Год назад я поступила на учебу в один практический лондонский вуз. Среди прочих заданий нам необходимо было прочесть книгу одной из создательниц курса — обычная практическая книжка. Необычным в ней было только одно: все герои «по умолчанию» были в женском роде. Например: «И ваши клиенты могут быть разными. Одна из них, например, спросит вас о...» или «Та, кто придет к вам на супервизию, может не совпасть с вами в сфере этических представлений. Обязательно уточните у нее, что она думает по этому поводу».

Первые несколько раз каждое местоимение she (она) вместо привычного he (он) сбивало: мы говорим о какой-то конкретной женщине? Может, я пропустила начало кейса? Потом я привыкла. Нет. Не о конкретной.

Эта книга использует «она» по умолчанию. Да и будем честны, психолог чаще всего она. Психологиня? Психологесса? Психоложка?

Весь мир, в котором мы живем, описан в концепции, где человек по умолчанию — мужчина  

Нам часто говорят, что мужской род в литературе — гендерно-нейтральный. Но это ложь. Каждый раз, когда мы читаем указания в духе «Клиенты женской консультации приглашаются с 8 до 13» (нет, это не беременные мужчины) или «Партнер премьер-министра задумался о карьере на телевидении» (нет, речь не идет о паре геев), становится понятно, что нет, это не нейтрально. Просто нас с детства приучают откликаться на «он» в тех случаях, когда в группе есть хотя бы один мужчина. А порой даже тогда, когда его в этой группе нет. Весь мир, в котором мы живем, описан в концепции, где человек по умолчанию — мужчина.  

Мы просто настолько привыкли к этому, что, когда вещи становятся на противоположную позицию или даже на среднюю, это кажется странным.  

Проблема даже не в непривычных феминитивах (таких как авторка или терапевтка), а в местоимениях. Мы все время говорим о человеке, клиенте, агенте, ребенке — как о мужчине.

Например: «Родители обязаны ребенка вырастить, воспитать. По факту обязаны, просто потому что взялись за это дело. Но не ради того, чтобы она потом родителям была обязана чем-то. Это уже будет ее личное решение, достойны ли родители помощи от нее». Вы тоже заозирались, разыскивая конкретную должницу? А ее нет. Просто больше половины детей — девочки. Почему бы не сказать «она» вместо «он», говоря о ребенке?

Сравните два высказывания «Ш. Бюллер описывает пять фаз развития» или «Шарлотта Бюллер описывает пять фаз развития». Если вы говорите, что разницы нет, то вы даже не представляете, сколько раз эта знаменитая женщина-ученая «меняла пол» в тех случаях, когда ее имя сокращалось до Ш. — потому что ученый по умолчанию «он».

Одна из важнейших задач для многих женщин сейчас — найти свой голос и свой язык. Чтобы мы наконец увидели всю странность того, что половина населения вынуждена скрывать свой пол в речи

Многие говорят: «Не привязывайтесь к языку, есть много других проблем». Это правда. У женщин много проблем. Сначала им нужно умудриться родиться, особенно в тех странах, где делают селективные аборты. Потом нужно вырасти и получить образование, невзирая на все идеи о том, что они на это не способны или им это не пригодится. Потом умудриться не попасть в статистику «основная причина смерти для взрослых женщин — мужчина». Сделать карьеру в мире со стеклянным потолком. Множество трудностей и проблем.

Но язык тоже важен. Одна из важнейших задач для многих женщин сейчас — найти свой голос и свой язык. Не бояться говорить про себя, чтобы это не было стыдно, омерзительно, отвратительно, жалко. Чтобы мы наконец увидели всю странность того, что половина населения вынуждена скрывать свой пол в речи.

Некоторое время назад я слушала курс о правах женщин через права человека, созданный в Стэнфордском университете. Это был невероятно трудный опыт, потому что курс строился примерно так: «У человека есть право на жизнь. Женщина — это человек, следовательно, если мы знаем, что смертность в родах значительно снижается медицинским вмешательством, непредоставление такой помощи в достаточной для снижения смертности до 1–2 случаев на 1000 женщин мы считаем нарушением прав человека».

И внезапно понимаешь, что право пойти к профессиональной акушерке — это право человека на жизнь, а вовсе даже не «женские дела». И понимаешь, насколько многие женщины даже не представляют, что у них есть право на неприкосновенность, потому что это тоже человеческое право, а не «ну не убудет от нее». На юридическую защиту. На помощь полиции, которая не должна оперировать словосочетаниями «ненастоящее преступление», потому что жертва что-то там сделала не так.

Признаюсь, даже у меня не всегда хватает смелости написать мужское (нет, не нейтральное) предложение в женском роде. Но я работаю над собой

И язык важен еще по одной причине: права человека — это не что-то материальное. Это мечта. Идея. Они существуют только в виде слов, подкрепленных действием общества, его ресурсами. Если у нас нет языка, нет слов, обозначающих женщин, их профессии, проблемы, то нет и их прав — просто потому, что подкреплять действием и ресурсами нечего.

Но, признаюсь, даже у меня не всегда хватает смелости написать мужское (нет, не нейтральное) предложение в женском роде.

Но я работаю над собой и мечтаю быть такой же смелой, как моя преподавательница в Лондоне. Желаю каждой из нас быть такой смелой. И да — даже мальчикам не бояться быть «одной из нас», потому что девочки с тем, чтобы быть «одним из нас», уже долгие века отлично справляются.