Фото: Сергей Николаевич
Фото: Сергей Николаевич

Публику по билетам еще не запустили, поэтому было просторно и даже немного одиноко, как в осеннем лесу. На самом деле поиск талантов на выставочных квадратных метрах всегда похож на процесс собирания грибов. Сразу признаюсь, что не являюсь большим знатоком и любителем как грибов, так и современного искусства. Но убежден, что в обоих случаях необходимы интуиция, настойчивость, везение, азарт, ну и хоть какое-то знание предмета, чтобы суметь отличить ядовитую отраву от вполне съедобного и качественного продукта. Короче, шел я себе и шел мимо разных арт-объектов разной художественной ценности, мысленно уже нацеливаясь на поиски слова Exit, пока не наткнулся на это зеркало в золотой раме. Повинуясь привычке время от времени щелкать кнопкой своего Canon, висевшего на запястье, я зачем-то нажал спуск. И в этот момент в зеркале полыхнуло неоном слово UNIQUE. От неожиданности я даже рассмеялся. Зеркало выдало месседж, который я подсознательно ждал и все это время безуспешно пытался услышать на гулких просторах Viennafair, как, впрочем, и на других смотринах современного искусства. В неиссякаемом потоке массовых зрелищ и серийных поделок нам как раз больше всего не хватает уникальности и единственности. Посреди бесконечных копий и клонов мы тоскуем об утраченном оригинале, как о зарытом кладе, который нам уже не суждено найти.

Так сложилось, что большинство материалов этого номера посвящено современному искусству. Это очень разные художественные высказывания и судьбы. Например, известный московский художник и дизайнер Илья Пиганов обратился к прошлому собственной семьи. Он сочинил большой проект под названием «Том третий. Пигановы», где подлинные документы, фотографии и даже старомодные сорочки с прожженными от неумелого глажения воротничками способны рассказать о поколении наших отцов с такой душераздирающей откровенностью, на которую редко бывает способно contemporary art. Но Пиганов рискнул вступить на очень интимную территорию, чтобы разглядеть в мутном ржавом зеркале, оставшемся после смерти отца, правду о другой жизни, до которой ему раньше почти не было дела и которая открылась ему во всей своей беспощадной наготе и печали. Об этом же эссе петербургского искусствоведа, литератора Аркадия Ипполитова «По прямой линии», где он размышляет о том, что любое наследство и даже наследие обречено на прах, тлен и забвение. И единственный шанс на спасение – это взгляд художника, его способность превращать частную семейную историю в миф, а свалку из старых, ненужных вещей – во внятный и законченный художественный жест.

Фото: Архив пресс-службы
Фото: Архив пресс-службы

Кстати, по части красивых и эффектных жестов мало кто может сравниться с другим героем нашего октябрьского номера, замечательным художником Борисом Мессерером, которого в шестидесятые-семидесятые годы прошлого века звали «королем богемы». Само существование его мастерской под крышей старинного дома на Поварской улице, осененное средневековым распятием на стене и присутствием его жены и музы Беллы Ахмадулиной, воспринималось в те годы как своего рода протестная акция против душного брежневского безвременья. Какие гости собирались у него за длинным столом, какие разговоры велись, какие стихи и песни звучали, с каким шиком они умели жить, любить, гулять, расплачиваться в ресторанах, с какой отвагой бросались защищать гонимых и преследуемых… Красивые люди некрасивого времени. Обо всем этом Борис Асафович вспоминает в беседе со своим другом, писателем Евгением Поповым.

Как известно, искусство способно не только заглядывать в прошлое или отыскивать в настоящем какую-то новую, незамыленную реальность, но и предсказывать будущее. Два рассказа, которые мы публикуем, были написаны без всякого редакционного заказа, пришли с журнальным самотеком, но оказалось, что оба они на одну тему: что будет с нами через тридцать-сорок лет? Увы, как выясняется, ничего хорошего. Писатель из Екатеринбурга Анна Матвеева, несмотря на бравый тон, смоделировала в рассказе «Подожди, я умру – и вернусь» довольно безрадостную перспективу, когда интернет будет объявлен вне закона, социальные сети упразднены, а компьютеры и гаджеты станут музейными экспонатами, посмотреть на которые будут водить школьников с экскурсией. А москвич Алексей Малашенко предложил собственную версию того, чем может обернуться «решение» национального вопроса. Его рассказ «Асаль» – это горькая, реалистическая проза, заставляющая по-новому взглянуть на существующую проблему межэтнических отношений и тех перспектив, которые могут открыться в том случае, если русскому национализму суждено будет стать государственной идеологией. Два взгляда, пристально нацеленных в будущее. Два тревожных сигнала с разных берегов о грозящих нам всем опасностях. Два сильных и талантливых голоса, каждый из которых достоин быть услышанным.

…Кстати, тогда на Венской ярмарке слово UNIQUE исчезло в зеркале, как только я убрал фотокамеру. И сколько я перед ним ни маячил, больше уже не вернулось.С