В начале ХХ века жил-был в Петербурге поэт Александр Блок. Однажды, а точнее, 9 марта 1915 года, к нему в гости пожаловал начинающий стихотворец Сергей Есенин. Много лет спустя «рязанский соловей» пропел приятелю такую песню о своем первом визите к автору «Незнакомки»:

«Блока я знал уже давно, — но только по книгам. Был он для меня словно икона, и еще проездом через Москву я решил: доберусь до Петрограда и обязательно его увижу. Ну, сошел я на Николаевском вокзале с сундучком за спиной, стою на площади и не знаю, куда идти дальше, — город незнакомый. Остановил я прохожего, спрашиваю: "Где здесь живет Александр Александрович Блок?" — "Не знаю, — отвечает, — а кто он такой будет?" Ну, я не стал ему объяснять, пошел дальше. Раза два еще спросил — и все неудача. Прохожу мост с конями и вижу — книжная лавка. Вот, думаю, здесь уж наверно знают. И что ж ты думаешь: действительно раздобылся там верным адресом. Вот и дверь его квартиры. Стою и руки к звонку не могу поднять. Легко ли подумать, — а вдруг сам Александр Александрович двери откроет. Нет, думаю, так негоже. Сошел вниз, походил и решил наконец — будь что будет. Но на этот раз прошел со двора, по черному ходу. Поднимаюсь к его этажу, а у них дверь открыта, и чад из кухни так и валит. Встречает меня кухарка. "Тебе чего, паренек?" — "Мне бы, — отвечаю, — Александра Александровича повидать". А сам жду, что она скажет "дома нет", и придется уходить несолоно хлебавши. Посмотрела она на меня, вытирает руки о передник и говорит: "Ну ладно, пойду скажу. Только ты, милый, выйди на лестницу и там постой. У меня тут, сам видишь, кастрюли, посуда, а ты человек неизвестный. Кто тебя знает!" Ушла и дверь на крючок прихлопнула. Стою. Жду. Наконец дверь опять настежь. "Проходи, — говорит, — только ноги вытри!" Вхожу я в кухню, ставлю сундучок, шапку снял, а из комнаты идет ко мне навстречу сам Александр Александрович.

— Здравствуйте! Кто вы такой?

Объясняю, что я такой-то и принес ему стихи.

Блок улыбается:

— А я думал, вы из Боблова. Ко мне иногда заходят земляки. Ну, пойдемте! — и повел меня с собой».

 

Что перед нами? А перед нами типичный случай так называемого вранья или, культурно выражаясь, мифологизации обыденной жизни, превращения ее в эффектную легенду.

Начнем с того, что Есенин до своего визита к Блоку побывал в Москве вовсе не «проездом», а прожил там почти четыре года, усердно посещая университет Шанявского, учась азам стихотворства, штудируя книги Бальмонта и того же Блока. Однако явление угловатого подростка прямо из рязанской глубинки в Северную столицу изображать было куда интереснее и веселее, чем его же обыденный приезд из Москвы в Петроград, поэтому Есенин, не смущаясь, подправил факты. Очень скоро критики на все лады примутся повторять и еще приукрашивать его ложь. «Прямо из рязанских сел — в Питер», «Он приехал из рязанской глуши прямо к Блоку на поклон...», «Он приехал из Рязанской губернии в Питер» — здесь, как видим, ни о какой «Москве — проездом» просто не упоминается.

Соответственно, гроша ломаного не стоит поздний есенинский автопортрет, изображающий наивного деревенского паренька, уверенного в том, что первый встречный укажет ему дорогу к дому прославленного поэта. И наконец, из биографии Есенина придется решительно вычеркнуть комическую сценку, описывающую его проникновение в квартиру Блока через черный ход после диалога с бдительной кухаркой. Ведь на самом деле Есенин увидел Блока не сразу, а со второго захода. Итогом первого, неудачного визита стала есенинская записка, которую педантичный Блок сохранил: «Александр Александрович! Я хотел бы поговорить с Вами. Дело для меня очень важное. Вы меня не знаете, а может быть, где и встречали по журналам мою фамилию. Хотел бы зайти часа в 4. С почтением С. Есенин». То есть Блок, впервые увидевший Есенина, уже вполне отчетливо представлял, кто перед ним: начинающий автор, напечатавший несколько стихотворений в литературных журналах.

Почему Есенин явился именно к Блоку? Не только потому, что тот был едва ли не самым известным петроградским писателем-модернистом, но и потому, что твердо знал: Блок, увлеченный идеями об особой, мистической роли крестьянства в новейшей истории России, охотно привечает поэтов — выходцев из деревни. За восемь лет до Есенина с обращения к Блоку начал свою громкую литературную карьеру Николай Клюев. Он отправил автору «Нечаянной радости» письмо со стихами и пожеланием — «если они годны для печати, то потрудиться поместить их в какой-нибудь журнал». Блок «потрудился», а Клюев прославился. В дальнейшем оживленный обмен письмами между городским и крестьянским поэтами продолжался, причем Блок в эпистолярном диалоге ощущал себя «кающимся дворянином», а Клюев умело чередовал наставления и обличения общего порядка с вполне конкретными, бытовыми просьбами о денежной помощи и об устройстве своих стихов в петербургские журналы.

Надеждам Есенина также суждено было сбыться: Блок рекомендовал его и его стихи своим влиятельным друзьям. А вот следующему поэту-крестьянину, Александру Ширяевцу, не повезло: видимо, Александру Александровичу уже стали поднадоедать настойчивые визитеры из деревни. «Сладко журчащий о России, о русском народе господин Блок, оказывается, не расположен заводить знакомства с писателями из народа, — с обидой писал  Ширяевец В. Миролюбову. — Не принял меня, а до меня не принял Сергея Клычкова. Знакомство мое с господином Блоком кончилось тем, что, после нескольких писем к нему и вызовов по телефону, я, явившись к нему, поторчал в прихожей, и горничная вынесла мне книгу его "Стихов о России", которую я купил в магазине и с которой я явился к их степенству с просьбой дать автограф. Автограф-то в книге был, но автора видеть не сподобился... Мерси и на том, что увидел горничную знаменитости».