«На “Гагарин пати” в VIP-зале сидел космонавт Леонов». Как в Россию пришел рейв

Дмитрий Мишенин: Есть ли связь между появлением моды на рейвы в России с поездками Тимура Новикова и Георгия Гурьянова в США? Как приняла Америка наших артистов и что из этого вышло?

Денис Егельский: Мода на рейвы появилась из желания небольшой группы лиц заработать побольше денег. Только представьте: платный вход, бары и, что самое доходное, торговля наркотиками непосредственно на массовом мероприятии!

К художникам Новикову и Гурьянову эта мода никакого отношения не имела. Первая модная вечеринка «Ночная партия», проведенная в России в 1990 году и организованная «Клубом друзей Маяковского» (творческое объединение, куда входили Новиков и Гурьянов. — Прим. ред.), не была рейвом. Но так сложилось, что к двум первым настоящим, концептуальным рейвам в России — «Гагарин пати» и «Мобиле» — члены клуба в их лице имели самое непосредственное отношение: они их художественно оформили, а на «Гагарин пати» еще и прошла персональная выставка Тимура Новикова. Но это был лишь эпизод в жизни художников: не заниматься же этим скучным, как оказалось на поверку, делом всю жизнь. И дальнейшая история рейв-культуры в нашей стране помнит совсем другие имена.

Ночная и злачная Америка приняла наших героев с распростертыми объятиями: самые модные ночные клубы, престижные знакомства, все виды наркотиков и, как последний аккорд, ВИЧ. Георгий вообще почти не рассказывал о своей поездке в США и более туда никогда не ездил, а умалчивание своих приключений для тех, кто его хорошо знал, было признаком только одного: ему это было неприятно вспоминать.

Тимур же, напротив, очень много говорил о своем пребывании в Америке, которое было довольно длительным, и он многое смог рассмотреть не мимоходом. Лейтмотивом его историй была фраза: «Я ни за что не остался бы там жить!» Он вернулся настоящим патриотом из этой поездки. Но в США ему пришлось еще раз побывать в 1996 году на своей выставке, и именно в этой стране его болезнь вступила в завершающую смертельную стадию.

Тимур привез из Америки моду не на рейвы, а на возрождение классических традиций в изобразительном искусстве, которое он впоследствии назвал неоакадемизмом. Новиков смог разглядеть эту новую тенденцию в мировом искусстве и, вернувшись домой и обнаружив, что его друзья, по крайней мере двое из них, занимаются почти тем же самым, стал формировать свой последний концептуальный проект под названием «Новая Академия изящных искусств», но на это у Тимура ушло пять лет.

Дмитрий Мишенин: Как, если не словом «рейв», можно назвать первую вечеринку «Клуба друзей Маяковского» 1990 года «Ночная партия»?

Фото: Тимур Новиков

Константин Гончаров демонстрирует свою коллекцию по мотивам работ Тимура Новикова (начало 90-х). За 25 лет до Рубчинского

Константин Гончаров демонстрирует свою коллекцию по мотивам работ Тимура Новикова (начало 90-х). За 25 лет до Рубчинского

Константин Гончаров демонстрирует свою коллекцию по мотивам работ Тимура Новикова (начало 90-х). За 25 лет до Рубчинского

Денис Егельский: Она не была рейвом ни по количеству гостей, ни по своему культурному качеству. Это была, скажем так, первая модная частная вечеринка в России с комплексом мероприятий, входящих в ее программу. Для ее проведения на всю ночь был взят в аренду ДК Работников связи рядом с Исаакиевским собором. В главном зале ДК развернулась экспозиция работ Тимура Новикова, Георгия Гурьянова и моих. Все началось с показа мод, самым ярким его участником был модельер Константин Гончаров, создатель ателье «Строгий юноша». За свою недолгую жизнь (Константин скончался в 27 лет) он успел многое сделать: был модельером группы «Кино», создал удивительные костюмы к балетам и спектаклям, одежду Константина носили все самые модные люди, и не только Петербурга. Сейчас его работы хранятся в Эрмитаже и Русском музее, во многих частных коллекциях.

Константин Гончаров на съемках журнала «Вог» (слева)

Костюм Константина Гончарова к проекту «Золотой осел», начало 90-х

Но вернемся к «Ночной партии». После показа мод начался эстрадный концерт, звездой которого стал Владислав Мамышев-Монро, но в концерте были и другие участники, в основной своей массе трансвеститы и всякого рода фрики. А после концерта и началось то, что называется «рейвом»: сеты играл рижский диджей Янис, очень модный в то время. Танцы длились до самого утра. А под утро в ДК ворвались молодые люди в кепках и трениках — питерские бандиты — начинались, по меткому выражению Наины Ельциной, «святые 90-е». Бандиты были ошеломлены самобытностью публики. Можно себе представить, ведь они подобного вообще никогда не видели: геи, трансы, фрики, очень красивые и модные девушки. В общем, они сразу перешли в наступление, но тут раздался воинственный клич известного питерского фарцовщика Гены Негра. Он действительно был негром, вернее мулатом — сын кубинского студента с курчавой бородкой, эффектный атлет в развевающемся кожаном плаще до пят. За Геной выстроилась толпа разъяренных коллег... Одним словом, бандиты были наголову разбиты! Гена и часть его свиты были так называемыми «кожаными», то есть брутальными геями. Так что парням в кепках и трениках досталось по первое число.

А тем временем на танцполе кроме диджея оставались только два человека, так и не заметивших эпичной битвы, развернувшейся в фойе, — Георгий Гурьянов, одетый в белые джинсы и белую же сорочку в стиле XVIII века с кружевами на манжетах и груди, закрыв глаза, самым изящнейшим образом исполнял очень модный танец под названием вог (vogue). Суть танца заключалась в принятии красивых модельных поз под музыку. А вторым человеком, оставшимся самозабвенно танцевать и не заметившим боя, была известная немецкая искусствовед Катрин Беккер.

Дмитрий Мишенин: Кто был самым важным звеном в рейв-культуре России? Музыканты, промоутеры или художники?

Денис Егельский: Слово «рейв» в переводе значит «бред, бессвязная речь», а слово «культура» — возделывание. Таким образом, рейв-культура означает возделывание, почитание и развитие бреда, бессвязной речи. Кстати, я сталкивался с таким переводом слова «рейв», как беснование, что, судя по всему, наиболее соответствует действительности.

Без участия художников вообще не может появиться ни одного мало-мальски значимого события в жизни общества — от революции до рекламы модных трусов. Ведь именно художники занимаются визуализацией любой идеи и зачастую сами принимают активное участие, скажем, в революционных событиях. Далеко за примерами ходить не надо: Малевич, Петров-Водкин, Мейерхольд были комиссарами культуры молодой советской республики, причем самыми настоящими — в кожанках, с мандатами и маузерами. Причем некоторые вспоминают, что с комиссаром Мейерхольдом лучше было не ссориться: он мог воспользоваться своим статусом. Что касается рейва, то художники дали ему посыл, но не занимались его развитием. Промоутеры все поставили на коммерческие рельсы, а диджеи, эта новая ипостась музыкантов, просто стали неотъемлемой частью процесса.

Дмитрий Мишенин: Расскажите о самом знаменитом русском рейве «Гагарин пати». Вы создавали его фирменный стиль, верно?

Макет флаерса к вечеринке работы Дениса Егельского, 1990 г.

Плакат к «Гагарин пати» работы Дениса Егельского

Плакат к «Гагарин пати» работы Андрея Медведева

Плакат к «Мобиле» работы Георгия Гурьянова

Денис Егельский: Авторами концепции «Гагарин пати» и его организаторами были молодые члены «Клуба друзей Маяковского» Иван Салмаксов и Евгений Бирман. Это были симпатичные, с кинематографической внешностью, а главное, креативные представители так называемой золотой молодежи. Отец Евгения, Наум Бирман — известный советский кинорежиссер, снявший замечательный фильм «Хроника пикирующего бомбардировщика». Женя был похож на молодого Аль Пачино, они с Иваном ходили в кашемировых пальто и дорогих костюмах, набриолиненные — в общем, выглядели, как симпатичные герои фильма «Крестный отец» в юности.

Я и еще один участник «Клуба друзей Маяковского» Андрей Медведев сделали плакаты к этому мероприятию, каждый свой. Мой был коллажем из голов самых известных советских космонавтов, которые образовывали символическую фигуру Гагарина. Сделал я его в мастерской Андрея Медведева за полчаса до того, как нужно было отдать готовый продукт в типографию и, как обычно это бывает, из подручных средств, найденных там же. Это был набор больших открыток «Советские космонавты», ножницы, клей, черная краска и лист финского картона. Так что о разработке фирменного стиля это вы громко сказали. Да и ко всем последующим «Гагарин пати», которые прошли еще раз пять, к их символике и оформлению мы уже не имели никакого отношения.

Вот какой эпизод с этого рейва мне запомнился больше всего: Ваня Салмаксов и Женя Бирман подвели нас с Тимуром Новиковым к первому человеку, вышедшему в открытый космос. Космонавт Леонов сидел в VIP-зале в окружении коллег и прекрасных девушек за отдельным столиком, заставленным космическими напитками, и от души веселился. «Алексей Архипович, — говорят, — хотим представить вам питерских художников, автора выставки и автора плаката». Первопроходец открытого космоса, который, между прочим, еще и художником был, пожал нам руки, похвалил выставку и в конце, обращаясь ко мне, произнес: «Хочу уточнить по поводу плаката. Гагарин — всему голова, в этом нет сомнения, но почему именно Севастьянов — ... ?» На вопрос мне отвечать не пришлось из-за последовавшего после него взрыва хохота космических коллег Алексея Архиповича.

Дмитрий Мишенин: А теперь расскажите про «Мобиле».

Денис Егельский: «Мобиле» делали организаторы «Гагарин пати», этот рейв проходил на олимпийском велотреке в Крылатском. Георгий Гурьянов сделал для него плакат с дискоболом, взятым из фильма «Олимпия» Лени Рифеншталь, а я — открытки и футболки. Мероприятие началось с показательных гонок велосипедистов, танцпол был внутри овала велотрека, и спортсмены с легким жужжащим звуком летали по этому овалу. Я сидел на трибуне и смотрел на все сверху. Это был 1992 год.

Дмитрий Мишенин: В чем принципиальное различие между рейвами тогда и сейчас? Какими видятся вам те мероприятия из начала девяностых?

Портрет диджея Гаврилы работы Дениса Егельского, 1990 г.

Портрет Яны Адельсон работы Дениса Егельского

Денис Егельский: Я был на рейвах всего несколько раз в жизни: два раза в Москве на «Гагарин пати» и «Мобиле» и один раз в Париже, с Тимуром Новиковым. Скажу сразу, что последнее место мне понравилось гораздо больше первых двух, и я даже в течение нескольких часов думал о том, что хочу стать танцором гоу-гоу. Рейвы своим грохотом, толпами и постоянно возникающим чувством опасности вызывали у меня отторжение. Хотя в Париже чувства опасности не было. Мне больше нравились маленькие вечеринки, приватные. Помню, как Тимур завел меня однажды на такую вечеринку. Модники арендовали стрип-клуб на злачной Пляс Пигаль и на крутящейся сцене, объевшись экстази, нанюхавшись кокаина, попивая шампанское, пластично кривлялись в супермодных туалетах. Но когда настало утро и мы все вышли на улицу, то при свете восходящего солнца я с ужасом увидел, что эти милые, красивые модники на самом деле пожилые, с землистыми от образа жизни лицами, внешне совсем не привлекательные. Мне тогда показалось, что это глубоко несчастные люди. Подобный образ жизни никого не доводил до добра, тут дело даже не в рейвах как таковых, просто они ускоряли результат определенного образа жизни, являясь своего рода ловушками. Вот, например, многие представители золотой молодежи, мучимые абстиненцией от элитных кокаина и экстази, начинали «сниматься» с них совсем уж маргинальным героином. Бизнесмены разорялись, сходили с ума, рядовые заядлые рейверы в лучшем случае становились инвалидами или же отправлялись на тот свет, и таких знакомых у меня было очень много.

Портрет диджея Гаврилы работы Дениса Егельского, 1990 г.

«Ромео и Джульета» (Яна Адельсон и Габриэль Воробьев) работы Дениса Егельского, начало 90-х

Следы Евгения Бирмана, организатора первых российских рейвов, затерялись в Канаде, где, по слухам, он скончался в двухтысячных годах в эмиграции. Любители частных вечеринок, вроде той, что описана выше, очень часто становились жертвами СПИДа. Хотя некоторые с удовольствием вспоминают время, когда они посещали подобные мероприятия, но уверен, что эти люди не так уж глубоко погружались в ночную жизнь.

Дмитрий Мишенин: Давайте поговорим о других ключевых лицах русского рейва. Иван Салмаксов исчез без следа. Его знакомые говорят, все, что нашли на месте возможного преступления у дверей его квартиры на лестнице, — шапка, лужица крови и шприц… Вы знаете подробности этой истории?

Денис Егельский: Есть несколько версий этого трагического события. По одной из них, Иван стал свидетелем убийства своего друга, бизнесмена Сергея Андрющенко, видел лицо киллера и даже пытался составить его фоторобот. Был убран как нежелательный свидетель. По другой — Ивана похитили, пытаясь надавить на его отца, прокурора, который вел тогда резонансное дело. По третьей — Иван получил деньги от Березовского на студию звукозаписи, деньги после его исчезновения найдены не были, и он либо сбежал с деньгами, либо те, кто узнал о сделке, похитили его.

Дмитрий Мишенин: А что вспомните о Георгии Гурьянове, который встал за диджейский пульт после распада группы «Кино»?

Денис Егельский: Георгий Гурьянов часто говорил, что всегда мечтал стать диджеем, но так как в СССР не было такой профессии, то ему пришлось стать барабанщиком. Все это было чистой воды кокетством. На самом деле Георгий всегда любил Веласкеса, хотел стать художником и писать, как его любимец. К тому же он прекрасно отдавал себе отчет в степени значимости профессии художника по сравнению, например, с несолидным и немного тинейджерским занятием — диджеингом. А то, что художник вставал иногда за пульт, — это, скорее всего, было своего рода «впадение в детство» уже пожилого живописца.

Дмитрий Мишенин: В 60-х была сильная связь рок-фестивалей и кислоты, в 90-х рейвы и экстази составили новый убийственный синтез. Почему молодежи в моменты революционных событий в мире всегда необходимы новые музыка и наркотики? Кажется, убери наркотики, и в ночи никого не останется, даже если музыка будет очень хороша. Все уйдут спать.

Денис Егельский: Уверен, что все ситуации с так называемыми «революционными событиями» моделируются заинтересованными лицами. Так же вводится мода на те или иные наркотики, которыми на самом деле всегда прямо или косвенно торгуют спецслужбы, и именно поэтому вся официальная борьба с ними — банальная фикция, что наглядно можно увидеть из статистики. Моделируются и молодежные движения, такие как «дети цветов», а также всякого рода сексуальные и психоделические революции и, конечно же, рейвы. Занимаются этим специальные учреждения, одно из них находится в Великобритании и существует уже с 30-х годов.

Возможно, кому-то приходилось оказываться на рейве в совершенно трезвом состоянии, у меня был такой опыт. Это оставляет крайне неприятное впечатление: волнообразно двигающаяся толпа людей под сложно воспринимаемую музыку, с искаженными потными лицами, причем, что любопытно, движение это медленное и рефлекторное, как будто все находятся в некоем желе или густом киселе. Судя по всему, время для участников и сторонних наблюдателей течет с разной скоростью. Рейв со стороны более всего напоминает антицерковную службу.