Визуальный шок

Дочь успешного московского юриста и бывшего капитана речного флота Павла Лапина (фамилия изменена по просьбе героя) отправилась в конный лагерь в деревне Старое Тверской области в июне 2016 года. Каждый день она звонила домой с телефона одного из вожатых и пересказывала отцу подробности быта в лагере. Как-то раз она сказала, что проснулась в три часа ночи от голода и стала грызть сушки, в другой — упомянула, что от холода ей пришлось спать в сапогах, которые она носила на конюшне, в третий — что еду дети готовят самостоятельно. Все это насторожило Лапина, и он решил съездить в лагерь, чтобы посмотреть собственными глазами, что там происходит. К тому моменту его дочь находилась под Торжком пять дней, половину смены.

«Мы туда приехали, и у меня был визуальный шок. Мой ребенок ездил в лагеря примерно за те же деньги, но такого говна не было нигде, — рассказывает Лапин. — Полуразрушенные дома, застеленные коврами грязными — как в цыганский табор входишь. А там жили дети. Рядом с одним домом вообще коровник был. Не знаю, как дети спали рядом с этим хрюканьем и мычанием. Это, извините, ***».

Лапин шел по лагерю и находил, по его словам, все новые ужасы. «Засранные биотуалеты, вещи детей разбросаны, потому что для них нет ни шкафчиков, ничего, — перечисляет Лапин. — Охраны никакой. За гигиеной никто не следил, дети были предоставлены сами себе. Половина смены (примерно 10 человек. — Прим. ред.) перенесли рото-кишечную инфекцию, дочь рассказала — им какие-то таблетки давали. Какие таблетки? Если бы я узнал раньше, я бы сразу им вставил ***».

Дочь Лапина вернулась из конного лагеря невредимой, а спустя несколько дней на Сямозере погибли дети. Лапин увидел эту новость и «все-таки решил» подать заявление в Следственный комитет

Самое тяжелое впечатление на Лапина произвела девочка, лежавшая на кровати в одном из домиков. Рядом с кроватью стоял тазик «санитарный такой, весь заблеванный». Лапин спросил девочку, знают ли о том, что она болеет, родители. «Нет», — ответила девочка (обвиняемые этот эпизод отрицают).

После этого Лапин поговорил с руководителем лагеря Натальей Лукьяновой, которая предложила ему забрать дочь и деньги за оставшиеся дни пребывания. Дочь захотела остаться, чтобы еще побыть с лошадьми. После долгих уговоров Лапин решил оставить ее в лагере. «Мы договорились, что, кроме соблюдения личной гигиены, без вожатых дочь никуда не ходит. Особенно ночью. Только в биотуалет рядом с домиком. Я ей сказал: если сортир забит, зови вожатого, пусть вычищает. Если откажется, то звони мне, и я тогда сам приеду и разберемся уже по-пацански. Ну, то есть с ментами и так далее». Обратиться в органы Лапин хотел сразу по возвращении, но передумал.

Дочь Лапина вернулась из конного лагеря невредимой, а спустя несколько дней на Сямозере погибли дети. Лапин увидел эту новость и «все-таки решил» подать заявление в Следственный комитет.

Проблемы конного фермерства

«Лошади? Я больная родилась, — говорит Наталья Барановская. — Я московский ребенок, но с трех лет рисовала их везде». Наталья наливает молоко в огромную чашку кофе: «Деревенское, не боитесь?»

В подмосковном Поварово, основном хозяйстве Барановской и ее мужа Дмитрия Тимофеева, отравили жеребенка. «Дали ему какую-то дрянь, конфеты или что. Желудок прожгло, кишки прожгло, — объясняет Барановская. — Ну не идиоты?»

Первого жеребенка Барановской отдали, когда ей было пятнадцать. «Сказали, он все равно помрет, играйтесь». Соседи по даче каждый день давали по три литра молока, Наташа его выкормила и назвала Ропот. Он вырос в красивого жеребца полуарабских кровей.

Уже потом она узнала, что ее дед служил в кавалерии Буденного.

— Если ты наследственный казак, то хочешь не хочешь, а судьба твоя будет связана с лошадьми, — говорит Барановская. — Кровь древняя тебя выведет к истинной жизни.

Потомственный казак Дмитрий Тимофеев половину жизни работал техником промышленных роботов в Днепропетровске. В 1999 году переехал в Москву, занимался ремонтом квартир, параллельно водил экскурсии для иностранцев. «А потом встретил Наталью и нашел настоящую жизнь. С лошадьми».

На нас написали жалобу, что кони копытами разбивают дорогу. Приехала комиссия из Технадзора, поудивлялась, но штраф выписала — сначала на пятьсот рублей, потом на семьсот

Жителей окрестных коттеджей эта настоящая жизнь раздражает. «Их бесит, что тут в деревне Поварово — сельская жизнь, — рассказывает Барановская. — Мы уже ослов всех продали, потому что они кричат. Петухов тоже, видимо, продавать будем. Теперь написали жалобу, что кони копытами разбивают дорогу. Приехала комиссия из Технадзора, поудивлялась, но штраф выписала — сначала на пятьсот рублей, потом на семьсот».

Проблем у них выше крыши. Есть совсем мелкие: покупатель отказался покупать свинью, конюхи скурили все сигареты.

— Не давай ты им денег, Дим! — заводится Наталья. — Это все придумали, чтобы меньше работать. Пока куришь, руки заняты.

Тимофеев снисходительно улыбается. Конюхи смотрят в пол. Барановская — бойкая русская баба. Тимофеев — задумчивый, грустный, громадный мужик с длинными волосами.

Но есть и большие проблемы: Наталья под уголовным судом. Сегодня вечером в Торжке объявят решение.

Охотник на педофилов

За десять лет своей работы следователем в Торжке майор Юрий Осипов поймал шестерых педофилов и расследовал несколько десятков дел, связанных с преступлениями против несовершеннолетних. В 2016 году его перевели из Торжка в Тверь, в местное следственное управление, в отдел по особо важным делам. Дело Барановской и Лукьяновой началось для него 5 августа, через день после закрытия последней смены в лагере под Торжком.

«Это была пятница. Мне поручили проверить лагерь по заявлению гражданина Лапина. Уже в субботу был запланирован выезд на место, — рассказывает Осипов. — Предварительно я созвонился с контролирующими органами — Роспотребнадзор, Минздрав, МЧС, Минобразования. Вместе со специалистами выехали на место происшествия».

Майор Осипов и четыре специалиста вышли из следственного автобуса и увидели глухую деревню на три жилых дома. В одном из домов жила пенсионерка, два других относились к хозяйству лагеря. Детей не было, Осипова и специалистов встретил недоумевающий Дмитрий Тимофеев. Его опросили, следственная группа провела осмотр.

За год следствие допросило около пятидесяти детей и несколько десятков родителей. Помимо заявителя двое признали себя потерпевшими

«Инспектор пожарного надзора составил акт в области пожарной безопасности. Специалист Санэпидемстанции также указал на недостатки лагеря, — рассказывает Осипов. — Картина сложилась, деятельность сводилась к стационарному детскому лагерю, условия которого ставили под угрозу жизнь и здоровье детей».

На основе этого 10 августа было возбуждено уголовное дело.

Осипова не смущает отсутствие детей к моменту приезда следственной группы. «В дальнейшем у самой Лукьяновой были изъяты списки детей. По ним устанавливались адреса и проводились допросы, — рассказывает следователь. — В ходе допросов выяснялись условия их проживания, быт, чем питались. Все так и оказалось, как показал наш выезд».

За год следствие допросило около пятидесяти детей и несколько десятков родителей. Помимо заявителя двое признали себя потерпевшими. «Одна из девочек сама на допросе заявила, что испытала моральные страдания, там находясь. И мама одной из девочек признала имущественный ущерб, — говорит Осипов. — В общем и целом недовольства не было. Большая часть говорила, что лагерь понравился, готовы и дальше ездить. От некоторых родителей было даже противодействие: показания давать не хотим, отстаньте от нас».

Потомок Лермонтова и магнитогорские бандиты

Дмитрий Тимофеев и Наталья Барановская познакомились в 2002 году на новогоднем вечере в Доме инвалидов в Москве. Выпускница Института культуры Барановская занималась там с инвалидами арт-терапией, а экскурсовод Дмитрий пришел за компанию с друзьями. На почве любви к лошадям они быстро сошлись.

В течение следующего года они решили организовать конные походы на Южном Урале, под Магнитогорском. Там же они познакомились со второй будущей фигуранткой уголовного дела, Натальей Лукьяновой — она работала у них инструктором. После этого она много раз пыталась уходить из тренерства, работала в строительстве, в сфере организации мероприятий. Но снова и снова возвращалась к работе с лошадьми.

А Барановская и Тимофеев оставались на Урале. «Потом нас присмотрели местные чиновники и решили обанкротить», — рассказывает Барановская.

«В Магнитогорске была потом бандитская сходка, и местный авторитет, который нам симпатизировал, спрашивал бывших управляющих: вам чего не хватало-то?»

В 2008 году магнитогорские чиновники предложили им сделать конный поход для трудных подростков. «Выглядело это так. На берег реки Белой приехали автозаки и вывалили сотню малолетних преступников. Их-то мы и должны были вести в конный поход, — вспоминает Барановская. — Они устраивали драки, портили оборудование, убегали. Мы умудрялись их ловить своими силами, так как полицейское сопровождение нам не дали. Неделю мы ходили с ними по лесам, но вернули всех в целости и сохранности».

По словам Барановской, чиновники заплатили им в два с половиной раза меньше, чем обещали, и тем самым разорили их, а бывшая управляющая хозяйством переписала на себя территорию. На зеленом минивэне Барановская и Тимофеев уехали в Москву — машина, совсем развалившаяся, и сейчас стоит на территории их хозяйства в Подмосковье. «В Магнитогорске была потом бандитская сходка, и местный авторитет, который нам симпатизировал, спрашивал чиновников: вам чего не хватало-то?» — вспоминает Барановская.

В 2009 году Барановская и Тимофеев арендовали территорию в усадьбе Середниково под Москвой. Ей владеет Михаил Юрьевич Лермонтов, потомок поэта. Он получил права на усадьбу еще в 1992 году. «Там Лермонтов у бабушки в детстве жил, а этот гад отжал территорию на 49 лет! — возмущается Тимофеев. — У этого человека нет понятия дворянской чести. Он померил в Google расстояние от усадьбы до Кремля. Вышло 35 километров по прямой. Лермонтов сказал, что за это мы будем теперь платить в два раза больше, чем было». Таких денег у фермеров не было. Они договорились пробыть на территории еще пару месяцев, и Лермонтов подписал с Барановской договор на следующий месяц со старой суммой, что с юридической точки зрения означает пролонгацию договора. «Помогли знакомые казаки-юристы, — объясняет Тимофеев. — Но долго так продолжаться не могло, и в 2013 году мы купили участок в деревне Старое. На всякий случай, мало ли, вдруг выгонят отовсюду».

Пять лет за два деревенских дома

Партнер Барановской Наталья Лукьянова родилась в Москве. Она тоже обычный московский ребенок. «С семи лет я любила лошадей, у бабушки было хозяйство. Но родители не особенно поощряли мое увлечение, и, когда бабушка продала лошадей, в пятнадцать я пошла работать, чтобы хоть как-то заработать на конный спорт. А потом устроилась в конную милицию и объезжала лошадей, от которых всех отказывались».

В 19 лет Наталья начала работать в конном лагере, где детей обучали верховой езде. Сейчас ей 35. Дети, с которыми она занималась тогда, уже выросли. «Я для многих стала родной, поддерживала семьи и при разводах, и при смертях родственников и родителей», — рассказывает Лукьянова. Сейчас она возглавляет «Центр Мирград», который заключил договор с Барановской, по которому та предоставила «Мирграду» 17 лошадей и участок в деревне Старое. Именно этот договор обеспечил формулировку «по предварительному сговору», по которой прокурор попросил два и три года лишения свободы условно.

«Главная болевая точка этого дела — война СанПиНов», — говорит Наталья Барановская. Следствие утверждает, что лагерь был стационарным и проходит по одному СанПиНу, а Барановская с Лукьяновой — что он палаточный и проходит по другому. «Если бы лагерь признали палаточным, то пришлось бы признать, что все пункты СанПиНа для него соблюдены, и дела бы не было», — говорит Алексей Федяров, руководитель правового департамента фонда «Русь сидящая», который поддерживает обвиняемых.

То, что лагерь стационарный, по мнению следствия, доказывает наличие инфраструктуры и двух деревянных домов. «Они преднамеренно готовили эти дома для детей, — считает следователь Осипов. — У них действительно были палатки, но из ста детей там жило не больше пяти. Детям по приезде предлагали выбрать между одним домом и другим». Алексей Федяров считает, что это полная чушь: «По нормам СанПиН для палаточных лагерей допускается использование домов для проживания детей». На вопрос «Сноба», как бы развивалось это дело, если бы дети жили в палатках, майор Осипов ответить не смог: «Это было бы отдельное разбирательство».

«Судить за трупы, которых нет, довольно странно, — говорит Барановская. — А то, что там все было простенько и по-деревенски, — это не повод для уголовного преследования»

По мнению защиты, главная проблема этого дела — отсутствие причиненного вреда. «Это дело о гипотетическом кирпиче, который может упасть вам на голову. Но нельзя судить за это по уголовной статье», — считает Федяров. Потерпевший Лапин как юрист согласен с представителем обвиняемых Федяровым: «Он, конечно, прав с юридической точки зрения. Но, с другой стороны, это уже недоработка законодательства, что судят только за последствия. Практика судить за трупы, особенно если речь идет о детских трупах, довольно порочна».

«Судить за трупы, которых нет, тоже довольно странно, — заочно парирует Барановская. — А то, что там все было простенько и по-деревенски, — это не повод для уголовного преследования».

«В своих походах я никогда не стремилась создавать излишне комфортные условия. Да, я понимаю, что в Старом многое можно было бы сделать лучше, но задачам проведения туристского похода база вполне подходила», — говорит Лукьянова.

Алексей Федяров говорит, что практика применения 238-й статьи часто неоправданна. «В прошлом году по такой же статье судили таксиста за провоз ребенка без детского кресла. Ему дали два года, но в итоге Верховный суд отменил приговор, — говорит Федяров. — Статья 238 в таком применении существует исключительно потому, что Следственному комитету нужны уголовные дела для оправдания собственного существования с таким раздутым штатом. Осуждение людей, которые не причинили никакого вреда вообще, назначение им уголовного наказания не имеет никакой социальной целесообразности, это бюрократическая потребность, не более того».

Майор Осипов уверен, что сделал все правильно: «Никто им не мешает вести бизнес. Направил дело в суд, суд вынес приговор. Обвинительный, но довольно мягкий».

Убийство Бога

Дописать приговор ко дню вынесения решения — 6 декабря 2017 года — судья Торжокского суда Дроздова не успевала, так что заседание перенесли на следующий день. Барановская считает: «Дроздова до последнего не могла принять решение. Потому что она сама понимала, что обвинение против нас — это лажа».

Наталья Лукьянова ехала на суд и надеялась на лучшее: «По общению с судьей казалось, что она все-таки с пониманием отнеслась к нашей ситуации. Ну какие мы преступники? Я никогда не гналась за деньгами, и детский туризм, увы, не то занятие, на котором можно заработать. У меня нет ни своего дома, ни какого-то имущества, живу на съемной квартире, — говорит Лукьянова. — Не знаю ни одного руководителя детского туристского лагеря, который бы на этом особо обогатился».

«Сидели и думали, что может сделать человек, которому сказали: ты верблюд. А он себя верблюдом не считает», — говорит Барановская

В ночь перед судом Барановская спала плохо. Ее муж Дмитрий Тимофеев тоже не сомкнул глаз и молился. В одиннадцать утра Тимофеев завел свой старый Nissan Patrol, они выехали на Ленинградское шоссе и поехали в Торжок. В суд Барановская и Тимофеев опоздали на пять минут. В здании суда было совсем пусто и холодно. Пристав пустил в зал только Наталью. Тимофеев — не подсудимый, поэтому остался сидеть у входа. Он ходил по зданию суда и пытался с кем-нибудь поговорить. «Бог-Отец послал на смерть своего Сына зная, что физическая смерть на порядок страшнее духовной. Здесь в суде свершается страшное преступление. Убивается то, во что мы верили. Происходит убийство Бога». На него не обращали внимания. Потерпевших в зале не было, были только Барановская, Лукьянова, прокурор и судья Дроздова. Дроздова читала приговор четыре часа.

Заседание закончилось около восьми вечера. «Барановскую и Лукьянову признать виновными и назначить штраф 200 тысяч рублей с погашением судимости через год с момента уплаты штрафа». Когда зачитали приговор, Лукьяновой, как она говорит, «хотелось только одного — спросить их: вы люди, вы живые?». Барановская вспоминает: «Судья решила сделать то, что прокуратура просит, но и нас обвинять не хотела. Поэтому вынесла такое мягкое решение».

После суда Барановская и Тимофеев уехали в деревню Старое Торжокского района, на место преступления. Затопили баню. Выпили пива. «Сидели и думали, что может сделать человек, которому сказали: ты верблюд. А он себя верблюдом не считает», — говорит Барановская. Лукьянова от здания суда отправилась домой в Киржач, где живет сейчас. Внутри, по ее словам, она чувствовала полное опустошение: «Так с этим чувством все пятьсот километров до дома и проехала».