Андреевна много курила. Это был бы флер из табака, весенних цветов, печеного миндаля... Такие женщины, как она, никогда не раскрываются до конца. И в то же время мне хотелось бы сочинить максимально внятный парфюм с отчетливым ароматом папирос тех лет. Я бы создал очень сложное сердце композиции, чтобы каждый в нем почувствовал что-то свое, родное. И в то же время в этом аромате, посвященном Ахматовой, должна присутствовать тайна.

Автор благодарит сотрудников отдела гостеприимства Музея А. А. Ахматовой г-жу Христину Невоструеву и г-жу Светлану Прасолову за помощь в подготовке этого материала @akhmatova.museum