ТОЧКА ДОСТУПА. ОНЛАЙН.
Интервью с режиссерами и драматургами о постановках фестиваля и театре эпохи «посткоронавируса»
Международный фестиваль искусств «Точка доступа» в этом году проходит онлайн. С 29 мая по 24 июля зрители из любой точки мира смогут прогуляться по итальянским палаццо, пообщаться на откровенные темы с незнакомцами, научиться по-новому воспринимать границы дозволенного и смогут вместе переосмыслить травматичный опыт изоляции. «Сноб» поговорил с режиссерами, драматургами и другими участниками фестиваля о том, каким они видят театр эпохи «посткоронавируса», как изменилась их жизнь и работа во время карантина и что они поняли, находясь на самоизоляции
1
Bat Watch
Михаил Патласов
Режиссер, автор проекта Bat Watch
О спектакле
Bat Watch — совместный эстонско-российский проект, завершающий Основную программу фестиваля «Точка доступа». Это одновременно интерактивная игра, виртуальный квест по городам Нарва и Ивангород и погружение в обрядовые ритуалы в ночь на Ивана Купалу. Нарву и Ивангород, стоящих на границе Эстонии и России, многое объединяет, а разделяет только река. Зритель становится активным участником действия и принимает за героев важные, судьбоносные решения. Мистические ритуалы, народные предания и вид ночных городов с высоты птичьего полета ждут участников этого спектакля.
Даты показов: спектакль будет бесплатно доступен для зрителей с 22 июля здесь
«Я надеюсь, что из Bat Watch получится крутая техно-вечеринка» (чтобы прочитать интервью, нажмите на «плюс»)
Вы известны как режиссер-документалист. Ваш новый проект принципиально отличается от всего, что вы делали раньше. Как вам пришла в голову эта идея?
При создании любого спектакля я стараюсь опираться на документ. И Bat Watch тут не исключение. На сей раз мы использовали мифологию Нарвы и Ивангорода, общались с краеведами, поднимали музейные архивы. За мифами и легендами я вижу конкретные социальные явления.
Истории про летучих мышей тоже своего рода документ. В Эстонии этот год объявлен годом летучей мыши, хотя ни для кого не секрет, что сейчас этих животных обвиняют во всех смертных грехах в связи с пандемией коронавируса. На территории Нарвы, Ивангорода, Петербурга и Финского залива обитают девять видов летучих мышей. Мне важно было показать в спектакле их особенности и отличия. Девять мышей — девять героев спектакля — девять разных аватаров. Летучие мыши видят то, что скрыто от наших глаз, поэтому я использую их оптику. Отсюда и название — Bat Watch, грубо говоря, «взгляд летучей мыши».
Получается, что в основе нашего проекта — и документы, и новые технологии, а в обществе, как мне кажется, интерес к подобным вещам только растет.
В вашем спектакле столкнутся «добрые» и «злые» летучие мыши?
Нет. Bat Watch — своего рода инициация, очищение героев, возможно, даже через их смерть. Театральный катарсис. Время действия — ночь на Ивана Купалу, предполагающая много обрядов. В нашем проекте зритель может влиять на судьбу героя, принимать за него «правильные» и «неправильные» решения. В созданном нами виртуальном мире человек имеет право на ошибку, но хорошо бы, чтобы он извлек из этого какие-то уроки и старался избегать этих ошибок в жизни.
Bat Watch рассчитан на зрителей 18+. Это красивая история о любви с мистическими мотивами и с легким налетом эротики. Я надеюсь, получится крутая техно-вечеринка: северная природа, прекрасные артисты, древние легенды и современный текст.
Как изменилась ваша жизнь и работа на карантине?
Я независимый режиссер. Поэтому карантин на меня не сильно повлиял. Я много и продуктивно работал: Bat Watch — уже третья моя премьера за эти месяцы. Принял участие в разработке мобильного приложения, в основе которого — «Превращение» Франца Кафки (Franz Kafka Videogame). Мне интересны VR-эксперименты и онлайн-проекты, они в каком-то смысле стали для многих спасением во время изоляции. Я же старался выполнять свою социальную миссию как режиссер.
Каким вы видите театр эпохи «посткоронавируса»? Как на него повлияют новые онлайн-форматы?
Думаю, дадут мощный толчок к развитию. Театр просто вынужден теперь больше внимания уделять медиа, новым технологиям и онлайн-съемке. Пандемия показала, что хорошо снятый спектакль так или иначе выигрывает в просмотрах. К тому же любой человек в нашей стране имеет доступ к онлайн-контенту, а это означает, что нужно бороться за аудиторию. Возникает неизбежная конкуренция с сериалами. Напрашивается вопрос: что театр может предложить зрителю и что он вообще сейчас собой представляет?
Мы можем извлечь немало полезных уроков из этого опыта и многое переосмыслить. Мне не совсем понятно, как будут работать обычные театральные залы. Пока пандемия не закончилась, всегда есть риск заражения. По статистике в театр ходит очень много людей пенсионного возраста. В Китае, скажем, народ не рвется в кинотеатры — побаивается. Наша публика смелее. Любовь к театру может победить страх смерти. Поэтому решение — идти или не идти — должен, наверное, принимать сам зритель.
Есть ли у вас страх перед будущим?
За театр я не боюсь: лично для себя я вижу много интересных перспектив. Некие опасения вызывают изменения в основном документе нашей страны. И конечно, в обществе останется много болевых точек, которые мы пока не до конца осознаем. Я говорю о риске общения со старшими родственниками. Как документалист, я знаю истории, когда желание увидеться с родителями после снятия карантина оборачивалось трагедией.
Главное, что вы поняли на изоляции?
Я узнал себя. Научился быть самим собой. Особенно четко это осознал, когда вышел из дома. Я бы назвал этот процесс мощной перезагрузкой.
При создании любого спектакля я стараюсь опираться на документ. И Bat Watch тут не исключение. На сей раз мы использовали мифологию Нарвы и Ивангорода, общались с краеведами, поднимали музейные архивы. За мифами и легендами я вижу конкретные социальные явления.
Истории про летучих мышей тоже своего рода документ. В Эстонии этот год объявлен годом летучей мыши, хотя ни для кого не секрет, что сейчас этих животных обвиняют во всех смертных грехах в связи с пандемией коронавируса. На территории Нарвы, Ивангорода, Петербурга и Финского залива обитают девять видов летучих мышей. Мне важно было показать в спектакле их особенности и отличия. Девять мышей — девять героев спектакля — девять разных аватаров. Летучие мыши видят то, что скрыто от наших глаз, поэтому я использую их оптику. Отсюда и название — Bat Watch, грубо говоря, «взгляд летучей мыши».
Получается, что в основе нашего проекта — и документы, и новые технологии, а в обществе, как мне кажется, интерес к подобным вещам только растет.
В вашем спектакле столкнутся «добрые» и «злые» летучие мыши?
Нет. Bat Watch — своего рода инициация, очищение героев, возможно, даже через их смерть. Театральный катарсис. Время действия — ночь на Ивана Купалу, предполагающая много обрядов. В нашем проекте зритель может влиять на судьбу героя, принимать за него «правильные» и «неправильные» решения. В созданном нами виртуальном мире человек имеет право на ошибку, но хорошо бы, чтобы он извлек из этого какие-то уроки и старался избегать этих ошибок в жизни.
Bat Watch рассчитан на зрителей 18+. Это красивая история о любви с мистическими мотивами и с легким налетом эротики. Я надеюсь, получится крутая техно-вечеринка: северная природа, прекрасные артисты, древние легенды и современный текст.
Как изменилась ваша жизнь и работа на карантине?
Я независимый режиссер. Поэтому карантин на меня не сильно повлиял. Я много и продуктивно работал: Bat Watch — уже третья моя премьера за эти месяцы. Принял участие в разработке мобильного приложения, в основе которого — «Превращение» Франца Кафки (Franz Kafka Videogame). Мне интересны VR-эксперименты и онлайн-проекты, они в каком-то смысле стали для многих спасением во время изоляции. Я же старался выполнять свою социальную миссию как режиссер.
Каким вы видите театр эпохи «посткоронавируса»? Как на него повлияют новые онлайн-форматы?
Думаю, дадут мощный толчок к развитию. Театр просто вынужден теперь больше внимания уделять медиа, новым технологиям и онлайн-съемке. Пандемия показала, что хорошо снятый спектакль так или иначе выигрывает в просмотрах. К тому же любой человек в нашей стране имеет доступ к онлайн-контенту, а это означает, что нужно бороться за аудиторию. Возникает неизбежная конкуренция с сериалами. Напрашивается вопрос: что театр может предложить зрителю и что он вообще сейчас собой представляет?
Мы можем извлечь немало полезных уроков из этого опыта и многое переосмыслить. Мне не совсем понятно, как будут работать обычные театральные залы. Пока пандемия не закончилась, всегда есть риск заражения. По статистике в театр ходит очень много людей пенсионного возраста. В Китае, скажем, народ не рвется в кинотеатры — побаивается. Наша публика смелее. Любовь к театру может победить страх смерти. Поэтому решение — идти или не идти — должен, наверное, принимать сам зритель.
Есть ли у вас страх перед будущим?
За театр я не боюсь: лично для себя я вижу много интересных перспектив. Некие опасения вызывают изменения в основном документе нашей страны. И конечно, в обществе останется много болевых точек, которые мы пока не до конца осознаем. Я говорю о риске общения со старшими родственниками. Как документалист, я знаю истории, когда желание увидеться с родителями после снятия карантина оборачивалось трагедией.
Главное, что вы поняли на изоляции?
Я узнал себя. Научился быть самим собой. Особенно четко это осознал, когда вышел из дома. Я бы назвал этот процесс мощной перезагрузкой.
2
«Делегация»
Тассос Стивенс
Один из создателей спектакля «Делегация»
«Самые большие битвы со страхом еще впереди» (чтобы прочитать интервью, нажмите на «плюс»)
Как пандемия повлияла на ваш новый российско-британский спектакль «Делегация»? И почему вы выбрали местом действия отель?
Наша театральная компания Coney всегда создавала проекты, в которых использовались онлайн-коммуникации, и зрителю предлагали участие в игре. Хотя чаще всего мы использовали онлайн-платформы только для того, чтобы указать участникам направление движения: сам спектакль проходил офлайн.
Во время пандемии мы задумались над тем, как делать спектакли для людей, которые находятся далеко друг от друга, как помочь им ощутить связь с другими зрителями. Мы провели серию экспериментов Remote Socials, чтобы узнать больше о возможностях создания спектакля для удаленной аудитории. Накопленный опыт мы сейчас используем в работе над «Делегацией».
Сама идея проекта возникла во время разговора с Алексеем Платуновым, куратором Основной и Спонтанной программ фестиваля «Точка доступа». Мы обсуждали, в частности, как можно соединить зрителей из Великобритании и России. И уже потом задумались над тем, какие роли они могут на себя примерить. Мы решили, что они станут членами торговой делегации.
Почему отель? В отелях часто устраивают встречи делегаций. Это, с одной стороны, привычное пространство, с другой — в нем может произойти что-то необычное, интригующее. К тому же Zoom, состоящий из галереи маленьких видеоэкранов, напоминает мне поперечное сечение отеля с коридорами и номерами.
Я очень рад быть частью большой команды, которая работает над этим проектом. Мы делаем его вместе с драматургом Евой Ли, режиссером Сегеном Йосефом, звукорежиссером Кираном Лукасом, геймдизайнером Дэвидом Финниганом, британской актрисой Ребеккой Мюррелл и нашими коллегами из России — Еленой Горлатовой, Евгением Зайцевым и Машей Сапижак.
В вашем виртуальном отеле соберутся гости из России и Великобритании. Какие вы видите точки соприкосновения между зрителями этих двух стран?
На самом деле весь смысл нашего проекта — в нахождении этих точек. Мне кажется, что у людей из разных стран много общего друг с другом. И эти точки соприкосновения совсем не те, какие пытаются навязать нам люди, обычно проживающие в президентских люксах.
Как изменилась ваша жизнь и работа во время карантина?
В целом, раньше я больше вживую общался с людьми. Главное же, что на мою долю выпала большая ответственность — пытаться удержать компанию Coney на плаву.
Есть ли у вас страх перед будущим?
И да, и нет. Мне страшно, но я пытаюсь усмирить этот страх надеждой и верой в лучшее. Надежда же рождается в действии. Однако самые большие битвы со страхом еще впереди.
Каким вы видите театр эпохи «посткоронавируса»? Как на него повлияют новые онлайн-форматы?
Пока не знаю, но думаю, мы, несомненно, переработаем накопленный опыт. Новые форматы отчасти исключают участие в них действующих крупных театров. Но мы не будем забывать о них. Во всех ситуациях, когда это возможно, их надо задействовать тоже.
Главное, что вы поняли на самоизоляции?
Я открыл для себя общение с соседями и людьми, которые живут на моей улице, больше внимания стал уделять друзьям и семье. Еще продвинулся в области кулинарии.
Наша театральная компания Coney всегда создавала проекты, в которых использовались онлайн-коммуникации, и зрителю предлагали участие в игре. Хотя чаще всего мы использовали онлайн-платформы только для того, чтобы указать участникам направление движения: сам спектакль проходил офлайн.
Во время пандемии мы задумались над тем, как делать спектакли для людей, которые находятся далеко друг от друга, как помочь им ощутить связь с другими зрителями. Мы провели серию экспериментов Remote Socials, чтобы узнать больше о возможностях создания спектакля для удаленной аудитории. Накопленный опыт мы сейчас используем в работе над «Делегацией».
Сама идея проекта возникла во время разговора с Алексеем Платуновым, куратором Основной и Спонтанной программ фестиваля «Точка доступа». Мы обсуждали, в частности, как можно соединить зрителей из Великобритании и России. И уже потом задумались над тем, какие роли они могут на себя примерить. Мы решили, что они станут членами торговой делегации.
Почему отель? В отелях часто устраивают встречи делегаций. Это, с одной стороны, привычное пространство, с другой — в нем может произойти что-то необычное, интригующее. К тому же Zoom, состоящий из галереи маленьких видеоэкранов, напоминает мне поперечное сечение отеля с коридорами и номерами.
Я очень рад быть частью большой команды, которая работает над этим проектом. Мы делаем его вместе с драматургом Евой Ли, режиссером Сегеном Йосефом, звукорежиссером Кираном Лукасом, геймдизайнером Дэвидом Финниганом, британской актрисой Ребеккой Мюррелл и нашими коллегами из России — Еленой Горлатовой, Евгением Зайцевым и Машей Сапижак.
В вашем виртуальном отеле соберутся гости из России и Великобритании. Какие вы видите точки соприкосновения между зрителями этих двух стран?
На самом деле весь смысл нашего проекта — в нахождении этих точек. Мне кажется, что у людей из разных стран много общего друг с другом. И эти точки соприкосновения совсем не те, какие пытаются навязать нам люди, обычно проживающие в президентских люксах.
Как изменилась ваша жизнь и работа во время карантина?
В целом, раньше я больше вживую общался с людьми. Главное же, что на мою долю выпала большая ответственность — пытаться удержать компанию Coney на плаву.
Есть ли у вас страх перед будущим?
И да, и нет. Мне страшно, но я пытаюсь усмирить этот страх надеждой и верой в лучшее. Надежда же рождается в действии. Однако самые большие битвы со страхом еще впереди.
Каким вы видите театр эпохи «посткоронавируса»? Как на него повлияют новые онлайн-форматы?
Пока не знаю, но думаю, мы, несомненно, переработаем накопленный опыт. Новые форматы отчасти исключают участие в них действующих крупных театров. Но мы не будем забывать о них. Во всех ситуациях, когда это возможно, их надо задействовать тоже.
Главное, что вы поняли на самоизоляции?
Я открыл для себя общение с соседями и людьми, которые живут на моей улице, больше внимания стал уделять друзьям и семье. Еще продвинулся в области кулинарии.
3
«Быть Ариэль Ф. Прямой эфир»
Симон Сенн
Автор перформанса «Быть Ариэль Ф. Прямой эфир»
«Я попал в женское тело по воле случая» (чтобы прочитать интервью, нажмите на «плюс»)
Ощущаете ли вы свое тело и гендер как некоторое ограничение?
Я «попал» в женское тело, скорее, по воле случая. Но тут же понял, что чувствую себя в нем уютно, на своем месте. Это меня и удивило, и восхитило одновременно. Да, виртуальная реальность и этот опыт позволили мне в какой-то мере преодолеть границы моего тела.
Для вас есть ли разница — выступать онлайн или офлайн?
Перед любым спектаклем, будь то в зрительном зале или онлайн, я очень волнуюсь. Но все-таки, когда это проходит в Zoom, мне не хватает внутренней связи со зрителем.
Для Ариэль, моей героини, сейчас вообще ничего не изменилось: в первоначальной сценической версии она и так участвовала в спектакле по видеосвязи из своего дома, и диалог между ней и зрителями тем не менее оказывался возможным. Мне же для разработки онлайн-версии спектакля пришлось придумывать, как перенести свой рассказ на экран. Я хочу извлечь некую пользу из нового опыта, думаю, как сохранить мои находки, когда спектакль сможет вновь вернуться на сцену.
Как изменились ваша жизнь и работа во время карантина?
Мне пришлось научиться заниматься самыми разными делами одновременно. Я очень занят весь день: мечусь между работой и детьми.
Есть ли у вас страх перед будущим?
Я чувствую все возрастающую агрессию в окружающем мире. Это меня тревожит: я не готов противостоять ей.
Главное, что вы поняли на изоляции?
Оказывается, я люблю живопись. Если мне удается хотя бы один рисунок в день — я счастлив.
Я «попал» в женское тело, скорее, по воле случая. Но тут же понял, что чувствую себя в нем уютно, на своем месте. Это меня и удивило, и восхитило одновременно. Да, виртуальная реальность и этот опыт позволили мне в какой-то мере преодолеть границы моего тела.
Для вас есть ли разница — выступать онлайн или офлайн?
Перед любым спектаклем, будь то в зрительном зале или онлайн, я очень волнуюсь. Но все-таки, когда это проходит в Zoom, мне не хватает внутренней связи со зрителем.
Для Ариэль, моей героини, сейчас вообще ничего не изменилось: в первоначальной сценической версии она и так участвовала в спектакле по видеосвязи из своего дома, и диалог между ней и зрителями тем не менее оказывался возможным. Мне же для разработки онлайн-версии спектакля пришлось придумывать, как перенести свой рассказ на экран. Я хочу извлечь некую пользу из нового опыта, думаю, как сохранить мои находки, когда спектакль сможет вновь вернуться на сцену.
Как изменились ваша жизнь и работа во время карантина?
Мне пришлось научиться заниматься самыми разными делами одновременно. Я очень занят весь день: мечусь между работой и детьми.
Есть ли у вас страх перед будущим?
Я чувствую все возрастающую агрессию в окружающем мире. Это меня тревожит: я не готов противостоять ей.
Главное, что вы поняли на изоляции?
Оказывается, я люблю живопись. Если мне удается хотя бы один рисунок в день — я счастлив.
4
Call Cutta at Home
Хэльгард Хауг
Участница немецко-швейцарской компании Rimini Protokoll, одна из авторов перформанса Call Cutta at home
«Было бы неплохо научиться соединять реальный и виртуальный миры» (чтобы прочитать интервью, нажмите на «плюс»)
Вашему перфомансу уже 12 лет. Расскажите, с чего все начиналось.
Оригинальной версии даже чуть больше 12 лет. В 2004-м или 2005 году нас пригласили в Калькутту сделать спектакль. Именно там придумали наш перфоманс. Сначала сотрудник колл-центра устраивал экскурсию по телефону для одного зрителя по центру Калькутты, потом тот же сотрудник так же «водил» собеседника по Берлину. Мы были поражены тем, какая близость возникает между незнакомыми друг с другом людьми, и решили добиться еще большей доверительности, превратить слушателя в соавтора спектакля. В 2008 году появился новый проект Call Cutta in a Box. В нем не было экскурсии по городу, вместо этого зритель приходил в офис или квартиру, где просто звонил телефон. Надо было взять трубку — так начинался спектакль. Сотрудник колл-центра волшебным образом дистанционно управлял многими устройствами в этом офисе: он мог включить чайник, свет, распечатать картинку на принтере. И вы представить себе не можете, как много общего оказывалось у двух незнакомцев, живущих так далеко друг от друга. Конечно, цель спектакля была еще и в том, чтобы рассказать о работе колл-центра. Несколько лет мы «показывали» эту версию в самых разных странах.
Как сегодняшние обстоятельства, вынужденная изоляция могут изменить зрительское восприятие?
В последнее время многие из нас стали больше взаимодействовать с цифровыми инструментами. Личное общение заменили встречи онлайн. В новой версии спектакля мы обыгрываем эту ситуацию: исполнитель и зрители находятся дома. Они все по-разному относятся к угрозе вируса. Театр — это общение, он связывает людей, знакомит с чем-то неизвестным. И вот мы решили провести эксперимент: удастся ли нам добиться такой же близости в цифровом формате? Посмотрим.
Как изменились ваша жизнь и работа во время карантина?
Карантина как такового у нас в Германии не было, были ограничительные меры. Но все замерло: спектакли отменены, репетиции прерваны. Откровенно говоря, поначалу я восприняла это как очень желанный перерыв в самый разгар театрального сезона. Почти как подарок. Вокруг меня люди говорили о «коронавирусном» отпуске. У меня появилась возможность насладиться весной на природе за городом. С другой стороны, я отдаю себе отчет в том, что многим тяжело сидеть в замкнутом пространстве, тревожно думая о будущем. Мой отдых, впрочем, длился недолго. Скоро дел опять стало по горло: сначала бесконечные онлайн-переговоры, а потом и работа появилась. Мы стали придумывать новые форматы, исходя из сложившейся ситуации.
Есть ли у вас страх перед будущим?
Я очень оптимистичный человек. Я надеюсь, что изоляционный опыт нас многому научит. Например, мы будем меньше путешествовать, попробуем немного «замедлиться», в том числе учитывая проблемы экологии. Станем следовать старому девизу: «Мыслить глобально — действовать локально». Но надо трезво смотреть на вещи. Какие-то изменения будут не настолько радужными.
Каким вы видите театр эпохи «посткороновируса»? Как на него повлияют новые онлайн-форматы?
Думаю, повлияют в лучшую сторону. Мы были вынуждены многое переосмыслить и опробовать что-то новое. Это здорово, потому что некоторые учреждения культуры вообще «игнорировали» цифровую революцию. Мы так много узнали о наших возможностях за это время, надеюсь, мы будем использовать эти знания в работе. Было бы совсем неплохо научиться «соединять» реальный и виртуальный миры.
Главное, что вы поняли на самоизоляции?
Я действительно скучаю по театру. Мне очень хочется оказаться в толпе людей в фойе, сидеть с ними в одном зале, ощущать их присутствие. Мне хочется наблюдать за артистами на сцене. Самой участвовать в постановках. В то же время я продолжаю открывать для себя захватывающее виртуальное пространство и учусь превращать свою личную среду в театр, не покидая ее пределов.
Оригинальной версии даже чуть больше 12 лет. В 2004-м или 2005 году нас пригласили в Калькутту сделать спектакль. Именно там придумали наш перфоманс. Сначала сотрудник колл-центра устраивал экскурсию по телефону для одного зрителя по центру Калькутты, потом тот же сотрудник так же «водил» собеседника по Берлину. Мы были поражены тем, какая близость возникает между незнакомыми друг с другом людьми, и решили добиться еще большей доверительности, превратить слушателя в соавтора спектакля. В 2008 году появился новый проект Call Cutta in a Box. В нем не было экскурсии по городу, вместо этого зритель приходил в офис или квартиру, где просто звонил телефон. Надо было взять трубку — так начинался спектакль. Сотрудник колл-центра волшебным образом дистанционно управлял многими устройствами в этом офисе: он мог включить чайник, свет, распечатать картинку на принтере. И вы представить себе не можете, как много общего оказывалось у двух незнакомцев, живущих так далеко друг от друга. Конечно, цель спектакля была еще и в том, чтобы рассказать о работе колл-центра. Несколько лет мы «показывали» эту версию в самых разных странах.
Как сегодняшние обстоятельства, вынужденная изоляция могут изменить зрительское восприятие?
В последнее время многие из нас стали больше взаимодействовать с цифровыми инструментами. Личное общение заменили встречи онлайн. В новой версии спектакля мы обыгрываем эту ситуацию: исполнитель и зрители находятся дома. Они все по-разному относятся к угрозе вируса. Театр — это общение, он связывает людей, знакомит с чем-то неизвестным. И вот мы решили провести эксперимент: удастся ли нам добиться такой же близости в цифровом формате? Посмотрим.
Как изменились ваша жизнь и работа во время карантина?
Карантина как такового у нас в Германии не было, были ограничительные меры. Но все замерло: спектакли отменены, репетиции прерваны. Откровенно говоря, поначалу я восприняла это как очень желанный перерыв в самый разгар театрального сезона. Почти как подарок. Вокруг меня люди говорили о «коронавирусном» отпуске. У меня появилась возможность насладиться весной на природе за городом. С другой стороны, я отдаю себе отчет в том, что многим тяжело сидеть в замкнутом пространстве, тревожно думая о будущем. Мой отдых, впрочем, длился недолго. Скоро дел опять стало по горло: сначала бесконечные онлайн-переговоры, а потом и работа появилась. Мы стали придумывать новые форматы, исходя из сложившейся ситуации.
Есть ли у вас страх перед будущим?
Я очень оптимистичный человек. Я надеюсь, что изоляционный опыт нас многому научит. Например, мы будем меньше путешествовать, попробуем немного «замедлиться», в том числе учитывая проблемы экологии. Станем следовать старому девизу: «Мыслить глобально — действовать локально». Но надо трезво смотреть на вещи. Какие-то изменения будут не настолько радужными.
Каким вы видите театр эпохи «посткороновируса»? Как на него повлияют новые онлайн-форматы?
Думаю, повлияют в лучшую сторону. Мы были вынуждены многое переосмыслить и опробовать что-то новое. Это здорово, потому что некоторые учреждения культуры вообще «игнорировали» цифровую революцию. Мы так много узнали о наших возможностях за это время, надеюсь, мы будем использовать эти знания в работе. Было бы совсем неплохо научиться «соединять» реальный и виртуальный миры.
Главное, что вы поняли на самоизоляции?
Я действительно скучаю по театру. Мне очень хочется оказаться в толпе людей в фойе, сидеть с ними в одном зале, ощущать их присутствие. Мне хочется наблюдать за артистами на сцене. Самой участвовать в постановках. В то же время я продолжаю открывать для себя захватывающее виртуальное пространство и учусь превращать свою личную среду в театр, не покидая ее пределов.
5
Not to scale
Энт Хэмптон
Режиссер, один из создателей спектакля Not to scale
«Трудно не рассматривать пандемию как своего рода "репетицию"» (чтобы прочитать интервью, нажмите на «плюс»)
Идея вашего перформанса Not to Scale возникла в связи с карантином?
Нет, она появилась десять лет назад, когда мы с Тимом занимались выпуском другой нашей совместной работы The Quiet Volume («Тихая громкость»). Это тоже был спектакль для двух зрителей, но они находились в публичной библиотеке. Однако нынешний наш спектакль, Not to Scale, действительно очень удачно вписывается в текущую ситуацию. Изначально мы планировали проводить его в общественных пространствах, скажем, в театральных фойе. Для премьеры в России мы адаптировали его под «домашнюю обстановку», и процесс этой адаптации шел естественно и органично.
Считаете ли вы, что людям, которые вынуждены находиться дома, помогает опыт такой игры?
Да, я так думаю. Эта игра ведется в очень сжатых «рамках» — в пространстве пустой страницы — с использованием только карандаша и ластика. Мне кажется, она может показать, как далеко на самом деле мы можем путешествовать, находясь даже в таких замкнутых сферах. Требуется лишь правильная катапульта для «запуска» воображения.
Как изменилась ваша работа во время карантина?
Пока мы придумывали Not to Scale, у меня возникла еще одна идея. Нового приложения для IPad, которое помогало бы людям рисовать, слушая аудиоинструкции. Это такая упрощенная версия Not to Scale: вы кладете листок бумаги на iPad, яркая точка с экрана просвечивает сквозь бумагу, и вы ведете по листу карандашом. Мне очень повезло, я нашел инвестора, готового вложиться в разработку этого приложения. Это оказалось идеальным занятием на период карантина. Сейчас приложение уже запущено — оно называется Lumo (Draw with Light). Получается, что во время изоляции я открыл для себя новую работу, хотя я могу воспринимать ее как составляющую часть моей художественной практики.
Есть ли у вас страх перед будущим?
Да, конечно. Но я больше боюсь за людей, которые находятся в менее безопасной ситуации, чем я. А это большая часть населения нашей планеты.
Что главное вы открыли для себя на самоизоляции?
Творчество Шанталь Акерман. Особенно меня поразил фильм «Всю ночь». Лучше поздно, чем никогда.
Каким вы видите театр эпохи «посткоронавируса»? Повлияют ли на него новые онлайн-форматы?
Перед театром стоит сложная задача, которую лучше всего решать сообща: как показывать зрителям «живые» спектакли в новую эру вирусных пандемий и стремительно развивающейся климатической катастрофы. Прямо сейчас из-за COVID-19 нам лучше не собираться вместе и, наверное, нам не стоит путешествовать. Я надеюсь, что коронавирус все же относительно временная трудность. А вот с климатом так просто мы не разберемся. Таким образом, трудно не рассматривать пандемию как своего рода «репетицию».
Мы, очевидно, станем воздержаннее в потреблении ресурсов, и искусство тут не исключение. Я надеюсь, мы сможем принять тот факт, что эпоха крупномасштабных, зрелищных, роскошных спектаклей, требующих больших вложений, закончилась. А дальше художники должны будут решить для себя несколько вопросов. Что мы действительно пытаемся сохранить? Что является уникальным в «живом театре»? Как мы можем лавировать между двумя возможными вариантами существования театра: личным присутствием зрителя в зале и показом спектакля в скайпе или зуме. Какой вариант «удаленного присутствия» мог бы стать для аудитории равноценен опыту нахождения в зале?
Сейчас я планирую обсуждать эту проблему на встречах и конференциях, как в реальном, так и в цифровом пространстве. В них будут участвовать самые разные специалисты, в том числе молодые художники, а также представители меньшинств и «бывших колоний».
Я уже 20 лет занимаюсь производством нестандартных театральных работ, и вот к каким выводам я пришел. Возможностей у нас великое множество. Новые форматы могут быть очень увлекательным опытом как для художника, так и для аудитории. И во всем этом есть большая экономическая выгода как для производителя контента, так и для аудитории.
Нет, она появилась десять лет назад, когда мы с Тимом занимались выпуском другой нашей совместной работы The Quiet Volume («Тихая громкость»). Это тоже был спектакль для двух зрителей, но они находились в публичной библиотеке. Однако нынешний наш спектакль, Not to Scale, действительно очень удачно вписывается в текущую ситуацию. Изначально мы планировали проводить его в общественных пространствах, скажем, в театральных фойе. Для премьеры в России мы адаптировали его под «домашнюю обстановку», и процесс этой адаптации шел естественно и органично.
Считаете ли вы, что людям, которые вынуждены находиться дома, помогает опыт такой игры?
Да, я так думаю. Эта игра ведется в очень сжатых «рамках» — в пространстве пустой страницы — с использованием только карандаша и ластика. Мне кажется, она может показать, как далеко на самом деле мы можем путешествовать, находясь даже в таких замкнутых сферах. Требуется лишь правильная катапульта для «запуска» воображения.
Как изменилась ваша работа во время карантина?
Пока мы придумывали Not to Scale, у меня возникла еще одна идея. Нового приложения для IPad, которое помогало бы людям рисовать, слушая аудиоинструкции. Это такая упрощенная версия Not to Scale: вы кладете листок бумаги на iPad, яркая точка с экрана просвечивает сквозь бумагу, и вы ведете по листу карандашом. Мне очень повезло, я нашел инвестора, готового вложиться в разработку этого приложения. Это оказалось идеальным занятием на период карантина. Сейчас приложение уже запущено — оно называется Lumo (Draw with Light). Получается, что во время изоляции я открыл для себя новую работу, хотя я могу воспринимать ее как составляющую часть моей художественной практики.
Есть ли у вас страх перед будущим?
Да, конечно. Но я больше боюсь за людей, которые находятся в менее безопасной ситуации, чем я. А это большая часть населения нашей планеты.
Что главное вы открыли для себя на самоизоляции?
Творчество Шанталь Акерман. Особенно меня поразил фильм «Всю ночь». Лучше поздно, чем никогда.
Каким вы видите театр эпохи «посткоронавируса»? Повлияют ли на него новые онлайн-форматы?
Перед театром стоит сложная задача, которую лучше всего решать сообща: как показывать зрителям «живые» спектакли в новую эру вирусных пандемий и стремительно развивающейся климатической катастрофы. Прямо сейчас из-за COVID-19 нам лучше не собираться вместе и, наверное, нам не стоит путешествовать. Я надеюсь, что коронавирус все же относительно временная трудность. А вот с климатом так просто мы не разберемся. Таким образом, трудно не рассматривать пандемию как своего рода «репетицию».
Мы, очевидно, станем воздержаннее в потреблении ресурсов, и искусство тут не исключение. Я надеюсь, мы сможем принять тот факт, что эпоха крупномасштабных, зрелищных, роскошных спектаклей, требующих больших вложений, закончилась. А дальше художники должны будут решить для себя несколько вопросов. Что мы действительно пытаемся сохранить? Что является уникальным в «живом театре»? Как мы можем лавировать между двумя возможными вариантами существования театра: личным присутствием зрителя в зале и показом спектакля в скайпе или зуме. Какой вариант «удаленного присутствия» мог бы стать для аудитории равноценен опыту нахождения в зале?
Сейчас я планирую обсуждать эту проблему на встречах и конференциях, как в реальном, так и в цифровом пространстве. В них будут участвовать самые разные специалисты, в том числе молодые художники, а также представители меньшинств и «бывших колоний».
Я уже 20 лет занимаюсь производством нестандартных театральных работ, и вот к каким выводам я пришел. Возможностей у нас великое множество. Новые форматы могут быть очень увлекательным опытом как для художника, так и для аудитории. И во всем этом есть большая экономическая выгода как для производителя контента, так и для аудитории.
6
«Все письма — это письма о любви»
Элина Куликова
Независимый режиссер, автор спектакля «Все письма — это письма о любви»
«За время карантина мы увидели, что зритель вполне готов к восприятию онлайн-театра» (чтобы прочитать интервью, нажмите на «плюс»)
Как вам пришла в голову идея проекта 30-дневной любовной переписки? И в чем вы видите его главную цель?
«Письма» — спектакль для одного зрителя. В прошлом я сделала уже два подобных проекта. Один из них — «Все триггеры только о любви» — был своеобразным психологическим сеансом и помогал зрителю преодолеть любовную травму. Мне понравилось, что в этом спектакле возникала обратная связь.
Название нового проекта перекликается с предыдущим — «Все письма — это письма о любви», а вот форма будет совсем другой. Теперь создание художественного текста станет главной составляющей. Я не хотела делать проект масштабным, привлекать много участников, но организаторы фестиваля «Точка доступа» предложили мне его расширить. Тогда я собрала отличную команду: все перформеры имеют большой опыт работы с текстом и, я надеюсь, смогут найти индивидуальный подход к каждому респонденту.
Для меня как для режиссера главная цель «Писем» — создать пространство для личного и художественного высказывания зрителя. Этот формат максимально далек от привычного театра, где мы видим артистов на сцене и следим за сюжетом. Конечно, в случае с «Письмами» очень трудно предсказать, чем все закончится: многое зависит от индивидуального поведения участника и его активности. Когда мы с драматургом Алиной Журиной писали «пьесу», мы старались оставить место для импровизации и самых неожиданных поворотов «сюжета».
Насколько перформеры будут эмоционально включаться в переписку?
Это самый любопытный момент. Когда ты один на один со зрителем, тебе важно завладеть его вниманием, но актеры в данном случае лишены всех привычных средств художественной выразительности. Мало кому из нас случалось так долго переписываться с незнакомым человеком. Так что как для перформера, так и для зрителя это будет непривычный опыт. Общение актера и виртуального собеседника не будет ограничено никакими рамками, и темы, которые они будут обсуждать, самые разные, порой очень острые и болезненные. Если респондент пойдет навстречу, этот эксперимент может стать сильным переживанием для обоих, возможно, неким освобождением или даже прозрением. Думаю, когда пройдет этот месяц, мы все станем другими, и не исключено, что узнаем что-то новое о человеке. Я сама буду участвовать в проекте как перформер и жду старта с нетерпением.
Как изменилась ваша жизнь и работа во время карантина?
У меня отменились все проекты на ближайшие полгода. Сначала я смотрела на это пессимистично. Но внезапно появились новые предложения: вот, скажем, фестиваль «Точка доступа». Пока не было работы, много читала — в основном автофикшн и феминистскую прозу, смотрела кино. Благодаря этому времени я запаслась ценными идеями, кое-что спланировала. Следующий спектакль, над которым я буду работать, когда мы окончательно выйдем из локдауна, — по дневникам британского кинорежиссера Дерека Джармена «Современная природа» — об искусстве, жизни, смерти и возделывании своего сада — и в буквальном, и в переносном смысле — как способе преодоления трудностей жизни. Тема взаимоотношений человека и природы кажется мне крайне важной, и я хотела бы «перенести» ее в сценическое поле. Тем более что она не так часто звучит в театральном пространстве.
Главное, что вы поняли на карантине?
Что я очень счастливый человек. Вначале неопределенность ситуации и бытовые трудности меня слегка пугали, но когда я осознала, что все мои близкие дома и меня поддерживают, тревога ушла. Это удивительное и очень приятное для меня открытие: наверное, впервые в жизни я настолько остро ощутила поддержку семьи. Страха перед будущим у меня нет. И никогда не было. Я по-особому воспринимаю время, оно для меня постоянно течет в ускоренном режиме. Мне пугает, скорее, то, что я могу что-то не успеть, от этого дни пролетают со скоростью света. На страх просто не остается ни секунды, а к жизни я отношусь с азартом и увлечением.
Каким вы видите театр эпохи «посткоронавируса»? Повлияют ли на него новые онлайн-форматы?
Изменения произойдут с теми театрами и режиссерами, которые этого хотят и к этому готовы. Экспериментальные направления были всегда, некоторые режиссеры уже много лет придумывают самые разные форматы взаимодействия с аудиторией. Тем не менее за время карантина мы увидели, что зритель вполне готов к восприятию онлайн-театра. Для широкой аудитории подобные спектакли перестали быть пугающе инновационными. Возникло немало качественных, интересных онлайн-проектов, что впоследствии позволит здорово обогатить наш театральный язык. Я думаю, когда театры откроются и у зрителей возникнет альтернатива, они, конечно, захотят смотреть «обычные» постановки, соскучившись по ним. Тем временем художники смогут суммировать накопленный во время изоляции опыт. Думаю, что диджитал-спектакли также будут появляться, но станут более осмысленными, и мы будем воспринимать их как нечто вполне традиционное для современного театра.
«Письма» — спектакль для одного зрителя. В прошлом я сделала уже два подобных проекта. Один из них — «Все триггеры только о любви» — был своеобразным психологическим сеансом и помогал зрителю преодолеть любовную травму. Мне понравилось, что в этом спектакле возникала обратная связь.
Название нового проекта перекликается с предыдущим — «Все письма — это письма о любви», а вот форма будет совсем другой. Теперь создание художественного текста станет главной составляющей. Я не хотела делать проект масштабным, привлекать много участников, но организаторы фестиваля «Точка доступа» предложили мне его расширить. Тогда я собрала отличную команду: все перформеры имеют большой опыт работы с текстом и, я надеюсь, смогут найти индивидуальный подход к каждому респонденту.
Для меня как для режиссера главная цель «Писем» — создать пространство для личного и художественного высказывания зрителя. Этот формат максимально далек от привычного театра, где мы видим артистов на сцене и следим за сюжетом. Конечно, в случае с «Письмами» очень трудно предсказать, чем все закончится: многое зависит от индивидуального поведения участника и его активности. Когда мы с драматургом Алиной Журиной писали «пьесу», мы старались оставить место для импровизации и самых неожиданных поворотов «сюжета».
Насколько перформеры будут эмоционально включаться в переписку?
Это самый любопытный момент. Когда ты один на один со зрителем, тебе важно завладеть его вниманием, но актеры в данном случае лишены всех привычных средств художественной выразительности. Мало кому из нас случалось так долго переписываться с незнакомым человеком. Так что как для перформера, так и для зрителя это будет непривычный опыт. Общение актера и виртуального собеседника не будет ограничено никакими рамками, и темы, которые они будут обсуждать, самые разные, порой очень острые и болезненные. Если респондент пойдет навстречу, этот эксперимент может стать сильным переживанием для обоих, возможно, неким освобождением или даже прозрением. Думаю, когда пройдет этот месяц, мы все станем другими, и не исключено, что узнаем что-то новое о человеке. Я сама буду участвовать в проекте как перформер и жду старта с нетерпением.
Как изменилась ваша жизнь и работа во время карантина?
У меня отменились все проекты на ближайшие полгода. Сначала я смотрела на это пессимистично. Но внезапно появились новые предложения: вот, скажем, фестиваль «Точка доступа». Пока не было работы, много читала — в основном автофикшн и феминистскую прозу, смотрела кино. Благодаря этому времени я запаслась ценными идеями, кое-что спланировала. Следующий спектакль, над которым я буду работать, когда мы окончательно выйдем из локдауна, — по дневникам британского кинорежиссера Дерека Джармена «Современная природа» — об искусстве, жизни, смерти и возделывании своего сада — и в буквальном, и в переносном смысле — как способе преодоления трудностей жизни. Тема взаимоотношений человека и природы кажется мне крайне важной, и я хотела бы «перенести» ее в сценическое поле. Тем более что она не так часто звучит в театральном пространстве.
Главное, что вы поняли на карантине?
Что я очень счастливый человек. Вначале неопределенность ситуации и бытовые трудности меня слегка пугали, но когда я осознала, что все мои близкие дома и меня поддерживают, тревога ушла. Это удивительное и очень приятное для меня открытие: наверное, впервые в жизни я настолько остро ощутила поддержку семьи. Страха перед будущим у меня нет. И никогда не было. Я по-особому воспринимаю время, оно для меня постоянно течет в ускоренном режиме. Мне пугает, скорее, то, что я могу что-то не успеть, от этого дни пролетают со скоростью света. На страх просто не остается ни секунды, а к жизни я отношусь с азартом и увлечением.
Каким вы видите театр эпохи «посткоронавируса»? Повлияют ли на него новые онлайн-форматы?
Изменения произойдут с теми театрами и режиссерами, которые этого хотят и к этому готовы. Экспериментальные направления были всегда, некоторые режиссеры уже много лет придумывают самые разные форматы взаимодействия с аудиторией. Тем не менее за время карантина мы увидели, что зритель вполне готов к восприятию онлайн-театра. Для широкой аудитории подобные спектакли перестали быть пугающе инновационными. Возникло немало качественных, интересных онлайн-проектов, что впоследствии позволит здорово обогатить наш театральный язык. Я думаю, когда театры откроются и у зрителей возникнет альтернатива, они, конечно, захотят смотреть «обычные» постановки, соскучившись по ним. Тем временем художники смогут суммировать накопленный во время изоляции опыт. Думаю, что диджитал-спектакли также будут появляться, но станут более осмысленными, и мы будем воспринимать их как нечто вполне традиционное для современного театра.
7
«Вавилонская прогулка»
Сергей Тейфель
Режиссер, один из создателей спектакля-променада «Вавилонская прогулка»
«Многое, что сейчас называют театром, им вовсе не является» (чтобы прочитать интервью, нажмите на «плюс»)
Расскажите, когда и как вам пришла идея устраивать онлайн-прогулки в разных странах мира? Как вы находите участников? И в чем видите основную задачу проекта?
Идея возникла во время zoom-конференции с моими друзьями Дмитрием Крестьянкиным и Константином Почтенным: «А не сделать ли нам какой-нибудь спектакль, пока мы сидим в своих квартирках?» Конечно, карантин сыграл тут ключевую роль. Очень кстати поступило предложение от фестиваля «Точка доступа». Этот проект возник как вспышка, и мы на самом деле не ожидали, что он получит продолжение и из Спонтанной программы фестиваля перекочует в Основную. Мы очень рады, что это произошло.
Участников, согласных выйти погулять, найти было несложно: мы просто обзвонили знакомых и предложили им поучаствовать.
Мне сложно назвать наш проект театром в чистом виде, он работает по другим законам. Я бы назвал его «наблюдением за людьми». Люди, которые выходят на прогулки, получают массу впечатлений. Зрителю же нужно согласиться с ролью «подглядывающего», и если повезет, то он найдет ответы на важные для себя вопросы и будет приятно удивлен встрече «с самим собой». Было бы здорово и зрителя тоже «включить» в действие, но технически это сделать довольно сложно.
Нам как режиссерам важно, что гуляющие рассказывают не только о себе, но и об истории своих городов, о культуре страны в целом. Много нового можно узнать. Благодаря нашему спектаклю я, например, открыл для себя эстонский город Нарва, стоящий на границе с Ленинградской областью.
В названии вашего проекта содержится некоторое противоречие. История крушения Вавилонской башни привела к тому, что люди стали говорить на разных языках и перестали понимать друг друга. Вы же стремитесь к объединению людей.
Да, в названии действительно содержится парадокс. Мы хотели вложить в него некую «духовную» составляющую, поэтому связали с библейской историей и Вавилоном. Это очевидная ассоциация, так как участники наших прогулок говорят на разных языках: американцы, немцы, итальянцы, русские, эстонцы. Но при этом их объединяет неспешная прогулка, полная разговоров и размышлений. Через некоторое время становится очевидно, что они прекрасно понимают друг друга. И это для нас главное.
Как изменились ваша жизнь и работа во время карантина?
В каком-то смысле это было для меня долгожданное время. Конечно, я не предполагал, что мир вдруг замрет, да еще и так стремительно. У меня раньше, до всех этих событий, часто возникало желание выйти на улицу и закричать: «Куда вы все несетесь?» И хотя я сейчас испытываю смешанные чувства, в них есть даже элемент отчаяния, глубинное мое желание передышки как будто было услышано. Этот период стал для меня благотворным, я нахожусь в гармонии с самим с собой, я стал меньше загружать себя работой, от каких-то проектов отказываюсь. Я лучше отдаю себе отчет в своих поступках и прислушиваюсь к своим желаниям.
Что главное вы поняли во время изоляции?
Раньше мы жили в постоянной беготне, а на самом деле очень многим можно пренебречь и от многого отказаться. И для этого вовсе не обязательно прилагать какие-то немыслимые усилия. Просто надо понять, что для тебя главное, что составляет твое счастье, и спокойно отбросить все лишнее, всю эту суету.
Есть ли у вас страх перед будущим?
Страха нет, есть тревога. В первую очередь, за будущее моих детей. Как бы я ни старался отстраниться от новостей, я все равно вижу, что происходит в мире. Еще слегка тревожусь за свое профессиональное будущее. Мне бы хотелось оставаться в том состоянии, в котором я нахожусь сейчас.
Каким вы видите театр эпохи «посткоронавируса»? Повлияют ли на него новые онлайн-форматы?
Думаю, форматы никак не изменят театр. На него уже давно ничего не влияет. Пусть это прозвучит консервативно, но для меня многое, что сейчас называют театром, им вовсе не является.
Если режиссеры, выйдя из режима самоизоляции, поймут, что любые концепции весьма неустойчивы, что все может разрушиться в один день, да и просто станут чуточку добрее к самим себе, то истинные ценности искусства выйдут на первый план. Люди театра часто сами себя называют «больными», «больными театром». А мне не хочется им болеть.
Я надеюсь, что все успокоятся и это спокойствие перенесут на сцену — неважно, в онлайн или офлайн. Тогда театр сможет возродиться, стать ближе к зрителю. Ведь зритель идет туда за настроением, за честностью, за человечностью. Если мы вынесем какую-то глубинную правду из той «тишины», которая сейчас искусственно возникла, театр, возможно, ждет какая-то новая волна и ренессанс.
Идея возникла во время zoom-конференции с моими друзьями Дмитрием Крестьянкиным и Константином Почтенным: «А не сделать ли нам какой-нибудь спектакль, пока мы сидим в своих квартирках?» Конечно, карантин сыграл тут ключевую роль. Очень кстати поступило предложение от фестиваля «Точка доступа». Этот проект возник как вспышка, и мы на самом деле не ожидали, что он получит продолжение и из Спонтанной программы фестиваля перекочует в Основную. Мы очень рады, что это произошло.
Участников, согласных выйти погулять, найти было несложно: мы просто обзвонили знакомых и предложили им поучаствовать.
Мне сложно назвать наш проект театром в чистом виде, он работает по другим законам. Я бы назвал его «наблюдением за людьми». Люди, которые выходят на прогулки, получают массу впечатлений. Зрителю же нужно согласиться с ролью «подглядывающего», и если повезет, то он найдет ответы на важные для себя вопросы и будет приятно удивлен встрече «с самим собой». Было бы здорово и зрителя тоже «включить» в действие, но технически это сделать довольно сложно.
Нам как режиссерам важно, что гуляющие рассказывают не только о себе, но и об истории своих городов, о культуре страны в целом. Много нового можно узнать. Благодаря нашему спектаклю я, например, открыл для себя эстонский город Нарва, стоящий на границе с Ленинградской областью.
В названии вашего проекта содержится некоторое противоречие. История крушения Вавилонской башни привела к тому, что люди стали говорить на разных языках и перестали понимать друг друга. Вы же стремитесь к объединению людей.
Да, в названии действительно содержится парадокс. Мы хотели вложить в него некую «духовную» составляющую, поэтому связали с библейской историей и Вавилоном. Это очевидная ассоциация, так как участники наших прогулок говорят на разных языках: американцы, немцы, итальянцы, русские, эстонцы. Но при этом их объединяет неспешная прогулка, полная разговоров и размышлений. Через некоторое время становится очевидно, что они прекрасно понимают друг друга. И это для нас главное.
Как изменились ваша жизнь и работа во время карантина?
В каком-то смысле это было для меня долгожданное время. Конечно, я не предполагал, что мир вдруг замрет, да еще и так стремительно. У меня раньше, до всех этих событий, часто возникало желание выйти на улицу и закричать: «Куда вы все несетесь?» И хотя я сейчас испытываю смешанные чувства, в них есть даже элемент отчаяния, глубинное мое желание передышки как будто было услышано. Этот период стал для меня благотворным, я нахожусь в гармонии с самим с собой, я стал меньше загружать себя работой, от каких-то проектов отказываюсь. Я лучше отдаю себе отчет в своих поступках и прислушиваюсь к своим желаниям.
Что главное вы поняли во время изоляции?
Раньше мы жили в постоянной беготне, а на самом деле очень многим можно пренебречь и от многого отказаться. И для этого вовсе не обязательно прилагать какие-то немыслимые усилия. Просто надо понять, что для тебя главное, что составляет твое счастье, и спокойно отбросить все лишнее, всю эту суету.
Есть ли у вас страх перед будущим?
Страха нет, есть тревога. В первую очередь, за будущее моих детей. Как бы я ни старался отстраниться от новостей, я все равно вижу, что происходит в мире. Еще слегка тревожусь за свое профессиональное будущее. Мне бы хотелось оставаться в том состоянии, в котором я нахожусь сейчас.
Каким вы видите театр эпохи «посткоронавируса»? Повлияют ли на него новые онлайн-форматы?
Думаю, форматы никак не изменят театр. На него уже давно ничего не влияет. Пусть это прозвучит консервативно, но для меня многое, что сейчас называют театром, им вовсе не является.
Если режиссеры, выйдя из режима самоизоляции, поймут, что любые концепции весьма неустойчивы, что все может разрушиться в один день, да и просто станут чуточку добрее к самим себе, то истинные ценности искусства выйдут на первый план. Люди театра часто сами себя называют «больными», «больными театром». А мне не хочется им болеть.
Я надеюсь, что все успокоятся и это спокойствие перенесут на сцену — неважно, в онлайн или офлайн. Тогда театр сможет возродиться, стать ближе к зрителю. Ведь зритель идет туда за настроением, за честностью, за человечностью. Если мы вынесем какую-то глубинную правду из той «тишины», которая сейчас искусственно возникла, театр, возможно, ждет какая-то новая волна и ренессанс.
8
«Спектакль в коробочке»
Дарья Бреслер
Участница театрального коллектива «Вокруг да около», одна из создательниц аудиоспектакля «Спектакль в коробочке»
«Мой дом — безопасное место. Это одновременно и крепость, и тюрьма» (чтобы прочитать интервью, нажмите на «плюс»)
Ваш аудиоспектакль изначально проходил в венецианском палаццо. В чем вы видите разницу для зрительского восприятия при переносе его в онлайн-режим?
В Дзаттере аудиотреки только изредка были комментарием к тому, что посетители видели прямо перед собой. Зрители-слушатели сами «собирали» спектакль, отыскивая в палаццо QR-коды. Порядок перемещения по зданию определял порядок прослушивания фрагментов спектакля. Посетителям сайта будут предложены «тропы», проложенные на «карте» спектакля. В каком-то смысле это даже облегчает восприятие.
Расскажите, какую связь вы увидели между итальянским палаццо, Венецией и Домами культуры, «Дневником Кости Рябцева» и в целом советской культурой 20-х годов XX века?
Палаццо Дзаттере — не только выставочное, но и общественное пространство. Фонд V-A-C придумал проект ДК, где есть и коворкинг, и йога-центр, и творческие лаборатории. Таких мест почти нет в Венеции. V-A-C решил обратиться к советскому опыту и открыть в городе свой Дом Культуры.
Тогда мы задумались о Домах Культуры, которые появились в 20-ые года прошлого века в Петрограде. В то время это был полуразрушенный город - после всех войн и революций. Именно тогда возник один любопытный литературный феномен, в котором социалистические установки на прогресс и строительство светлого будущего обрамляются довольно мрачными и мистическими мотивами. Позже этот феномен советской литературы 20-х назовут НЭП-готикой или «Красной готикой». Роман Николая Огнева «Дневник Кости Рябцева» -- очень яркий тому пример. В этой книге причудливым образом сочетаются советская риторика и тема смерти, образы покойников, выходящих из могил на прогулку.
Вот в такой форме происходило «проживание» травм разрушения, люди их сублимировали в искусство. Назовем это эстетизацией руин. Тут мы видим связь с Венецией, которая вынуждена постоянно соответствовать образу старого города для привлечения туристов, а в последние десятилетия, к тому же, разрушается современными большими пароходами-лайнерами. Нам захотелось узнать, как сами венецианцы справляются с этим, как живут в городе, где им почти ничего не принадлежит.
Как новые онлайн-форматы повлияют на театр после пандемии?
Онлайн уже повлиял почти на все сферы жизни, и я не вижу в этом ничего плохого, мне кажется, что это естественный ход вещей. Вирус просто катализирует процессы, которые шли и до него. Но и традиционный театр никуда не денется, ведь есть люди, которым зум-спектакли уже встали поперек горла. Наш коллектив и до короновируса разрабатывал форматы онлайн-прогулок, но для нас, как любителей site-specific проектов — спектаклей в разных городских локациях — важно, чтобы человек мог «чувствовать» искусство через все каналы восприятия, а не только видеть и слышать. Совсем уходить в онлайн мы не хотим.
Как изменились ваша жизнь и работа на карантине?
Мне стало немного тревожнее. Но распорядок остался почти прежним: у меня маленький ребенок, и я часто сижу с ним дома. На меня немного давит ощущение несвободы, невозможность сбежать из домашнего мира. В этом есть какая-то неизбежность. С другой стороны, я почувствовала, что мой дом — безопасное место. И я люблю в нем находиться. Это одновременно и крепость, и тюрьма.
Неделю назад мы переехали на дачу, и вдруг возникло ощущение, что все это позади. Здесь я вздохнула, напряжение спало, я больше не спорю и не вступаю в диалог с замкнутым пространством.
Вы боитесь будущего?
Определенные опасения есть, но ощущения конца света нет. Думаю, мы справимся.
В Дзаттере аудиотреки только изредка были комментарием к тому, что посетители видели прямо перед собой. Зрители-слушатели сами «собирали» спектакль, отыскивая в палаццо QR-коды. Порядок перемещения по зданию определял порядок прослушивания фрагментов спектакля. Посетителям сайта будут предложены «тропы», проложенные на «карте» спектакля. В каком-то смысле это даже облегчает восприятие.
Расскажите, какую связь вы увидели между итальянским палаццо, Венецией и Домами культуры, «Дневником Кости Рябцева» и в целом советской культурой 20-х годов XX века?
Палаццо Дзаттере — не только выставочное, но и общественное пространство. Фонд V-A-C придумал проект ДК, где есть и коворкинг, и йога-центр, и творческие лаборатории. Таких мест почти нет в Венеции. V-A-C решил обратиться к советскому опыту и открыть в городе свой Дом Культуры.
Тогда мы задумались о Домах Культуры, которые появились в 20-ые года прошлого века в Петрограде. В то время это был полуразрушенный город - после всех войн и революций. Именно тогда возник один любопытный литературный феномен, в котором социалистические установки на прогресс и строительство светлого будущего обрамляются довольно мрачными и мистическими мотивами. Позже этот феномен советской литературы 20-х назовут НЭП-готикой или «Красной готикой». Роман Николая Огнева «Дневник Кости Рябцева» -- очень яркий тому пример. В этой книге причудливым образом сочетаются советская риторика и тема смерти, образы покойников, выходящих из могил на прогулку.
Вот в такой форме происходило «проживание» травм разрушения, люди их сублимировали в искусство. Назовем это эстетизацией руин. Тут мы видим связь с Венецией, которая вынуждена постоянно соответствовать образу старого города для привлечения туристов, а в последние десятилетия, к тому же, разрушается современными большими пароходами-лайнерами. Нам захотелось узнать, как сами венецианцы справляются с этим, как живут в городе, где им почти ничего не принадлежит.
Как новые онлайн-форматы повлияют на театр после пандемии?
Онлайн уже повлиял почти на все сферы жизни, и я не вижу в этом ничего плохого, мне кажется, что это естественный ход вещей. Вирус просто катализирует процессы, которые шли и до него. Но и традиционный театр никуда не денется, ведь есть люди, которым зум-спектакли уже встали поперек горла. Наш коллектив и до короновируса разрабатывал форматы онлайн-прогулок, но для нас, как любителей site-specific проектов — спектаклей в разных городских локациях — важно, чтобы человек мог «чувствовать» искусство через все каналы восприятия, а не только видеть и слышать. Совсем уходить в онлайн мы не хотим.
Как изменились ваша жизнь и работа на карантине?
Мне стало немного тревожнее. Но распорядок остался почти прежним: у меня маленький ребенок, и я часто сижу с ним дома. На меня немного давит ощущение несвободы, невозможность сбежать из домашнего мира. В этом есть какая-то неизбежность. С другой стороны, я почувствовала, что мой дом — безопасное место. И я люблю в нем находиться. Это одновременно и крепость, и тюрьма.
Неделю назад мы переехали на дачу, и вдруг возникло ощущение, что все это позади. Здесь я вздохнула, напряжение спало, я больше не спорю и не вступаю в диалог с замкнутым пространством.
Вы боитесь будущего?
Определенные опасения есть, но ощущения конца света нет. Думаю, мы справимся.
9
«CLOUDME»
Николай Мулаков
Актер Театра.doc (Москва), один из авторов проекта CLOUDME
«В компьютере содержится больше духовной составляющей человека, а тело — система куда более закрытая» (чтобы прочитать интервью, нажмите на «плюс»)
Вы были перформером CLOUDME. Расскажите, что вы испытали.
Я не сделал резервную копию компьютера, не сохранил важные для меня файлы на жесткий диск — я смирился с возможностью потерять все, но не боялся этого. Думаю, такая максимально уязвимая позиция стала моей силой.
Огромное потрясение я испытал, когда был перформером во второй раз. Я передал управление компьютером куратору фестиваля «Точка доступа» Алексею Платунову, который задался целью найти в нем «нежность». Он долго искал и никак не мог ее найти. Меня это абсолютно потрясло: я отказывался признать, что во мне нет нежности.
Подобная эмоциональная вовлеченность на сцене, сравнимая с опытом CLOUDME, случалась со мной, пожалуй, только один раз, когда мы в ГИТИСе ставили этюды на очень острые темы.
Свободный доступ к чужому компьютеру для вас — то же самое, что и свободный доступ к телу?
Нет. В компьютере, на мой взгляд, содержится больше духовной составляющей человека. Именно компьютер хранит твои мысли, «знает» о твоих решениях. Это понятный, открытый интерфейс, а тело — система куда более закрытая.
Как изменились ваша жизнь и работа во время карантина?
До карантина я работал только как актер, теперь я создаю с нуля онлайн-проекты, перформансы.
Каким вы видите театр эпохи «посткоронавируса»? Как на него повлияют новые онлайн-форматы?
Мне приходили в голову мысли, что театральные здания уйдут в небытие. Скорее всего, конечно, этого не случится. Но, безусловно, многие пересмотрят свое отношение к физическому присутствию зрителя в зале. Театр будущего, в моем понимании, — это театр, не имеющий границ, глобальный, межконтинентальный. Спектакли, скажем, Театра.doc будут смотреть зрители по всему миру. Театр станет доступнее.
Есть ли у вас страх перед будущим?
Нет. Я стремлюсь в будущее. Я хочу, чтобы появился телепорт, чтобы границы между странами исчезли и чтобы люди понимали друг друга вне зависимости от языка. Хочу, чтобы все имели возможность заниматься только любимым делом.
Главное, что вы поняли в самоизоляции?
На время карантина я уехал из Москвы в Анапу, где живет моя бабушка. И оказалось, я ее совсем не знал, а теперь у меня появилась возможность начать с ней интересный диалог, который, я надеюсь, продолжится. Так что мое самое главное откровение этого времени — моя бабушка.
Я не сделал резервную копию компьютера, не сохранил важные для меня файлы на жесткий диск — я смирился с возможностью потерять все, но не боялся этого. Думаю, такая максимально уязвимая позиция стала моей силой.
Огромное потрясение я испытал, когда был перформером во второй раз. Я передал управление компьютером куратору фестиваля «Точка доступа» Алексею Платунову, который задался целью найти в нем «нежность». Он долго искал и никак не мог ее найти. Меня это абсолютно потрясло: я отказывался признать, что во мне нет нежности.
Подобная эмоциональная вовлеченность на сцене, сравнимая с опытом CLOUDME, случалась со мной, пожалуй, только один раз, когда мы в ГИТИСе ставили этюды на очень острые темы.
Свободный доступ к чужому компьютеру для вас — то же самое, что и свободный доступ к телу?
Нет. В компьютере, на мой взгляд, содержится больше духовной составляющей человека. Именно компьютер хранит твои мысли, «знает» о твоих решениях. Это понятный, открытый интерфейс, а тело — система куда более закрытая.
Как изменились ваша жизнь и работа во время карантина?
До карантина я работал только как актер, теперь я создаю с нуля онлайн-проекты, перформансы.
Каким вы видите театр эпохи «посткоронавируса»? Как на него повлияют новые онлайн-форматы?
Мне приходили в голову мысли, что театральные здания уйдут в небытие. Скорее всего, конечно, этого не случится. Но, безусловно, многие пересмотрят свое отношение к физическому присутствию зрителя в зале. Театр будущего, в моем понимании, — это театр, не имеющий границ, глобальный, межконтинентальный. Спектакли, скажем, Театра.doc будут смотреть зрители по всему миру. Театр станет доступнее.
Есть ли у вас страх перед будущим?
Нет. Я стремлюсь в будущее. Я хочу, чтобы появился телепорт, чтобы границы между странами исчезли и чтобы люди понимали друг друга вне зависимости от языка. Хочу, чтобы все имели возможность заниматься только любимым делом.
Главное, что вы поняли в самоизоляции?
На время карантина я уехал из Москвы в Анапу, где живет моя бабушка. И оказалось, я ее совсем не знал, а теперь у меня появилась возможность начать с ней интересный диалог, который, я надеюсь, продолжится. Так что мое самое главное откровение этого времени — моя бабушка.
10
«Черновик»
Владислав Насташев
Резидент Гоголь-центра и Нового Рижского театра, режиссер спектакля «Черновик» (Латвия)
«После пандемии мы все с радостью пойдем в традиционный театр и не будем часами зависать в Zoom» (чтобы прочитать интервью, нажмите на «плюс»)
Почему вы выбрали «Черновик»? Вас привлекла тема изоляции?
Я прочитал пьесу за несколько месяцев до карантина и сразу захотел ее поставить. Для меня «Черновик» – очень непростой материал, но мне близка проблематика пьесы: взаимоотношения матери и сына, умерший отец, которого мать винит во всех своих бедах. Главное для меня – разговор поколений, столкновение эпох, разборки с прошлым, которое не дает жить в настоящем. И специфический юмор Уханова, которого я очень ценю как писателя.
Сложно было перейти в онлайн?
Для меня это первый опыт работы в онлайне, и было не так уж легко. Играть как в традиционном театре — нельзя, а как по-другому — не совсем понятно. К счастью, пьеса идеально вписывается в диджитал-формат. Несмотря на сложности, в этой работе есть элемент первооткрывательства и приятное ощущение, что присутствуешь при рождении нового жанра.
Каким станет театр после окончания пандемии?
Я не уверен, что после отмены ограничений онлайн будет так же востребован. Думаю, мы все с радостью пойдем в традиционный театр и не будем часами зависать в «Зуме». Все это забудется как страшный сон.
Тем не менее интернет-спектакли наводят на мысли о «жизни вне жизни»: загружая результаты своего творчества во Всемирную паутину, ты как будто обеспечиваешь себе бессмертие. К тому же мне кажется, что некоторые формы онлайн-театра существовали и до карантина. Скажем, Дмитрий Волкострелов хоть и работает с живыми артистами, но как будто в двумерном, а не трехмерном пространстве.
Как изменилась ваша жизнь и работа во время карантина?
Полтора месяца вообще не работал, и паузу эту воспринял с радостью. Сейчас ситуация в Латвии менее напряженная по сравнению с другими странами. Я стал выходить на улицу и общаться с людьми. В какой-то момент испугался, что останусь без работы, и набрал кучу всего, так что я очень загружен, стало вдруг совсем не до коронавируса.
Главное, что я понял, находясь в изоляции, — важность и необходимость человеческого общения, простых прикосновений. Я стал больше ценить людей. Я чувствую себя так, как будто мы пережили войну. Конечно, коронавирусу далеко до войны по масштабам бедствия, но я стал лучше понимать, что чувствовали люди, вернувшись с войны, как они цеплялись за жизнь. Для меня теперь самые простые вещи — выйти на улицу и поесть в ресторане — большое счастье.
Я прочитал пьесу за несколько месяцев до карантина и сразу захотел ее поставить. Для меня «Черновик» – очень непростой материал, но мне близка проблематика пьесы: взаимоотношения матери и сына, умерший отец, которого мать винит во всех своих бедах. Главное для меня – разговор поколений, столкновение эпох, разборки с прошлым, которое не дает жить в настоящем. И специфический юмор Уханова, которого я очень ценю как писателя.
Сложно было перейти в онлайн?
Для меня это первый опыт работы в онлайне, и было не так уж легко. Играть как в традиционном театре — нельзя, а как по-другому — не совсем понятно. К счастью, пьеса идеально вписывается в диджитал-формат. Несмотря на сложности, в этой работе есть элемент первооткрывательства и приятное ощущение, что присутствуешь при рождении нового жанра.
Каким станет театр после окончания пандемии?
Я не уверен, что после отмены ограничений онлайн будет так же востребован. Думаю, мы все с радостью пойдем в традиционный театр и не будем часами зависать в «Зуме». Все это забудется как страшный сон.
Тем не менее интернет-спектакли наводят на мысли о «жизни вне жизни»: загружая результаты своего творчества во Всемирную паутину, ты как будто обеспечиваешь себе бессмертие. К тому же мне кажется, что некоторые формы онлайн-театра существовали и до карантина. Скажем, Дмитрий Волкострелов хоть и работает с живыми артистами, но как будто в двумерном, а не трехмерном пространстве.
Как изменилась ваша жизнь и работа во время карантина?
Полтора месяца вообще не работал, и паузу эту воспринял с радостью. Сейчас ситуация в Латвии менее напряженная по сравнению с другими странами. Я стал выходить на улицу и общаться с людьми. В какой-то момент испугался, что останусь без работы, и набрал кучу всего, так что я очень загружен, стало вдруг совсем не до коронавируса.
Главное, что я понял, находясь в изоляции, — важность и необходимость человеческого общения, простых прикосновений. Я стал больше ценить людей. Я чувствую себя так, как будто мы пережили войну. Конечно, коронавирусу далеко до войны по масштабам бедствия, но я стал лучше понимать, что чувствовали люди, вернувшись с войны, как они цеплялись за жизнь. Для меня теперь самые простые вещи — выйти на улицу и поесть в ресторане — большое счастье.
11
«Брак»
Ася Волошина
Драматург, автор пьесы «Брак»
«В пьесе я исследую и расщепляю свой страх перед будущим» (чтобы прочитать интервью, нажмите на «плюс»)
Вы недавно закончили пьесу «Брак». Почему вы решили написать ее для Zoom?
Эта идея возникла у режиссера Семена Александровского еще до изоляции: он ведь любит осваивать разные пространства. Но пока идея вызревала, произошло то, что произошло, и Zoom стал единой сценической площадкой для всего мира. Сюжет и проблематика пьесы — история об одной из версий мира, который зародился этой весной, — возникли уже в ситуации локдауна.
Почему вы выбрали временем действия именно 2035 год?
Для антиутопии нужен какой-то временной разрыв, какой-то «шаг». Обычно он бывает больше чем 15 лет, но мне было важно, чтобы в 2020-м мои герои были уже взрослыми людьми, а в момент действия пьесы оставались еще довольно молодыми и дерзкими. Более того, как раз во время локдауна, в наше время, они и познакомились в Сети и устраивали свидания в «Зуме». Это уже почти спойлер. Теперь они встречаются, чтобы отметить годовщину, 15 лет вместе. И возникает такая недобрая — или добрая? — скажем так: мерцающая ностальгия. В пьесе нет ничего автобиографического, но, по сути, я исследую в ней и расщепляю свой страх перед будущим.
Чем вас пугает будущее?
У меня когда-то возникла идея — я отдала ее одному из персонажей пьесы «Человек из рыбы», — что патриотизм может быть связан не только с местом, но и со временем. Современность, какой бы она ни была, это наша родина во времени. Не во всякое альтернативное будущее мне хотелось бы, образно говоря, эмигрировать.
Сильнее всего меня коробит, что мы можем окончательно атомизироваться, поставить свои границы, свою физическую защищенность во главу угла. Превыше свободы, превыше яркости, да, собственно, жизни превыше. Я говорю, конечно, не о нынешней экстренной ситуации, а о том, к чему она может привести. Эти тенденции намечались и до вируса, но, похоже, он становится катализатором. Такое чувство, что сохранность жизни уже давно становится важней самой жизни. Я не хочу жить в «коконе». Ни в коконе, ни в маске, ни в окошке Zoom. Я хочу — в будущем — отстоять свое право на риск.
Что вы успели понять за время самоизоляции?
Что мир был не так уж плох. Это почти шутка, конечно.
Как изменились ваша работа и жизнь во время карантина?
Раньше я чередовала периоды: то безвылазно сидела дома и работала, то вращалась в мире. Теперь в моем распоряжении только первый вариант: все время сижу дома, но, увы, не все время работаю. Половину трачу на тоску.
Каким же видите театр после карантина?
Прекрасно, когда театр расширяет свои границы, «затекает» в Сеть или в любые другие пространства. Но пусть он делает это добровольно, а не вынужденно. Думаю, важней всего, чтоб театр смог вернуться к самому себе. Чтобы ему позволили вернуться. Природа театра — в соприсутствии, а это то, чего мы теперь боимся больше всего. Надеюсь, это не войдет в нашу кровь навсегда.
Эта идея возникла у режиссера Семена Александровского еще до изоляции: он ведь любит осваивать разные пространства. Но пока идея вызревала, произошло то, что произошло, и Zoom стал единой сценической площадкой для всего мира. Сюжет и проблематика пьесы — история об одной из версий мира, который зародился этой весной, — возникли уже в ситуации локдауна.
Почему вы выбрали временем действия именно 2035 год?
Для антиутопии нужен какой-то временной разрыв, какой-то «шаг». Обычно он бывает больше чем 15 лет, но мне было важно, чтобы в 2020-м мои герои были уже взрослыми людьми, а в момент действия пьесы оставались еще довольно молодыми и дерзкими. Более того, как раз во время локдауна, в наше время, они и познакомились в Сети и устраивали свидания в «Зуме». Это уже почти спойлер. Теперь они встречаются, чтобы отметить годовщину, 15 лет вместе. И возникает такая недобрая — или добрая? — скажем так: мерцающая ностальгия. В пьесе нет ничего автобиографического, но, по сути, я исследую в ней и расщепляю свой страх перед будущим.
Чем вас пугает будущее?
У меня когда-то возникла идея — я отдала ее одному из персонажей пьесы «Человек из рыбы», — что патриотизм может быть связан не только с местом, но и со временем. Современность, какой бы она ни была, это наша родина во времени. Не во всякое альтернативное будущее мне хотелось бы, образно говоря, эмигрировать.
Сильнее всего меня коробит, что мы можем окончательно атомизироваться, поставить свои границы, свою физическую защищенность во главу угла. Превыше свободы, превыше яркости, да, собственно, жизни превыше. Я говорю, конечно, не о нынешней экстренной ситуации, а о том, к чему она может привести. Эти тенденции намечались и до вируса, но, похоже, он становится катализатором. Такое чувство, что сохранность жизни уже давно становится важней самой жизни. Я не хочу жить в «коконе». Ни в коконе, ни в маске, ни в окошке Zoom. Я хочу — в будущем — отстоять свое право на риск.
Что вы успели понять за время самоизоляции?
Что мир был не так уж плох. Это почти шутка, конечно.
Как изменились ваша работа и жизнь во время карантина?
Раньше я чередовала периоды: то безвылазно сидела дома и работала, то вращалась в мире. Теперь в моем распоряжении только первый вариант: все время сижу дома, но, увы, не все время работаю. Половину трачу на тоску.
Каким же видите театр после карантина?
Прекрасно, когда театр расширяет свои границы, «затекает» в Сеть или в любые другие пространства. Но пусть он делает это добровольно, а не вынужденно. Думаю, важней всего, чтоб театр смог вернуться к самому себе. Чтобы ему позволили вернуться. Природа театра — в соприсутствии, а это то, чего мы теперь боимся больше всего. Надеюсь, это не войдет в нашу кровь навсегда.
Текст: Дарья Андреева
Выпускающий редактор: Татьяна Почуева, Юлия Любимова, Анна Данилина
Фотографии: пресс-служба фестиваля «Точка доступа»
Корректор: Наталья Сафонова
Дизайн и верстка: Саша Чернякова
© All Right Reserved.
Snob
[email protected]
Выпускающий редактор: Татьяна Почуева, Юлия Любимова, Анна Данилина
Фотографии: пресс-служба фестиваля «Точка доступа»
Корректор: Наталья Сафонова
Дизайн и верстка: Саша Чернякова
© All Right Reserved.
Snob
[email protected]