Хроники пикирующей матери
Вчера муж говорит:
— Слушай, мои друзья из Лондона приехали. Такая приятная пара. Давай с ними сегодня погуляем?
— С двумя детьми?!
— Ну да. Отдохнем хоть немного. Проветримся.
На этой фразе мне надо было сразу махнуть через забор и бежать без оглядки. Но, как говорится, надежды юношей питают.
Сначала мы собирались. Осенью в Черногории надо брать на прогулку одежду на все времена года — от купальника до шубы. А еще есть младенец, который как вулкан извергается внезапно и из трех разломов сразу. Я упаковала в сумки полдома. Оставалось только запихнуть их в наш крошечный автомобиль. Муж относил и утрамбовывал вещи вместе с самокатом и коляской. На пятой ходке он притормозил и говорит:
— Дорогая, мы на пару часов едем. Ты уверена, что это все пригодится?
Стоило нам отьехать, Кака, наша пятилетняя дочь, сразу заныла, что голодная. Слава богу, не взирая на плотный обед дома, я предусмотрительно захватила с собой сырники, печенье, клубнику, бананы, яблоки, орехи и еще мешок всякой еды. С аппетитом все пообедали второй раз, включая мужа за рулем и младенца. Все, кроме меня. Мне достались только жеваный банан и одна клубничка, размазанные по моей рубашке. Банан и клубника, кстати, не отстирываются. Хорошо, что я надела самую старую и страшную вещь, которую только нашла.
Наш Хырчак, что по-черногорски означает «хомяк», обедал дольше всех, страстно припадая к моей груди и накручивая на руку мои волосы. Я собрала их в ирокез на макушке и забыла. Жара стояла адская, кондиционер не работал. Кака всю дорогу ныла, что ее сейчас стошнит, и открывала настежь окно. Она обожает высовываться по пояс и махать встречным машинам. Всю дорогу я с ней сражалась, требуя сесть и пристегнуться. Хырчак от сестры не отставал. Он не переносит автокресло, и, словно Гудини, за минуту высвобождается из верхних ремней и свешивается вниз, удерживаясь только нижними. Ремни давят на живот, и он обильно срыгивает. Каку, которую мы только что вернули назад и пристегнули, от такого зрелища тоже стошнило, как она и обещала.
По итогам моя рубашка напоминала картину художника абстракциониста, и я вдруг с ужасом поняла, что единственный член семьи без сменного гардероба — это я сама. Мы еще даже не подьехали к городу-музею Перасту, а я уже чудесно отдохнула. Можно было спокойно ехать домой с чувством выполненного долга. Но муж рвался к культуре.
Англичане, милая бездетная пара, одетые с иголочки, сияющие и свежие, вежливо сказали, что у меня необыкновенная прическа, и терпеливо ждали, пока я всех (кроме себя) переодену в необлеванное. Муж выгружал из машины транспорт и сумки, рассаживал детей, запихивал сумки под коляску. Тут набежала туча, стало холодно и пошел дождь. Я принялась рыться под коляской и выбрасывать оттуда, как фокусник из шляпы, куртки, плащи и зонты. Затем мы напяливали на коляску непромокаемый капюшон, под которым Хырчак метался, как волк в клетке, и протяжно выл, пытаясь вырваться на свободу. Пришлось его извлечь и покормить в машине.
Англичане сказали, что они буквально на минуточку отойдут и скоро вернутся. Думаю, они успели прогуляться и попить кофе два раза и, наверняка, нацеловаться всласть под шум дождя, прежде чем наша кавалькада на колясках и самокатах выдвинулась в город. Стоило нам тронуться, как тут же выглянуло солнце, мы вспотели и принялись разоблачаться.
Прогулка, если оценивать ее по десятибалльной шкале, удалась на все десять. Мы зачеркнули все пункты программы, которая оказалась насыщенной, но далеко не культурной. Дети какали, писали, падали в лужи, пытались угодить на самокатах под машины, роняли мороженое, рыдали, хохотали и спали на загривке у папы. Я принимала участие во всех этих маленьких радостях, но архитектуры не увидела. Наконец, присели в ресторане.
И тут подходит к нашему столу приятельница этих англичан. И тоже, сука, бездетная. В красивой шляпе, летящем платье и на каблуках. И все начинают друг с другом целоваться и щебетать. И с моим мужем особенно пылко. И тот, не отрывая от незнакомки глаз, передает мне малыша, и срочно идет за официантом, потому как его нет уже две минуты, а шляпе жарко и хочется вина со льдом. И дальше у них разворачивается живейшая беседа — пространство аж искрит сексуальной энергией. Только я молчу, потому как уже не петь, не рисовать. Сижу себе с краю в своей рубашке художника, с ирокезом на макушке, кормлю малыша и думаю только о том, чтобы он не покакал мне в руки, так как памперсы кончились, а магазинов в городе-музее нет. И тут эта шляпа, вся такая восторженная, оборачивается ко мне и говорит: «Ах как чудесно материнство, хоть картины пиши! — и делает Хырчаку козу и треплет его щечку своим ярко красным маникюром. — А интересно, в Черногории есть специальные комнаты для кормления?»
И тут я, недолго думая, улыбаюсь и сую ей в руки толстяка: «А я сейчас схожу посмотрю!»
Надо сказать, Хырчак долго ждал удобного момента и подкопил все, что было. Короче, парень не подвел. Мы всей семьей потом, конечно, приносили извинения и вытирали незнакомку носовыми платочками. Муж уже не щебетал и не блестел глазами, а сгреб свое семейство и повез домой. Я еще перед сном немножко покричала и поплакала, но он меня целовал и говорил, что и на нашей улице будет праздник. Уже скоро. Лет через десять.