Что такое проектное воспитание?
Пришло по почте письмо от Ирины из Великобритании, а в нём вот такой вопрос:
«Здравствуйте, Екатерина Вадимовна!
…
У меня двое детей, 4 года и 11 лет.
…
В одной из своих лекций вы в числе прочего сказали: “…ещё одной хорошей иллюстрацией этого тезиса может быть так называемое “проектное воспитание” детей, в последние лет 10–15 характерное для московского менеджмента…”
Я сейчас живу не в Москве и даже не в России, но плотно общаюсь и с друзьями, оставшимися в России, и с русскоязычной диаспорой здесь, и почему-то мне кажется, что меня это вот прямо очень касается.
Не могли бы вы, пожалуйста, в одном из своих материалов рассказать об этом “проектном воспитании” детей поподробнее? Что оно такое? Как и почему возникло? Какие у него цели, плюсы и минусы? И как вы сама на самом деле к нему относитесь (из вашей лекции это как-то не очень понятно)?
Спасибо.»
Тема показалась мне достаточно актуальной, чтобы сегодня об этом поговорить. Итак — проектное воспитание.Для начала, мне кажется, нам надо поставить словосочетание в контекстный ряд. Какие у нас ещё бывают воспитания? Так, чтобы словосочетание было в языке устойчивым и все приблизительно одинаково понимали, что за ним стоит.
● Аристократическое воспитание.
● Дворовое воспитание.
● Дворянское воспитание.
● Армейское воспитание.
● Деревенское воспитание.
Это вот то, что первым пришло в голову навскидку и с чем, в общем-то, более-менее всё ясно. Если в книжке про кого-то пишут: «Он получил дворянское воспитание», или кто-то про себя говорит: «Вырос я в деревне, и воспитание у меня было обычное деревенское», — нам всем приблизительно понятно, как именно эти два человека были выращены и воспитаны.
Когда у нас современное проектное воспитание возникло и оформилось в отдельный вид? Мне кажется, что где-то на рубеже тысячелетий.
Где практикуется? Почти исключительно — в крупных городах. В мелких — только в виде исключения, у очень амбициозных родителей, у которых, тем не менее, по каким-то причинам (они могут быть и идеологическими) не хватило задора для того, чтобы перебраться в город покрупнее.
Для кого характерно? Преимущественно родители с высшим, но не университетским (здесь я имею в виду то, что называлось «университетом» при советской власти) образованием и наличием развитого системного мышления. Видят жизнь и мир в целом как систему достаточно жёстких алгоритмов: «Если…, то…». Очень большая часть вовлечённых — люди, которые получили то или иное «менеджерское» образование и работают, условно говоря, «организаторами» того или этого. Какой-то (не очень большой, но существенный) процент — неработающие (кто-то содержит и женщину, и детей) женщины.
Кто по полу? С огромным количественным отрывом инициаторы и исполнители «проектного воспитания» — женщины, матери. Мужчины, отцы, если они есть в семье, чаще всего «на подхвате»: отвезти, привезти, потребовать, оплатить. Соглашаются с планами жены, но идеологами и даже основными исполнителями бывают крайне редко (но, впрочем, иногда всё-таки бывают — это тоже со счетов сбрасывать нельзя).
Суть проектного воспитания заключается в том, что ребёнок рассматривается как долговременный проект, который нужно за некоторое, известное (например, 22 года) время реализовать, вложив туда некоторое (значительное) количество времени и ресурсов, и получить на выходе понятный и известный заранее же результат, например — качественно образованного в престижном вузе молодого человека, физически развитого в соответствующих секциях, знающего, дополнительно к русскому, два языка (английский и ещё какой-нибудь), разбирающегося в музыке и умеющего играть на фортепиано, а также умеющего водить машину, обладающего вкусом к качественной одежде, пище и интеллектуальным развлечениям. Ещё он должен читать хорошие книги и смотреть хорошее кино. Хорошесть и ассортимент всего вышеназванного определяются вкусом родителей, чаще — матери. А если ещё точнее и честнее — то теми мыслями и образами, которые могут возникнуть у любого нормально образованного российского человека после длительной медитации на самый известный портрет Антона Павловича Чехова в сочетании с беглым просмотром какого-нибудь современного интернет-паблика, претендующего на «модность» и «интеллектуальность» одновременно. Да, «Сноб» тоже подходит.
К проектному воспитанию часто приступают ещё на этапе до зачатия ребёнка. Сюда входят все разумные мероприятия по укреплению здоровья будущих родителей, приобретение соответствующего жилья, учитывающее будущее прибавление семейства, и прочее такое.
Прямо на рубеже тысячелетий детей было принято начинать «развивать» уже во внутриутробном состоянии, сейчас с этим стало вроде бы полегче.Маленькие дети, ещё по определению не обладающие никакой субъектностью, как правило, легко и непринуждённо вписываются в родительский проект. Они послушно и даже весело выучивают алфавит в два года, делают задорные картинки из манной кашки, заучивают английские стишки и смотрят «добрые мультики без всякой агрессии» два раза в неделю по полчаса.
Потом (в разное время) могут начаться всякие сложности. Какие именно? Перечисляю, основываясь на своих практических наблюдениях, в порядке убывания частотности.
1. Изменения происходят в позиции матери. Например, матери всё это надоедает. Или у неё заканчиваются силы и/или задор вкладываться в проект 24/7. Или — она рожает второго (третьего) ребёнка, и на два (три) проекта у неё просто не хватает времени. В конце концов, мать просто взрослеет.
2. Изменения происходят в позиции ребёнка. Он становится старше, сильнее и начинает более-менее сознательно сопротивляться проектным установкам родителя. Не хочу слушать Моцарта — хочу кей-поп. Не хочу читать Флобера — хочу серию «Коты-убийцы». Не хочу смотреть лекции по геологии — хочу блогера Влада А4. (Это, на самом деле, очень позитивный вариант развития событий: ребёнок обретает субъектность, видит собственные цели развития, способен их сформулировать и имеет силы их отстаивать.)
3. Негативный вариант пункта два: ребёнок не сопротивляется и не формулирует никаких альтернативных целей. Пассивный протест. Он просто последовательно по всем фронтам саботирует родительские усилия — перестаёт делать уроки, прикладывать усилия в школе, посещать кружки и секции, постоянно жалуется на усталость и сниженное настроение, пугает родителей разговорами о депрессиях и суицидах.
4. Изменения в течение жизни проекта происходят в общественных установках, и мать оказывается к ним чувствительна. Оказывается, во всём цивилизованном мире уже установили, что для качественной подготовки к жизни надо не программированием и геологией заниматься (это всё будут роботы и нейросети делать), а развивать «софт-скиллы», и именно это потребуется в будущем. О, разворачиваемся на марше! Ребёнок посещает психолога и тренинги, ему находят школу с соответствующими декларациями и программой, мать говорит с ним об эмоциях и извиняется за то, что у него в позапрошлом году было четыре дополнительных урока китайского в неделю, и это, конечно, нанесло ему психологическую травму. Ребёнок снисходительно извинения принимает.
Бывает ли так, что все вышеперечисленные трудности за время реализации проекта не возникают вовсе? Бывает. Сколько бы я дала на это процентов? Приблизительно 15–20. Такие дети, как правило, перенимают «достигаторскую» цель родителей и на каком-то этапе сами включаются в тот самый проект: допоздна делают уроки, тщательно, до обмороков и головокружений, готовятся к экзаменам, прилежно занимаются с репетиторами, лихо и слегка придурковато копят всякие грамоты и олимпиадные дипломы. Получают своё собственное удовольствие от — могу, достигаю, смотрите, какой я крутой!
Некоторые (самые умные из них) в доверительном разговоре не без грусти признаются: ну смотрите, родители в меня уже столько всего вложили, ну как же я могу теперь обмануть их ожидания! — то есть у них уже всё отрефлексировано, и они сами признали себя не своим, а чужим проектом. И согласились с этим.
Какие сложности возможны «на выходе из проекта» (когда бы и по какому бы поводу он ни случился)?
А) Главное и самое неприятное — ребёнок фактически вырос, но так и не понял, кто такой он сам и «кем он хочет стать, когда вырастет». Обосновывая свои выборы, такие юноши и девушки рассказывают про институты престижные и профессии денежные, творческие и перспективные, но почти не упоминают, собственно, о себе. Их как будто и нету. Они себя не чувствуют. Они — удачно реализованный и фактически завершившийся проект. А дальше что? Они не знают. А что же родители? Они говорят: мы дали всё, что могли, а теперь — решай сам. А вот этому-то как раз его и не научили. Дальше, как вы сами понимаете, возможны варианты — от вполне благополучных до весьма печальных.
Б) Нарушение детско-родительских отношений в результате того, что на каком-то этапе реализации проекта возникает следующая расстановка сил: «Я уже столько вложила, сейчас ты сам своего блага не понимаешь, я умнее и опытнее, знаю, что делаю, и я тебя заставлю». Сама по себе эта расстановка не такая уж плохая и достаточно традиционна для всех обществ и эпох. В «проектном воспитании» она часто утяжеляется пунктом А, то есть тем, что ребёнок не ощущает, «от имени кого» ему следует последовательно и более или менее конструктивно противостоять имеющемуся родительскому давлению, и уходит в апатию и хроническую неопределённую тревожность («что-то в моей жизни идёт не так, но как это исправить, я не знаю»). Но на вопрос «кто виноват?» он, разумеется, знает ответ и при встрече с психологом или даже тематическим постом в интернете с облегчением для себя его озвучивает: ну конечно, виноваты родители!
Есть ли у проектного воспитания детей достоинства? Разумеется, есть, иначе оно бы и не появилось! В чём они заключаются?
Точка развития и смыслового приложения усилий родителя, в первую очередь матери. То самое, что было в нашем позапрошлом посте про психологизацию: я знаю, что и для чего я делаю, и у меня есть план! В ситуации нынешнего «дефицита смыслов» пункт важнейший.
В условиях почти полного отказа от воспитания детей и подростков практически всех традиционных, веками приспособленных для этого общественных институтов (религия, школа, община, двор, рабочий коллектив) — тут у нас есть хоть что-то, что хотя бы декларирует, помимо образовательных, ещё и воспитательные цели.
Есть последовательный план развития знаний и навыков у этого конкретного ребёнка. Есть внятная система промежуточных результатов, по которым можно контролировать процесс развития.
Есть единый «менеджер проекта», который в каждой точке понимает, что происходит, и может отследить прогресс, регресс и точки бифуркации.
И наконец: как я сама отношусь к «проектному воспитанию»?
Да вы знаете, уважаемые читатели, я вот прямо сейчас подумала и поняла, что никак особенно и не отношусь. Или отношусь так же, как и ко всем остальным видам воспитания. Все они имеют свои достоинства и свои недостатки, все они — продукт текущих общественных и личных обстоятельств.
При абсолютизации самой парадигмы — все приносят скорее вред; при более «мягком» применении — как-то всё-таки обустраивают и алгоритмизируют процесс выращивания ребёнка.
Моё собственное мнение я могу, пожалуй что, сформулировать так: как бы вы ни выращивали своих детей, отведите в этом процессе для них время и место, где и когда они могли бы, условно говоря, «повыращивать себя сами», то есть повыпендриваться и набить шишек, попинать балду и растечься грязной лужицей жалости к себе, а также — и практически одновременно — поучиться самоконтролю, самообузданию, самостремлению и т. д., и т. п. Одно важно — вас и ваших установок там и тогда, в это время и в этом месте, должно быть по минимуму.