Руперт Эверетт. Их лучший друг

В Голливуде его считают эталонным англичанином. Каждый раз, когда там берутся за экранизацию очередной пьесы Уайльда или хотят сыграть лондонского денди, обязательно зовут Руперта Эверетта. К тому же все знают, что у него идеальный характер, превосходное чувство юмора и ему удается ладить даже с самыми капризными дивами.

Его фамилия звучит почти как Эверест. И первое впечатление от него – невероятно высокий. Под два метра. Просто огромный. Такая садово-парковая скульптура с рельефными мускулами и накачанным торсом. Ему только Гулливера изображать или нашего Дядю Степу. Впрочем, на роль советского милиционера Руперта Эверетта вряд ли бы взяли. Во-первых, не подходит его аристократический профиль и манеры прирожденного денди. А во-вторых, имидж не тот. Хотя кто знает? Утвердили же его на роль Григория Мелехова в многосерийной экранизации шолоховского «Тихого Дона», которую в начале девяностых затеял вместе с какими-то сомнительными итальянцами наш киноклассик Сергей Бондарчук. Фильм, правда, на долгое время сгинул в неведомых сейфах, а бедный Сергей Федорович, обманутый продюсерами-аферистами, так и умер, не узнав, что шолоховского казака у него сыграл один из самых знаменитых геев мирового кино.

Впрочем, собственной сексуальной ориентации Эверетт не только никогда не скрывал, но умудрился сделать ее едва ли не главным своим актерским и личным достоянием. Он гей-трибун, возглавлявший в девяностые, а потом и в нулевые все голубые парады и манифестации, все оргкомитеты и комиссии, цель которых – заставить правительства, общество и закон признать права сексуальных меньшинств.

Однако, кроме скандальных манифестов и эпатажных интервью, во всем, что Эверетт делает (а он еще и художник, и литератор, автор нескольких романов и сценариев для ТВ), есть всегда попытка разгадать человеческую тайну, рассказать историю одинокой души. За невозмутимой внешностью ледяного красавца скрывается застенчивый, грустноглазый парень из его автобиографического романа Hello, Darling, Are You Working? («Привет, малыш, ты работаешь?»), промышляющий скромным заработком «мальчика по вызову».

«В восемь лет он понял, что никогда не станет великой дивой» – так начинается его первый роман, но, похоже, с этого открытия начинается и подлинная история Эверетта-актера. Его всегда будут притягивать великие женщины. Они окружат его в мечтах и наяву. Он будет им поклоняться, соорудив для себя личный культ Греты Гарбо и Марии Каллас; он будет с ними дружить, как с Мадонной в картине «Лучший друг», хотя в жизни после оглушительного провала фильма они в клочья разругаются.

Он станет тайным конфидентом многих знаменитых актрис и их спутником на время оскаровских церемоний, вечеринок и модных дефиле.

За это Голливуд поспешит наградить Эверетта титулом лучшего boyfriend, сделав его главным специалистом по дружбе со сварливыми и нервными артистками, привыкшими методично изводить своих партнеров-мужчин.

Странно, но почему-то именно с Эвереттом они все как одна расцветают, спеша наперебой признаться ему в любви. «Руперт – чудесный! Самый надежный, самый преданный друг», – задыхалась когда-то от восторга Мадонна. «Он самый остроумный мужчина из всех, кого я когда-либо встречала. С ним никогда не бывает скучно», – вторила ей Джулианна Мур. «Руперт будет первым, кому я позвоню, когда мне будет по-настоящему плохо. Его телефонный номер я сразу выучила наизусть», – щебетала Джулия Робертс.

На мой вопрос, в чем секрет его успеха у знаменитых актрис, он только пожал плечами и скептически улыбнулся: «Просто они знают, что я их нежно люблю, но при этом мне ничего от них не нужно». К тому же, добавлю от себя, в нем нет этой испепеляющей ревности, невыносимого актерского честолюбия во что бы то ни стало заставить всех смотреть и слушать только его одного. Эверетт слишком джентльмен, чтобы быть артистом. И слишком артист, чтобы оставаться только мужчиной.

Он великодушно готов уступить место на экране и сцене, зная наверняка, что при его-то росте незамеченным никогда не останется. Так было в кино, когда ему доставались небольшие роли второго плана, как, например, в «Безумии короля Георга» или во «Влюбленном Шекспире». И в жизни, когда он приходит на премьеру или какой-нибудь модный показ и фотографы бросаются со всех ног, чтобы запечатлеть его, величественно восседающего в первом ряду с какой-нибудь очередной знаменитой подругой.

Собственно, наше знакомство так и состоялось. Случилось это во время Лондонской недели моды на шоу Джулиена Макдональда, после которого мне предстояло взять интервью у Эверетта. Он был предупрежден и отреагировал на мое появление вполне дружелюбно. Вообще держался очень непринужденно. Раздавал автографы, игриво позировал знакомым фотографам, болтал с незнакомцами, которые то и дело подлетали к нему.

Рядом с ним сидела маленькая некрасивая женщина в черном газовом платье. На голове у нее было какое-то странное сооружение. То ли средневековый фрегат, то ли Эйфелева башня – сейчас уже не помню. Предмет раскачивался и явно мешал зрителям задних рядов смотреть модное шоу. Но вежливые англичане не высказывали никаких признаков раздражения.

– Иззи, познакомься, это Сергей из Москвы, – представил меня Руперт, явно желавший как-то занять свою заскучавшую спутницу.

– Что? Кто? Гей? – она подняла на меня совиные глазки, в которых на мгновенье сверкнуло что-то отдаленно похожее на любопытство.

– Нет, дорогая, Сер-гей, – поправил ее Руперт. – О своих предпочтениях он еще не успел мне рассказать.

– Удачи вам, мальчики, – прошептала Иззи, снова погружаясь в состояние анабиоза.

Это была великая Изабелла Блоу, самая эксцентричная, самая талантливая и самая невероятная женщина в истории британской моды. Удивительно, что спустя столько лет я держу в руках новую книгу Руперта Эверетта «Пропавшие годы» (Vanished Years), где самые пронзительные и трогательные страницы посвящены ей, незабвенной Иззи, этой странной женщине с фрегатом на голове. Здесь много всего перемешано: талантливые прорывы, страшные падения, одинокая жажда славы, денег, признания, периоды затяжных депрессий, легкие наркотики, тяжелые наркотики, скитания по неприютным отелям, частным клиникам и чужим городам, случайные встречи, чреватые новой катастрофой или новой любовью, что на самом деле часто одно и то же. Обо всем этом Руперт Эверетт пишет с отважной откровенностью. Ведь это и его жизнь.

В сущности, оба они, и Изабелла Блоу, и Руперт Эверетт, – это последние романтики, «священные чудовища», sacred monsters, артисты в высшем исконном смысле этого слова, сумевшие превратить себя в подлинный объект искусства, а свою жизнь – в роман. Читать его грустно: конец известен заранее, но все равно захватывающе интересно.С