Re: Дичь свежая, импортная

Маша Баций

Только дай заглянуть в рот немецкому дантисту – он тебя тут же уверит, что все зло от зубов мудрости, пусть они и здоровые. Зло, будет напирать он, нужно срочно искоренить. У нас в Германии, будет еще больше напирать он, с этим живет каждый. В итоге у тебя теперь, как у всей Германии, четыре прогалины, у дантиста – новые ботинки.

Московскому человеку, привыкшему, что ночью в Москве можно хоть за хлебом пойти, хоть педикюр сделать, смириться с тем, что в богатом, стильном Дюссельдорфе ночью мрак, тишь и пустота, наверное, еще можно. Но как привыкнуть к тому, что все лето ты живешь припеваючи в съемной квартире на чудной старой улочке в центре Кельна, а в октябре выясняется, что единственный способ обогреть уже порядком заиндевевшую квартиру – топить печку углем, – вот это совершенно неясно. Потому что газ (баллон-батарея на колесиках) квартиру не согревает. В октябре также выясняется, что продающиеся в Германии чуть ли не в каждом квартале печки-буржуйки – вовсе не для сентиментального сидения в качалке с книжкой у камелька, как ты думал летом. Они подчас единственное спасение в старых домах. Срочно ищите угольщика, советуют друзья. Угольщик действительно находится. Сколько вам центнеров? – деловито спрашивают на том конце провода. Центнеров?! Господи, да откуда я знаю?! В результате в один прекрасный день приезжает господин Нойнцигер, угольщик. Господин Нойнцигер, согбенный старик лет ста с Паркинсоном, открывает трясущимися руками люк в полу общей прихожей, вытряхивает туда содержимое шести джутовых мешков – и то, что раньше было просто подвалом, превращается в преисподнюю. Все теперь покрыто черной угольной пылью: черный теперь велосипед, черные твои книжки, а посередине возвышается черная гора. И только попробуй теперь не встать в пять утра, не залезть в свою домашнюю преисподнюю и не подкинуть угля в печь – в десять утра твоя милая квартирка на чудной улочке Кельна превратится в сибирский ГУЛАГ.