Бауддхаян Мукхерджи
Фото: Times of India
Бауддхаян Мукхерджи

Вы один из первопроходцев индийского коммерческого кино. Ваши работы как продюсера и режиссера получили признание как в своей стране, так и за ее пределами. Как вы думаете, насколько сегодня трудно молодому режиссеру пробиться и стать частью этого мира? 

Мне было 11 лет, когда я прочитал книгу режиссера и легенды индийского кинематографа Сатьяджита Рая о закулисье создания его фильмов для детей. И тогда я понял, что хочу снимать кино. Конечно, я понятия не имел, что это такое. В один момент моя жизнь стала погоней за этой мечтой. Это был выбор не карьерного пути, а жизненного. Если вы отнимете у меня режиссуру, я стану попрошайкой — я ни черта не смыслю ни в чем другом. 

Сегодня же все происходит иначе. Если вы не хотите стать инженером или врачом, вы всегда можете окончить колледж по направлению массовых коммуникаций, а потом работать в рекламе, журналистике, кино. Сегодня это про карьеру. Вместе с тем вход в профессию стал сложнее. Я был единственным в своей школе, кто хотел стать кинорежиссером. Но если вы зайдете в ту же школу сейчас, будет не меньше 300 человек с такими амбициями. Каждый хочет получить свою долю пирога, но количество пирогов ограничено.

Разве более высокая конкуренция не способствует лучшему результату? 

Выживает сильнейший. 

Вход в профессию стал сложнее, но ведь сегодня каждый может взять телефон и начать снимать свое кино. 

Да, сегодня мы все — режиссеры. Вы можете снять фильм, но станет ли он частью кинематографа? Необходима высшая форма мастерства, вы должны знать свое искусство. Мобильный телефон демократизировал кинопроизводство, но он не сделал продукт великим. Нужно постоянно учиться.

Такие фестивали, как «Дух огня», — будь они в небольших городах Индии или России — очень важны. Это прозвучит стереотипно, но они действительно открывают двери. На показах я видел много молодых школьников. Это так важно — показать им, каким может быть хорошее кино.

Что еще нужно, кроме образования?

Чтение. Литература учит нас мечтать, представлять, придумывать собственные интерпретации происходящего. Когда вы перестаете читать, в вас умирает инстинкт воображения. Просмотр кино не развивает эту способность, потому что вы смотрите на мир, кем-то ранее истолкованный.

Искусство. Важно смотреть как можно больше, потому что ты учишься работать с перспективой. Речь не только о Пикассо, Дали или Ван Гоге. Вспомним наскальные рисунки в Испании или доисторические в Аджанте (Индия) — то, как первые люди на Земле учились выражать себя. В конце концов это именно то, что мы собираемся сделать, включив камеру.

И самое важное: будьте наблюдательными. Например, сейчас здесь сидят три человека: один жестикулирует, другой — опирается руками на стол, третий — сжал руки в кулак. Когда я создаю своих героев, я должен помнить об этом. Наблюдательность делает кино настоящим.

Кажется ли вам, что молодые режиссеры уделяют особое внимание определенным тенденциями или сюжетам?

Конечно, человеческие отношения — это вечная тема, которая всегда привлекала и будет привлекать. Сам кинематограф как искусство — это мертвое искусство. Уже 20–25 лет не появлялось новых теорий — такого нет в других видах искусства. В последний раз мы говорили о теории в 1995 году, когда Ларс фон Триер провозгласил манифест  «Догма 95».

Есть режиссеры, которые пытаются изменить индустрию. Есть молодое поколение, которое уделяет невероятное внимание визуальному — картинке, монтажу. То, что они делают, вызывает восторг, но эта красота ограничивает нас в проникновении глубже, в суть человеческих отношений. Есть и те, кто помнит про глубину, но забывает про визуальное. Вот бы их поженить.

Пока я не думаю, что у нас есть кино, о котором мы сможем говорить через 50 лет. Многие из тех, кого я вижу сегодня, — это своего рода одноразовые чудеса. У них есть только одна история, о которой они могут рассказать. Нужно больше. 

Смотрели ли вы кого-то из молодых российских авторов? 

Андрей Звягинцев — абсолютный мастер, он уже там, на вершине. Это замечательный режиссер, новых картин которого я всегда с нетерпением жду.

Есть ли что-то схожее между российскими и индийскими молодыми режиссерами? Или же это две абсолютно разные вселенные? 

В какой-то момент на индийский кинематограф очень сильное влияние оказал Андрей Тарковский. Его нельзя вычеркнуть из нашей жизни. Никто в Индии не создавал таких образов. Как ученик, ты всегда ищешь лучшего учителя. Тарковский стал им. В глубине души — я говорю от имени своего поколения кинематографистов — мы в неоплатном долгу перед русскими мастерами.

В целом у нас очень много общего. Когда я был ребенком, советские книги сыграли очень большую роль в моей жизни. Раньше в Калькутте была книжная ярмарка, где продавали книги советского издательства «Восток». Большинство книг, которые я покупал в детстве, — это напечатанные в Москве книги на бенгальском языке. Качество печати, красок, иллюстраций — все это восхищало. У меня все еще сохранилось несколько. 

Место, куда мы ходили смотреть фильмы, было названо в честь Горького. Сам же Максим Горький стал одним из героев моего детства. Любимым поэтом моего отца был Александр Пушкин, а в седьмом классе я выиграл викторину про «Войну и мир». 

Конечно, не стоит забывать, что я родом из той части Индии, где в течение 34 лет правили марксисты — важный объединяющий фактор. Я вырос в мире, где поэзия, кино, литература были русскими. И хоть я вырос в Калькутте, моя жизнь была как бенгальской, так и русской. 

Сегодня российский и индийский кинематограф пошли разными дорогами. Это связано с тем, что наши общества стали развиваться разными путями и сталкиваться с разными социально-экономическими проблемами. Общество стало совсем другим — следовательно, и фильмы. И я рад, что все произошло именно так, потому что для меня вселенная кино состоит из разного кино. Я рад, что обе страны могут в ней сосуществовать.

Беседовала Александра Адаскина