Давид де Ротшильд: Утомительно целый день говорить о деньгах

 

 

Впервые опубликовано в журнале «Сноб» №6(21) в июне 2010 года. Обсуждение материала смотрите тут.

Глава старинной европейской династии банкиров, президент компании Rothschild & Sons и собственного фамильного банка. Родился в Нью-Йо-start--end-рке, большую часть своих активов размещает в Лондоне, но считает себя французом. Барон, кавалер ордена Почетного легиона, близкий д  руг французского президента Николя Саркози и бывшего германского канцлера Герхарда Шредера. Меценат. Возглавляет Фонд памяти о Шоа (холокосте), в последние годы занят созданием в Париже института, посвященного исследованию работы мозга. Французские газеты прозвали его «царем Давидом».

Давид де Ротшильд о главных заповедях бизнесменов, перспективах евро, о том, как научить детей распоряжаться деньгами и чего не следует говорить банкиру.

Вопросы Давиду де Ротшильду задавали участники проекта «Сноб» Илья Басс, Филипп Блау, Леонид Гав, Владимир Генин, Равиль Гибадуллин, Ольга Дмитриева, С­ергей Дрезнин, Андрей Егоршев, Елена Житенева, Павел Ишанов, Максим Кантор, Анна Качуровская (от редакции), Илья Колмановский, Ирен Коммо (от редакции), Сергей Кужавский, Александр Лазуренко и Андрей Шухов.

 

Владимир Генин: Все знают вашу фамилию, но представление о вас как о человеке имеют немногие. Каково это – быть Ротшильдом?

д.р.: Я шестьдесят семь лет Ротшильд – привык. Я не задаю себе этот вопрос. Меня, как и всех, волнует собственное здоровье, жизнь детей, их счастье, их семьи, я думаю о банке, о его будущем, о стратегических изменениях в этом мире. Я не смотрюсь в зеркало с мыслью: «Вот, я принадлежу к легендарному роду». И не ношу галстуки в желто-синюю полоску цвета дома Ротшильдов.

Ваш вопрос важен, если говорить о воспитании детей, носящих известную фамилию. Часто родители не отдают себе отчета в том, что маленьким детям не по плечу бремя их громкого имени. Детей надо приучать к мысли, что они наследники великого рода, но делать это так, чтобы они не стеснялись, не были раздавлены славой предков. Тогда они станут достойными продолжателями рода.

С Что бы вы посоветовали русскому, который стал влиятельным и богатым в первом поколении и, конечно же, хочет правильно воспитать детей и внуков?

д.р.: Прежде всего нужно, чтобы дети с ранних лет чувствовали, что такое настоящая семейная жизнь. К счастью, у нас дружная семья, всех нас и моих детей связывают очень крепкие отношения (у Давида и Олимпии де Ротшильд четверо детей: Лавиния (род. в 1976-м), Стефани (1977), Александр (1980) и Луиза (1989). – Прим. ред.). Второй важный пункт – это образование. Хороших манер недостаточно. Но важнее всего – это дать детям самостоятельно развивать их таланты и вкусы, не навязывать им свои представления об их будущем. Надо предоставить им свободу. Я очень благодарен моей жене: это она настояла на том, чтобы Александр сам выбрал свою профессию, он работает в моем банке. (В прошлом году Александр де Ротшильд продолжил дело отца, возглавив одно из отделений фамильного банка. – Прим. ред.) Отцы, и я в том числе, хотят, чтобы дети повторяли их путь, чтобы они продолжали дело семьи. Но я считаю, что это хорошо лишь в том случае, когда желание родителей совпадает с самостоятельным и осознанным выбором взрослого ребенка.

С Как привить детям умение обращаться с деньгами?

д.р.: Слишком много денег в молодости – все равно что слишком много виски в ночном клубе. Не стоит, даже если можешь себе это позволить, давать детям много денег, это не пойдет им на пользу. Но нельзя и чересчур стеснять их. Нужно найти золотую середину. Каков бы ни был достаток отца, молодой человек должен летать обычным рейсом в эконом-классе. Нужно, чтобы дети научились контролировать свой бюджет. Со временем, постепенно взрослея, они начнут зарабатывать все больше. Но учиться нужно в американском университете, где можно встретить людей разного достатка. Умение общаться с людьми разных социальных уровней позднее поможет в жизни.

С А ваши дети как путешествовали?

д.р.: До восемнадцати лет – в эконом-классе, если они летели без родителей. Если же они путешествовали с нами, то в бизнес-классе.

С На какой машине вы сами сейчас ездите?

д.р.: У меня несколько машин. Служебная – «Мерседес», за ее рулем водитель. В выходные я езжу на «Остине». Я люблю быть за рулем. Кстати, мой прадед любил сам сидеть на дрожках, правда, в его экипаж запрягали зебр. Мой «Остин» – с гибридным двигателем. Я забочусь о сохранении окружающей среды.

Андрей Егоршев: Что важнее в сегодняшнем мире: политика или экономика? Как они влияют на нашу жизнь?

д.р.: Ну, это абстрактное противопоставление. Одно связано с другим. На вопрос, что важнее, у меня нет ответа. Политики должны обеспечивать условия для развития экономики, создавать здоровое общество, заботиться не только о богатых, но и о нуждающихся. С другой стороны, здоровая экономика должна обеспечить стабильность общества в Европе.

Александр Лазуренко: Как вы оцениваете перспективы единой европейской валюты на ближайшие два-три года?

д.р.: Мы пережили очень глубокий кризис евро. Но, во всяком случае, масштабные спекуляции удалось пресечь. Рынки отреагировали позитивно; стало ясно, что страны вовсе не спешат выходить одна за другой из зоны евро, и даже евроскептики, те, кому не нравится идея единой Европы, должны понять, что эта зона все равно будет укрепляться. Естественно, то, что произошло, не останется без последствий. В будущем всем странам Европейского союза придется усилить политическую и экономическую координацию и учитывать неравномерное развитие его членов, из-за чего и возникло столько трудностей в момент кризиса. Нужна строгая бюджетная и налоговая дисциплина на долгие годы.

С А вы будете продолжать инвестировать в евро?

д.р.: Ваш вопрос относится и к финансам, и к политике. Евро – очень важная экономическая зона. Что касается финансов, то в ближайшие десять лет рост зоны евро будет ниже, чем рост стран Азии, Бразилии или Китая, это очевидно. Однако не имеет смысла прекращать инвестиции в евро. А вот как распределить инвестиции между Европой, Америкой, Бразилией и другими странами с растущей экономикой – этот вопрос каждый решает сам. Жестокость кризиса не ослабила мою веру в значимость евро для мировой экономики. Изменит ли это мою общую стратегию инвестиций? Нет. Но в некоторых областях соотношение инвестиций в зону евро и в страны с растущей экономикой может измениться.

Андрей Шухов: Расскажите о новой генерации банкиров, новой банковской этике и новой банковской философии.

д.р.: Я могу только сказать, что не все банкиры – злодеи и воры. Не стоит обобщать. Многие говорят, что банкиры не задумываются над тем, что в новых условиях нужны и новые правила поведения. Уверяю вас, что это не так: они размышляют над тем, как в ближайшие годы улучшить менеджмент, как сделать процесс более прозрачным.

С Вы участвуете в разработке этих правил?

д.р.: Скорее нет. Мы сервисный банк, мы не занимаемся ни торговлей, ни игрой на рынке – поэтому нам нужно лишь определять лучшую стратегию для себя, а не влиять на общие правила и методы. Так что нам не придется менять свое поведение на рынке.

Равиль Гибадуллин: Может ли в наше время истинно добрый человек добиться успеха в бизнесе?

д.р.: Вы задаете мне вопрос, но при этом не спрашиваете, сам-то я истинно добрый человек или нет. А нужно быть очень высокого мнения о себе, чтобы без тени сомнения сказать про себя: я добрый. Это более тонкий вопрос, чем кажется. Я не думаю, что нужно обязательно быть подонком, чтобы преуспеть. И не считаю, что цель бизнеса – гнаться за каждым долларом. Я думаю, можно заниматься интересными вопросами, хорошо зарабатывать и при этом не быть аморальным тираном.

 

 

С Какой у вас стиль управления? Сотрудник может вам возразить?

д.р.: Начну с того, что в нашем банке все компаньоны, и я этим очень горжусь. Большинство наших сотрудников в Лондоне и Париже имеют статус партнеров. Это создает более коллегиальную, если угодно, более «горизонтальную» атмосферу. Организация, устроенная по горизонтальному принципу, мне больше нравится, чем строгая вертикальная иерархия. Два главных преимущества: климат более спокойный и работать куда интереснее с людьми, разделяющими ответственность за результат. Приятнее, чем когда ты просто приказываешь. Это создает близость, но также значит, что сотрудники могут сказать начальнику: «Вы неправы». Ведь самая большая ошибка, которую может совершить преуспевший начальник, – это перестать слушать и слышать. Я верю, что мы работаем эффективнее, если прислушиваемся к критике. Без мазохизма, естественно. Но нужно уметь поддерживать диалог с теми, кто тебе возражает.

Сергей Кужавский: У вас есть друзья и знакомые, в разговорах с которыми тема финансов не является основной?

д.р.: Для меня утомительно целый день говорить о деньгах, я стараюсь этого избегать. У меня много друзей, с которыми я беседую о детях, о музыке, спорте, политике, о чувствах, о том, как проводить отпуск. Иногда я могу во время обеда или ужина упомянуть о делах – но, к счастью, очень большая часть моей жизни не имеет никакого отношения к деньгам.

Павел Ишанов: Кем лучше быть в бизнесе – оптимистом или пессимистом?

д.р.: Пессимист более осторожен. В ситуации повышенного риска он сразу скажет себе: «Это опасно», побоится что-либо предпринять и тем самым упустит шанс. Оптимист же верит и в себя, и в своих сотрудников. Он может опрометчиво пойти на риск и потерять деньги. Для успеха надо быть азартным – не авантюрным, а именно азартным. Я бы говорил не об оптимизме и пессимизме, а скорее об азарте и осторожности. Это две стороны одной медали. Я предпочитаю оптимистов – но осмотрительных.

Леонид Гав: Что важнее для бизнеса – интеллект или интуиция?

д.р.: Невозможно выбрать. Необходимы оба. Ум, конечно, нужен, но инту­иция тоже необычайно важна. Когда думаешь, стоит ли сотрудничать с другим человеком, строить с ним общий бизнес, решение во многом опирается на интуицию, в нем участвует не только мозг, но и нутро. Разумеется, это лишь метафора; средоточие мысли – голова, а не живот; тем не менее я всегда говорю: что-то идет от головы, а что-то чуешь нутром. С научной точки зрения это не совсем корректно, но я отвечу на ваш вопрос именно так.

Сергей Дрезнин: Сформулируйте, пожалуйста, десять заповедей бизнесмена, лежащих в основе современной капиталистической бизнес-этики. Вас будут цитировать и заучивать наизусть!

д.р.: Десять не назову. Есть одно простейшее, но полезное правило: нужно браться только за то дело, в котором разбираешься до конца. Глобальные мировые рынки чрезвычайно сложны, и мало кто их понимает глубоко, понимает суть дела. А если не понимаешь, то не стоит ввязываться. Я бы никогда не посоветовал людям, управляющим деньгами, слепо следовать чужим советам, нужно самому разбираться в проблеме.

Ольга Дмитриева: Деньги для вас цель или средство?

д.р.: Это счастливая возможность и, конечно же, это средство. Я принадлежу к семье, начавшей зарабатывать достаточно давно – первый Ротшильд из Франкфурта создал свой банк в конце XVIII века. История нашей семьи началась более двухсот лет назад, поколения Ротшильдов пережили многое: взлеты и падения, войны, национализацию. Мы живем в экономической системе, где налоги на наследство высоки. Но рожать меньше детей, чтобы сохранить имущество, – абсурдная идея. Если любишь детей – не стоит думать о наследстве. Я ни в коем случае не хочу изображать напускное презрение к деньгам, я говорю о них вполне откровенно – это счастливая возможность. Часть моих денег я заработал сам, другую часть получил в наследство, тут мне повезло. Конечно, будучи банкиром, я стараюсь заработать, это нормально для нашего дела, но это не самоцель. Цель в том, чтобы предприятие процветало. Жизнь, которая целиком и полностью посвящена деньгам, не назовешь счастливой.

С Глобализация угрожает положению семьи Ротшильдов, фамильным традициям наследования?

д.р.: Я не думаю, что в глобализации скрыта угроза или, напротив, что она исключительно благоприятна. Глобализация расширяет поле возможностей, обязывает открываться для внешнего мира, не замыкаться в собственных границах. Угроза возникает лишь тогда, когда ты хочешь вести дела везде и всюду, во многих сферах одновременно. Я думаю, что чем выше конкуренция, тем больше возможности реализовать свои замыслы.

С Какие общественные обязательства на вас накладывает ваше богатство?

д.р.: Богатый человек чувствует себя более счастливым и удовлетворенным, если у него есть возможность разделить свой достаток с теми, кто нуждается. Ротшильды всегда ощущали моральную и социальную ответственность по отношению к еврейским общинам тех стран, где они жили. Естественно, в благотворительности каждый следует своим личным склонностям. Что касается меня, то я посвятил много времени различным еврейским организациям. Сейчас я президент Фонда памяти о Шоа (изначально – фонд, созданный в 1994 году в США для сбора и хранения исторических видеоматериалов, свидетельств людей, переживших холокост; Ротшильд – президент французского Фонда памяти о Шоа. – Прим. ред.). Но я трачу много времени и энергии и на создание в Париже Института головного и спинного мозга – в мире центра такого уровня еще не было. Наверное, не все знают, что каждый восьмой человек в мире страдает теми или иными заболеваниями мозга – это и депрессии, и болезнь Альцгеймера, и неврологические расстройства.

Финансировать этот центр будут французское правительство и частные лица. Надеюсь, что русские тоже будут участвовать – и как научные сотрудники, и как меценаты.

С Чем занимается ваш фонд?

д.р.: Как известно, Франция причастна к преступлениям нацистов. Во время войны были депортированы семьдесят шесть тысяч французских евреев, в том числе одиннадцать тысяч детей. После войны была создана государственная программа по компенсации ущерба, нанесенного неблаговидными действиями правительства Виши. В конце двухтысячных французское правительство решило подвести черту под тягостным прошлым. Был создан фонд, куда государство отдало деньги, некогда конфискованные у евреев во время Второй мировой войны. Затем начался сбор пожертвований, которые поступали главным образом от банкиров и финансистов. В результате была собрана значительная сумма – 393 миллиона евро. Первым президентом фонда была Симона Вейль, а я был финансовым директором. После ухода Cимоны Вейль президентом стал я. Деятельность фонда разнообразна: мы помогаем бывшим узникам концлагерей лечиться, решать бытовые проблемы. Финансируем издания научных работ. Мы даже, несмотря на то что капитал фонда – французский, помогали еврейской общине Санкт-Петербурга.

С Что для вас значит быть евреем?

д.р.: Если в двух словах, то это моя ДНК. Моя мать – еврейка. Я женился на католичке, но ее бабушка родилась в еврейской семье. В иудаизме религия передается по материнской, а не по отцовской линии. Поэтому даже самые ортодоксальные раввины признали моего сына евреем. В результате мой сын, как и все мужчины в нашей семье, является евреем, несмотря на мать-като­лич­ку. Иудаизм составляет важную часть истории нашей семьи, ее судьбы. Это не значит, что я считаю иудейскую религию выше остальных. В то же время это не значит, что мы должны свес­ти свою идентичность к мучительным воспоминаниям об ужасах, которые были пережиты европейскими евреями в годы Второй мировой войны. Я еврей без надрыва. Мы, Ротшильды, просто помним, что мы евреи – это история и судьба нашей семьи.

Илья Басс: Играет ли для вас роль то, с представителями какой этнической группы ведутся дела? Лично мне, например, зачастую бывает сложно работать со «своими» – евреями.

д.р.: Я не считаю, что религия как-то влияет на мое поведение. Не могу сказать, что я очень религиозный человек, очень ревностный иудей, но я остро реагирую на антисемитизм, расизм, любую нетерпимость и борюсь с ними.

Мы работаем с людьми, которых считаем умными, – евреями и неевреями. Религиозная принадлежность никогда не влияла на мои решения в бизнесе.

Филипп Блау: Имя барона Ротшильда является нарицательным в Израиле. Современный облик Израиля во многом сформирован семьей Ротшильдов и ее инвестициями. Вы планируете вновь начать инвестиции в израильские экономику и культуру, чтобы подтянуть их до европейского уровня?

д.р.: В Израиле концентрация умов и талантов такова, что во мне нет особой нужды. Я ездил в Израиль с пят­над­ца­ти-шестнадцати лет, достаточно регулярно. Я участвовал в деятельности организации, которая поддерживает Израиль, собирая пожертвования еврейских общин всего мира. Эта организация оказала Израилю существенную помощь и тогда, когда началась русская алия, и тогда, когда вынуждены были эмигрировать эфиопские евреи…

В любом случае моя семья и в дальнейшем будет участвовать в жизни Израиля.

Кстати сказать, в 1917 году мой дядюшка стоял у истоков создания Государства Израиль. Вальтер Ротшильд написал первую редакцию Декларации Бальфура. Мы всегда считали, что у евреев должна быть родина на Святой земле.

Вовлечены ли вы в переговоры между Израилем и Палестиной?

д.р.: Это государственное дело. Не стоит вмешиваться не в свои дела.

С Чем сформирована ваша уверенность в себе? Объясняется ли она вашим происхождением?

д.р.: А кто вам сказал, что я уверен в себе? Деньги тут мало что значат. Уверенность рождается из двух источников: воспитания и жизненного опыта – и приходит лишь со временем благодаря этому опыту.

Александр Лазуренко: Какое вино вы предпочитаете? «Шато Лафит Ротшильд»?

д.р.: Мне посчастливилось родиться в семье, которая владеет винодельческим замком Лафит и многими виноградниками во Франции и в других странах. Без ложной скромности могу сказать: «Шато Лафит» – это великое вино. Я его пью с удовольствием.

Елена Житенева: Вам уже говорили, что вы похожи на Мастроянни?

д.р.: Спасибо на добром слове.

Любое сравнение с красивым и ус­пешным актером мне приятно, я с удовольствием принимаю комплименты, благодарю и не обольщаюсь.

С Важно ли для банкира быть привлекательным?

д.р.: Вообще-то важно. Я считаю, что внешняя привлекательность – это смесь физических данных и характера. Если банкир вызывает симпатию, это совсем не лишнее.

Илья Колмановский: Барон Фердинанд Ротшильд был выдающимся коллекционером орхидей в викторианской Англии. Сохраняется ли у семьи интерес к естествознанию, к науке?

д.р.: Да, Ротшильды занимались биологией. В Лондоне есть центр изучения нашей семьи – там можно узнать все подробности. Например, моя английская кузина Мириам была крупнейшим в мире специалистом по блохам. И не только – она изучала также полевые цветы. В нашей семье всегда было немало эксцентричных личностей, многие из них были очень талантливы и совершенно не занимались бизнесом.

С У вас много разных проектов, какой вам больше всего по душе?

д.р.: Счастье невозможно без раз­но­об­ра­зия. Я уверен, что настоящая жизнь должна быть многогранной, хотя, естественно, основную часть времени приходится тратить на работу. Можно сказать, что человек счастлив и реализовал себя, если его интересы разносторонни. Даже не так важно, каковы эти интересы, – главное, что они вдохновляют его, придают ему силы.

С Ротшильды занимались нефтеразработкой в дореволюционной России. Какие еще у вашей семьи были проекты, связанные с Россией?

д.р.: Надо начать с того, что мой прадед Джеймс помогал Александру I финансово во время войны с Наполеоном. После окончания войны прадед получил из рук царя орден Святого Владимира, он изображен на нашем семейном гербе. Потом почти семьдесят лет всех молодых Ротшильдов в обязательном порядке отправляли в Россию, чтобы они знали, как может быть по-другому устроена жизнь.

Наш семейный банк участвовал в выпуске облигаций царской России. Например, в конце XIX века банки Ротшильдов выпустили на шестьдесят два миллиона фунтов облигаций на развитие железных дорог в России. Но в 1906 году отношения были разорваны. В Российской империи начались страшные еврейские погромы.

Правда, нефтяные месторождения в Баку французские Ротшильды продали лишь в 1912 году. Сделка была очень удачной. Предприятие купила компания Royal Dutch and Shell.

Между прочим, современный Азербайджанский музей изобразительных искусств находится в нашем бывшем дворце.

Отдельно я хочу подчеркнуть, что в нашем семейном архиве нет никаких упоминаний о том, что у семьи Ротшильдов были какие-либо отношения со Сталиным.

С А каковы были ваши отношения с Советским Союзом?

д.р.: После оттепели, в семидесятые годы, банк Ротшильдов организовал первый кредит СССР в евродолларах.

Расскажу вам трогательную историю. В 2001 году мы в Лондоне наконец получили из Москвы коробки с архивами Соломона де Ротшильда (один из пяти братьев, основавший дом Ротшильдов. – Прим. ред.). Эти коробки были конфискованы нацистами в 1938 году в Вене и после войны попали в советские архивы. Переговоры о том, чтобы вернуть наши документы, мы вели с начала перестройки. В результате за то, чтобы получить наш архив, мы отдали любовную переписку между Александром II и княгиней Юрьевской, которая была в нашей частной коллекции.

С Вы часто бываете в России?

д.р.: Нет, довольно редко. Однажды я там был с бывшим канцлером Германии Шредером, моим другом и большим знатоком России. Президент нашего немецкого филиала Клаус Мангольд возглавляет ассоциацию русско-немецких предприятий. Сам я собираюсь туда поехать в ближайшее время.

С Когда?

д.р.: Я пока точно не планировал. Возможно, в сентябре.

С Какое у вас впечатление оставляет Россия?

д.р.: Я не специалист по России, но думаю, что это захватывающая страна. Я очень доволен, что у нас там с 2002 года есть офис и что он активно работает. У нас множество совместных проектов с русскими предприятиями (не скажу, какими именно). В основном мы занимаемся слиянием и поглощением, реструктуризацией долгов предприятий и приватизацией активов госпредприятий. Я заметил, что эти проекты завораживают и вдохновляют наших сотрудников, причем работающих как в нашем русском офисе, так и в Париже и Лондоне. Есть, кажется, в России что-то близкое и родственное дому Ротшильдов. Надеюсь, что наша деловая активность в России будет продолжаться как можно дольше.

Максим Кантор: Прокомментируйте историю Ходорковского, будьте добры.

д.р.: Это мне ничего не говорит… А, Ходорковский. Это политический сюжет, имеющий отношение только к России. Иностранцу не стоит обсуждать эту тему.

С У вас есть русские друзья?

д.р.: С русскими у меня в основном деловые отношения, друзей нет. Мой дедушка с материнской стороны – венгерский барон Филипп Шайферхоблах, очень красивый, очень элегантный – женился вторым браком на русской женщине Ольге. Она была очаровательной. У нее было пристрастие к водке, и она часто говорила мне «отчень льюблью». Теперь, когда я знакомлюсь с красивой женщиной, я примерно знаю, что говорить. Я понял, что это нежные слова и что они означают «я тебя обожаю». Все мои знания русского языка связаны исключительно с Ольгой.С

Подготовила Анна Качуровская