Визит «дамы в черном». Как о депрессии говорят писатели

Депрессия — молодой термин, заменивший собой «меланхолию», угнетенное состояние, о котором писали и врачи, и литераторы. Возникло слово «депрессия» от лат. deprimo, что означает «продавить» или «давить», заменив собой «меланхолию». 

Шведская исследовательница Карин Юханнисон в книге «История меланхолии», опубликованной в 2011 году, пишет: «Диагноз “меланхолия” в наши дни вычеркнут из медицинского обихода. Иногда, правда, современная психиатрия пытается так назвать “глубоко депрессивные состояния”».

Всемирная организация здравоохранения только в 1948 году официально назвала стойкое снижение настроения с сопутствующими негативными симптомами болезнью — «депрессивным расстройством». В 2023 году, по данным ВОЗ, депрессия диагностирована у 280 млн человек, в России, по последним оценкам, от нее страдает каждый десятый. 

Депрессия может возникнуть у любого человека. Развитию этой болезни в большей степени подвержены люди, пережившие насилие, тяжелую утрату или другие события, вызывающие стресс. В художественной литературе — как отечественной, так и зарубежной — депрессия по-прежнему популярный объект внимания.

Ася Долина, «У него ко мне Нью-Йорк»

Издательство «Редакция Елены Шубиной» (АСТ)

«В Москве я пережила два по-настоящему сильных депрессивных эпизода. Я до сих пор ощущаю их как провалы в ледяные колодцы. Жуткая тревога вокруг этих событий. Ощущение какого-то непереносимого максимума, предела, к которому мне не положено было подбираться. Как будто я прикоснулась к границе жизни, как Труман в конце фильма “Шоу Трумана” доплывает до горизонта и трогает его рукой. Депрессия — это тьма и ледяная вода, сковывающая постепенно жизнь и замораживающая ее. Депрессия — это дементоры. Это прямой родственник смерти. Не физической, а психической. А какая разница? Кому сдалось твое красивое живое тело, если душа в нем погибает? Психически умереть тоже можно. Или заболеть». 

Евгения Некрасова, «Складки»

Издательство «Редакция Елены Шубиной» (АСТ)

«Педагоги посоветовали Олесе сходить к психотерапевту. Но она давно ходила и перебрала нескольких. В том городе, где училась, а потом в Москве. Над Олесей болталась на сопельке депрессия, Олеся от нее уворачивалась с помощью джаз-модерна и танго. Потом танцы прикрыли из-за эпидемии. Иногда получалось танцевать на улице. Двигалась в наушниках дома одна так, что даже соседка грозилась вызвать полицию. Олеся упала однажды на кровать, и депрессия капнула на нее сверху, а потом водопадом придавила. В Москве у нее уже скопилась какая-то своя маленькая неуверенно-массажная практика, без хрустов и блокад, полубесплатная. Мама, ощущая, что дочь беднеет, твердила в трубку, что она так и знала. Олеся почти перестала брать пациентов, танцевать, лежала в съемной окраинной однушке, выбиралась только к психотерапевтке. Вся Олесина плотность обмякла, погрустнела, каскады помножились, складки сделались глубже».

Михаил Турбин, «Выше ноги от земли»

Издательство «Редакция Елены Шубиной» (АСТ)

«Кончилась зима. Саша пребывала в подавленно-светлом состоянии. Колебания настроения все еще случались, но их амплитуда заметно сократилась. Депрессия превратилась в управляемую апатию, а приступы мании купировались спасительным литием. Саша жаловалась, что скучает по хорошему настроению. Под так называемым хорошим настроением имелось в виду ее беспечное безумие. Литий стер, обезоружил болезнь. К весне Саша нашла работу в одной рекламной фирме. Суть ее заключалась в согласовании с заказчиками типографских макетов и поиске новых клиентов. Ей нравилось работать, появилась тяга к простому общению. Она начала изучать графические программы, чтобы в случае чего подменить дизайнера и внести незначительные правки в макет. Саша понимала, что все изменилось, но не понимала, насколько».

Мишель Уэльбек, «Серотонин»

Перевод с французского Марии Зониной

Издательство CORPUS

«Я пока что не испытывал никаких желаний, а многие философы, такое у меня сложилось впечатление, считают это состояние достойным зависти; буддисты, в общих чертах, с ними на одной волне. Но другие философы, как и поголовно все психологи, утверждают, напротив, что патологическое отсутствие желаний вредно для здоровья. Прожив месяц в отеле “Меркюр”, я так и не сумел занять четкую позицию в этой извечной дискуссии. Каждую неделю я продлевал свой номер, что давало мне ощущение свободы (а на это одобрительно смотрят все существующие философии). По-моему, я был более или менее в порядке. Фактически мое психическое состояние внушало мне острую тревогу только в одном пункте: я имею в виду личную гигиену, или, проще говоря, мытье. Я с горем пополам чистил зубы, на это я еще был способен, но при мысли о душе или ванне меня охватывало глубокое отвращение, я бы вообще, честно говоря, предпочел расстаться с телом, перспектива обладания телом и необходимость относиться к нему с вниманием и заботой наполняла меня все большим ужасом, и хотя в связи с чудовищным ростом популяции бомжей западное общество постепенно смягчило требования в этой области, я догадывался, что слишком откровенная вонь неминуемо приведет к тому, что я буду выделяться из общей массы не самым подобающим образом».

Аньес Мартен-Люган, «Дом на берегу океана, где мы были счастливы»

Перевод с французского Натальи Добробабенко

Издательство CORPUS

«Я не включала свет и бродила по темной квартире. Ее освещали только уличные фонари. Я отодвигала момент, когда надо будет ложиться. Растягивала время, искривляла его. Внимательно наблюдала за деталями моего мира, запоминала его, не переставая спрашивать себя, зачем мне это. Неважно. Для чего лишать себя мгновений, которые я любила все больше и больше? В такие периоды мне казалось, что все останавливается. Тогда я ныряла в воспоминания, спокойно и бесстрастно размышляла над тем, что скоро произойдет. Блуждая по дому, я проводила пальцами по деревянной поверхности мебели или погружала их в подушки, наслаждаясь нежностью ткани и улыбаясь тому удовольствию, которое получала».

Подготовила Мария Башмакова