Что будет с «Дикой мятой» через год. Репортаж с фестиваля и разговор с его основателем

Буддисты за «Дикую мяту»

В пазике-трансфере, который доставляет на фестиваль от станции «Тарусская», среди молодежи с рюкзаками и пакетами спиной к лобовому стеклу сидит хиппи лет 50–55. Уткнувшись лицом в затертый спальник, он дремлет большую часть пути. У него почти черный равномерный загар, широкая серебряная цепочка два раза обхватывает запястье, на шее бусы, длинные волосы почти полностью седые. На середине пути он поднимает лицо из складок спальника и громко говорит своей намного более молодой попутчице, которая сидит в паре рядов от него: «Бодрее вид, веселиться едем», широко улыбается и через полминуты снова опускает лицо в спальник.

На досмотре при входе на фестиваль работает полиция. Один из правоохранителей досматривает рюкзак атлетично сложенного блондина с сиреневым оттенком волос. Опустив руку в чехол с палаткой, силовик медленным движением вытягивает бутылку с темно-рыжей жидкостью. Аккуратно, как фамильную драгоценность, подносит ее к лицу и спокойно произносит: «О, французский бренди». Разворачивается, делает шаг к столику с другими бутылками и говорит как будто самому себе: «Вы сделали наш вечер». Но после просьбы вернуть бутылку, чтобы распить ее за территорией фестиваля, полицейский в замешательстве отдает ее обратно.

В этом году на «Дикой мяте» много полиции, кажется, существенно больше, чем обычной охраны. Группы по три-четыре силовика встречаются на фестивале за каждым углом. Угрозы совершения каких-либо противоправных действий при этом, кажется, нет: пьяных или агрессивно настроенных людей нет ни днем, ни ночью, многие приехали на фестиваль с детьми.

«Сегодня восьмой день фестиваля, я прихожу в полицию, спрашиваю, есть ли у нас заявления? Ни одного нет, — рассказывает основатель фестиваля Андрей Клюкин. — Никто никого не бил, никто ничего не своровал. Это говорит о том, что мы сформировали вокруг фестиваля отличное сообщество».

«Дикая мята» традиционно проходит рядом с городом Алексин в Тульской области, на границе с Калужской и буквально в паре десятков километров от Московской области. Многочисленные белые шатры с острыми куполами, длинные ровные линии палаток, расставленные в специально размеченных зонах, несколько больших построек в виде сфер — кинотеатр и лекторий, большой прямоугольник главной сцены — все это расположилось на большом практически ровном поле. Лес начинается уже за территорией фестиваля, и на вторых выходных тени от деревьев здесь сильно не хватает: стоит аномальная жара.

В этом году организаторы выкупили это поле и теперь планируют проводить «Дикую мяту» здесь всегда, поэтому будут строить еще более основательную, уже постоянную инфраструктуру. Засыпанные щебенкой дорожки соединяют все основные зоны «Мяты», ночью они освещены фонарями, работающими на солнечной энергии, организован стационарный кинотеатр, лекторий, ресторан. Клюкин рассказывает, что у него есть амбиции сделать аналог поселка писателей Переделкино, только для музыкантов. Для этого здесь уже построили студию звукозаписи, планируют, что «исполнители будут жить в комфортных домиках и записывать музыку».

Предыдущие два года фестиваль не проводили из-за коронавирусных ограничений. В прошлом году «Дикую мяту» отменили за несколько часов до начала. Тогда организаторы сообщали, что их ущерб составил 96 млн рублей.

«Последние два года были для нас изнурительно тяжелыми, в первую очередь — психологически. Это как долго готовиться к Олимпиаде, но в последний момент тебя на нее не пускают. В этом году мы постоянно читали такие комментарии в соцсетях: “Зачем нам ехать на “Мяту” — тот фестиваль отменился, этот отменился [и “Мята” тоже отменится]”. Во время подготовки мы были практически без денег, выехали на лояльности партнеров, зрителей, музыкантов, многие из которых выступают за 1 рубль. Но вопрос, как долго мы будем исправлять экономическую ситуацию, еще открыт. Мне кажется, года два.

С 24 февраля рынок покинули компании, которые для имиджа вкладывались в спонсорство разных мероприятий, в том числе музыкальных фестивалей, — продолжает Клюкин. — Сейчас эта форма партнерства серьезно сократилась. И на втором уикенде мы не добрали зрителей, пара партнеров слетела, поэтому финансово он убыточен. Но при этом я не рыдаю, этот год как-то переживем, в следующем заработаем».

В эти же выходные в Москве должны были проходить Park Live и «Боль». Организаторы и первого, и второго фестиваля в марте сообщили об отмене мероприятий в этом году.

Клюкин рассказывает, что после начала «военной операции» у него было много сомнений, стоит ли вообще проводить фестиваль, насколько это уместно. Несмотря на общую поддержку — то, что музыканты согласились играть за рубль, зрители не сдали билеты, партнеры поддержали, — решение не приходило. «У нас была запланирована поездка на Байкал, чтобы обсудить другой фестиваль. Я оказался в Иволгинском дацане в Улан-Удэ. Пошел к ламе и спрашиваю: делать мне фестиваль или нет? И он говорит: “Плохие дела происходят без выходных, у тебя хороший фестиваль, зачем тебе брать выходной?”. Я сел в самолет обратно с четким пониманием, что мы будем делать “Дикую мяту”».

Музыка новой реальности

Днем в субботу мультиинструменталист Антоха МС во время своего выступления то играет на трубе, а потом и на синтезаторе, то идет к ноутбуку и включает звуковую дорожку для очередного трека. На словах «Я не могу стоять» артист тут же, на сцене, встает на скейт и прыгает. Его жизнеутверждающее настроение передается нескольким сотням человек, которые резво танцуют перед сценой, несмотря на солнцепек. В воздухе мелькает чей-то розовый веер. Этот цвет, кажется, особенно популярен на фестивале: люди в розовых очках встречаются через одного. Антоха заканчивает свое выступление словами: «Пусть будет хорошее настроение всегда и везде».

В музыкальную программу вторых выходных добавили ночную часть с танцами и электронной музыкой. За рейв отвечали Bad Zu, Somnia, Ichi, Oligarkh, проект Дельфина «Механический пес». Выступления ведущего техно-исполнителя фестиваля Nikita Zabelin не состоялось, причин организаторы не объяснили.

Субботний вечер закрывал хедлайнер фестиваля Дельфин. На его выступление собралась, кажется, самая большая толпа за эти выходные. Музыкант сыграл несколько старых композиций, затем переключился на треки с альбома 442, исполнение которых несколько раз прерывали аплодисменты.

Исконно русские мотивы

Ровно между тремя сценами в центре поля расположено крытое строение маркета, а вокруг него — несколько рядов белых торговых шатров. Продают наряды, будто бы сделанные из блестящей рыбьей чешуи, платформы с гвоздями, чтобы на них стоять, ювелирные изделия ручной работы, мерч и прочее.

Гуляя по торговым рядам, засматриваюсь на пузатый золотой самовар, стоящий на высоком столике. Женщина, работающая здесь, обстоятельно объясняет, что она представляет тульский завод «Штамп», постоянного участника фестиваля. Мне радушно и без лишних вопросов наливают стаканчик огненно-горячего чая, пить его на 30-градусной жаре невозможно.

Отойдя от прилавка на 10 метров, слышу выкрик организатора розыгрыша рядом с самоваром: «Ииии победила Оксана! Оксана получает тульский пряник!». Обращаю внимание на хаотичный звук балалаек, который доносится из помещения маркета — там проходит мастер-класс, на котором все желающие знакомятся с инструментом под руководством опытного балалаечника.

Старорусских мотивов на фестивале предостаточно. Кроме завсегдатая фестиваля, драм-н-бейс-команды «Нейромонах Феофан», фронтмен которой выступает в лаптях, монашеском балахоне схимника и с балалайкой в обмотке из неоновой ленты, в лайнапе — группа Oligarkh, один из ведущих исполнителей ночной программы. Музыканты коллектива перекладывают русские народные песни и православные молитвы на электронную музыку. Выступают также «Ермак!» и «Этнаденс», тоже с уклоном в культуру прошлого. Раздающиеся издалека песни о жизни бояр очень скоро становятся привычными.

В большом здании-сфере расположился кинотеатр Kion — здесь с утра до вечера бесплатно показывают фильмы. Девушка в брендированной кепке онлайн-кинотеатра говорит: «К сожалению, показываем только отечественное кино». После шутливого вопроса стоящего рядом парня «Почему “к сожалению”, почему не “к счастью”?», она немного теряется и отвечает, что, возможно, и к счастью. Радостно добавляет, что мультфильмы в кинотеатре показывают и зарубежные.

Будет ли фестиваль через год

«Первое: я не собираюсь уезжать из страны, — говорит Андрей Клюкин. — Второе: если скажут, что больше нельзя делать фестиваль так, как мы считаем правильным, то сменим род занятий — сделаем глэмпинг, откроем гостиницу. У меня два увлечения — музыка и кулинария, значит стану шеф-поваром в ресторане нашего глэмпинга. Я совершенно точно не планирую менять музыкальную концепцию фестиваля. И дело не в политическом векторе — у нас выступают группы, которые полностью разделяют позицию власти, есть — которые нет. Дело в музыке».

На вопрос, что может помешать проведению фестиваля в следующем году, Андрей Клюкин отвечает так: «Есть внешние факторы, которые могут влиять на фестиваль, причем весьма странные. Например, мы получаем письма, в которых пишут, что у вас играет группа “Курара”, а курара это смертельный яд, мол, мы не допустим их выступления. Это делают люди, которых взбодрило, что у них вдруг появилось влияние, и они на уровне самоуправства троллят выставки, фестивали. Мы комитет такой-то и хотим донести на вас в прокуратуру, в высшее чето-то там. Если это влияние будет расти, то ничего не будет — эта разрушительная сила уничтожит все».

На выступлении «Нейромонаха Феофана» у главной сцены снова собирается огромная толпа. Как только музыканты заводят свою развеселую смесь электронной музыки с балалайкой, баяном и напевами, танцевать начинают практически все присутствующие. На сцене, несмотря на полуденный жар, приплясывает участник группы в костюме медведя. Через 10–15 минут подъезжает пожарная машина и начинает разбрызгивает холодную воду над танцующими людьми. Веселье в этот момент достигает пика. Под смесь балалаечных аккордов и драм-н-бейса люди то кружатся в хороводе, то останавливаются и пляшут на месте на манер ускоренного брейкданса, смешанного с гопаком. В моменте кажется, что существует только эта жизнерадостная пляска — а остального мира просто нет.