Шестидесятая параллель

Вот Музей Анатолия Зверева, обозначенный на карте Москвы двумя латинскими буквами AZ по адресу 2-я Тверская-Ямская, 20–22, изначально был задуман как сугубо монографический, выстроенный вокруг наследия и личности одного художника. Но за три года своего существования он оформился в серьезную и смелую институцию, где теперь представлены главные художники-нонконформисты 1960–1980-х годов. Можно, конечно, предположить, что все они в каком-то смысле со Зверевым соотносятся: более или менее один круг, одно время, одна ситуация официального остракизма, отверженности. И в то же время, когда листаешь роскошный каталог «Советский Ренессанс», подготовленный на основе коллекции владелицы и основательницы AZ Наталии Опалевой, не перестаешь поражаться: какой же огромный пласт культуры за всем этим скрывается, какие грандиозные фигуры возникают. Тут каждый сам по себе велик, могуч и достоин личного музея: Франсиско Инфанте, Дмитрий Краснопевцев, Илья Кабаков, Владимир Немухин, Владимир Янкилевский, Вадим Сидур, Олег Целков… Перечисляю только имена первого состава, а там есть еще и второй, и третий. Как в Большом театре, где на заглавные партии не пробиться годами – очередь! Но здесь они все вместе. Это и есть «Советский Ренессанс», когда-то запрещенный, полулегальный, потом признанный и увенчанный, но до сих пор по большей части томящийся по частным собраниям и музейным запасникам в ожидании юбилейных вернисажей и пытливых исследователей. Сами же художники стареют и потихоньку уходят, а вместе с ними – их поклонники, свидетели их давних гонений и триумфов. И тревожит предчувствие, что эпоха отечественного андеграунда становится чем-то вроде затонувшей Атлантиды, поблескивающей на поверхности только буквами AZ в сырой темноте московской ночи.

Куда еще податься любителям нашего подпольного авангарда? В Новую Третьяковку на Крымском Валу или в Музей современного искусства на Петровке? Но там все больше экспозиции, не рассчитанные на непосредственный диалог со зрителем, и точно не предполагающие новейших интернет-технологий, вовсю применяемых сегодня в музейном деле. В этом смысле AZ – бесстрашный первопроходец, рискнувший первым в довольно компактном пространстве использовать формулу тотального воздействия на зрителя – цветом, светом, музыкой, видео, словом. Тут не заскучаешь, блуждая от одного малопонятного объекта к другому. А если уж пришел, то надо подчиниться без оглядки очередному кураторскому замыслу Полины Ивановны Лобачевской, главного гуру, бессменного идеолога и неутомимой вдохновительницы AZ. Так было на поразительной выставке, посвященной музам и моделям Анатолия Зверева, где наряду с его женскими портретами таинственно мерцали, сменяя друг друга на экране, фаюмский портрет, мадонны Рафаэля, розовощекие кокотки Моне и Ренуара. Так было в грандиозном мультимедийном проекте «Прорыв в прошлое», расположившемся в Новом пространстве Театра наций, где в заочном споре о Боге, Жизни и Смерти сошлись две незаурядные личности – великий режиссер Андрей Тарковский и выдающийся художник Дмитрий Плавинский. Так было на недавней выставке «Игра», где вдруг неожиданно мощно, как фуги Баха, прозвучали трагические натюрморты Дмитрия Краснопевцева… Перечислять удачи AZ можно долго. Они у всех на памяти и ждут еще своего искусствоведческого осмысления. Для меня важнее другое: сейчас можно смело утверждать, что в большой арт-игре, где главной ставкой является интерес потомков, Анатолий Зверев сорвал-таки свой джек-пот.

Вначале ему невероятно повезло, что его работы попали в 2002 году на «Арт-Манеж». Потом – что на выставку пришла вице-президент Ланта-банка Наталия Опалева, которой сразу приглянулся один из его женских портретов. И хотя поначалу она не собиралась ничего покупать, в конце концов решилась. Магическим образом сработало и то обстоятельство, что на портрете была изображена сама Полина Лобачевская в расцвете своей неотразимой демонической красоты, о которой в московских кинематографических кругах слагались легенды. Обе дамы сразу как-то нашли общий язык и понравились друг другу. Портрет был куплен. А потом в течение десяти лет Опалева приобрела несколько сотен зверевских работ, чтобы в конце концов открыть первый в России частный музей одного художника. Это ли не великая удача для Анатолия Зверева, который при жизни не то что музея – угла своего не имел! 

…Мы сидим с Наталией Владимировной в кабинете ее офиса на Большой Ордынке. Из окон третьего этажа видны купола Кремля. На стенах нежно-сливочного цвета развешаны работы Франсиско Инфанте. Все пространство интерьера обустроено с продуманной и изысканной тщательностью: от обивки кресел и диванов до формы бронзовых светильников, от бутылок воды «Сан-Пеллегрино» на столе для переговоров до бронзовых объектов Андрея Бисти, выполненных из старых гвоздей и дверных ручек.

– Потрогайте их, – предлагает Наталия Владимировна, – они очень приятные на ощупь.

Действительно, тактильные ощущения довольно необычные: будто касаешься чего-то отполированного не резцом скульптора, а временем и природой. 

Все коллекции собираются по-разному и с разными целями. Кто-то инвестирует деньги в расчете на будущие барыши. Кому-то важен престиж и непременное соседство на званом ужине где-нибудь в Музее Гуггенхайма с именитыми коллекционерами и разными звездами. А кто-то реализует свои застарелые комплексы несостоявшегося художника или смутные ностальгические воспоминания советского детства. Спрашиваю, рисует ли сама Наталия Владимировна. Или, может быть, в родне у нее были художники? Откуда вдруг такая страсть к изобразительному искусству? 

– Нет, не рисовала никогда. Бог таланта не дал. Зато моя сестра стала профессиональной художницей. Мы с ней сейчас готовим ее первую персональную выставку. А мой дядя Николай Павлов был известным плакатистом в 1960-е годы. Хорошо рисует дочь. Но, похоже, любовь к изобразительному искусству во мне жила всегда. Не говоря о том, что эпоха оттепели особенно мне близка, потому что это молодость моих родителей. Разумеется, помнить ее сама я не могу, но ощущение внутреннего подъема, какой-то надежды, свободы совпадает по настроению с большинством работ, представленных в коллекции. Интересно, что, когда я стала ее собирать, родители очень живо откликнулись на мое увлечение. Выяснилось, какие-то из этих полотен они видели впервые на выставках 1960–1970-х годов, а теперь эти картины к ним вернулись, пробуждая множество разных воспоминаний.

И все-таки, почему Анатолий Зверев? Почему из всей плеяды великих шестидесятников она выбрала самого странного и маргинального художника? В ответ Наталия Владимировна говорит о своей эмоциональной с ним близости, какой-то стихийной талантливости, которую она сама, как человек системный и четкий, особенно остро чувствует. Потом появился азарт коллекционера, но практический интерес или расчет в этой ее эпопее с музеем находился всегда на последнем месте. Да и был ли он вообще? 

Русские женщины склонны к состраданию. Блаженные и нищие всегда были их тайной болью и привязанностью. Раздача милостыни – любимым обрядом. Художник-бомж, спящий на коврике перед дверью своей престарелой возлюбленной и рисующий на картонках из продмага, – это и есть жизнь чистого духа между небом и землей, вне социума и всякого рацио. Это и есть чистое творчество, не обремененное поиском выгодных заказов, влиятельных покровителей или посмертной славы. Грудь нараспашку, треух набок, перегар с утра. «Садись, детуля, я тебя увековечу!» – традиционное приглашение Зверева своим моделям и одновременно пророчество, ставшее потом названием фильма, снятого Валерием Залотухой. Но при этом какая художественная пластичность, какая невероятная отзывчивость на разные стили и манеры! Безошибочное чувство формы, линии, цвета… Можно сказать, что из всей плеяды Зверев самый моцартианский. Что-то есть у них общее с Вольфгангом Амадеем. 

– Я не знаю ни одной хорошей коллекции, которая собиралась бы только как вложение денег, – размышляет Наталия Владимировна. – Безусловно, такое явление существует, но тогда картины хранятся где-то в банковских сейфах, а при любом удобном случае снова перепродаются. Для меня коллекция – это всегда история любви. Тот же Зверев. Все годы, что портрет Полины висел у меня дома, он буквально меня гипнотизировал. Не отпускал меня ни на минуту. 

– Вы хотели собрать все что можно? Еще один Зверев, и еще, и так до бесконечности?

– Для меня все, что связано с коллекцией, стало началом новой жизни. Абсолютно белая страница, которую я торопилась заполнить именами больших художников. Но в какой-то момент опытные люди посоветовали не разбрасываться, а сосредоточиться на чем-то одном, выстраивать собственный сюжет. Тем более что творчество шестидесятников открывает огромный диапазон тем, жанров, стилей. Кажется, что ключевых имен не так уж и много – от силы десятка три. Но с другой стороны, они все очень разные. Каждый из них – свой мир. Все это потребовало от меня, как создателя и главного спонсора будущего музея, глубокого погружения в искусствоведческую литературу. Захотелось самой поближе познакомиться с художниками. Анатолия Зверева, увы, я не застала, зато успела пообщаться с Владимиром Немухиным, подружиться с Франсиско Инфанте. Большой удачей стала для нас встреча с Алики Костаки, дочерью легендарного коллекционера Георгия Костаки, которая частично продала, а частично передала в дар музею большое количество работ из коллекции своего отца, находившейся в Греции. 

С самого начала задуманный музей не предполагал постоянной экспозиции. И дело даже не в ограниченности метража выставочного пространства. AZ живет в деятельном ритме нескончаемых обновлений. Check up – это не только настоятельное требование сегодняшней жизни, но и главное условие выживания любой культурной институции, которая хочет оставаться в центре общественного внимания. Отсюда череда выставок, фильмов, экспозиций на разных площадках, публикация роскошных альбомов и книг по искусству. Здесь любят выстраивать неожиданные параллели, придумывать парадоксальные рифмы, не забывая о существовании смежных жанров. Всегда приглашают принять участие молодых художников. AZ – это отлично продуманное и выстроенное пространство для творческого диалога, спора, игры. 

Но самое главное, что сегодня волнует Наталию Опалеву, – судьба наследия шестидесятников. При всей очевидной личной привязанности к Анатолию Звереву, который остается символом и любимым героем большинства выставок, только одним его творчеством содержание музейной деятельности не исчерпывается. Можно сказать, что его инициалы – код доступа ко всему отечественному нонконформизму, который еще ждет своего часа и признания. Поэтому так задевают Наталию Владимировну слова о провинциальности отечественных художников, их вторичности по отношению к западным творцам. Она довольно критично настроена по отношению к разрекламированной «Коллекции», переданной Фондом Владимира Потанина в дар парижскому музею Помпиду.

– Мне кажется, что «Коллекция» довольно односторонне отражает искусство шестидесятников. К сожалению, до сих пор их недооценивают и у нас, и на Западе. Кстати, этой теме был посвящен один из дней большой конференции, проходившей в Венеции, в Университете Ка-Фоскари: «Переводы и диалоги: восприятие русского искусства за рубежом». Итог, к которому я пришла после многочасовой дискуссии, – настоятельная потребность в фундаментальном и серьезном исследовании данного периода. Отдельные попытки делаются, но их пока явно недостаточно. И конечно, выставок с участием самих художников должно быть за границей во много раз больше. Нельзя сказать, что их имена забыты, но для современного зрителя важен художественный контекст. Несмотря на все гонения, официальное непризнание и железный занавес, эти художники жили в одно время со своими западными коллегами, дышали одним воздухом, вдохновлялись одними и теми же идеями. Конечно, границы и запреты могли сократить (и сокращали!) им жизнь, но они не могли помешать им творить, не могли остановить их поиски, которые оставались в русле общемировых художественных процессов. Вот что важно. Об этом, надеюсь, будет первый международный проект AZ совместно с Фондом Франко Дзеффирелли в мае 2018 года, посвященный «Солярису» Андрея Тарковского и художникам 1960–1970-х годов.

Как будто в полемике со своими возможными оппонентами, Наталия Опалева и Полина Лобачевская задумали необычную выставку под названием «Атака Дон Кихотов». За основу экспозиции взяты многочисленные рисунки и полотна Анатолия Зверева из музейного собрания, а также частных коллекций. Рыцарь печального образа был любимым героем художника. Дон Кихота на коне, с копьем в руках и в облаке пыли, с Санчо Панса и без Зверев мог рисовать бесконечно. Но это еще не все. В компанию к нему добавился Сальвадор Дали, который тоже никогда не расставался с героем Сервантеса как со своим самым важным талисманом. К счастью, у московского коллекционера Бориса Фридмана нашлись редкие литографии с рисунками великого испанца. Но и этого кураторам показалось мало. Поэтому выставку дополнит бронзовая скульптура Николая Силиса, а также медиаинсталляция еще одного испанца по происхождению – Платона Инфанте, построившего свой видеообъект на иллюзии соприкосновения острия копья с плоскостью экрана. Как обычно в AZ, «за кадром» будет звучать музыка. На этот раз очень испанская и редко исполняемая: Диего Ортис, Гаспар Санз, Мануэль Лопес Кирога… В общем, ряды сомкнуты, копья нацелены, и надо готовиться к новой художественной атаке.

Настоящее искусство создают Дон Кихоты, убеждены Наталия Опалева и Полина Лобачевская. Без них наша жизнь была бы слишком скучной и уныло однообразной. Ну а вдохновлять, поддерживать разнообразные иллюзии и вселять надежду – это самая что ни на есть прямая обязанность прекрасных дам. И в AZ c этим справляются отлично.