Один на один с дивой. Как прошел закрытый показ «Марии до Каллас»
Фильма «Мария до Каллас» не было бы, если бы не случай в Metropolitan Opera. Режиссер фильма Том Вольф вскоре после переезда в Нью-Йорк в 2013 году пошел гулять и, проходя мимо здания оперы, решил купить билет на ближайший спектакль — самый дешевый, на последний ряд без стульев. Тем вечером показывали «Лючию ди Ламмермур» Доницетти. Вольфу было 26 лет, и в опере он совершенно не разбирался. Простояв первый акт, он собирался уйти, но разговорился с пожилым мужчиной в смокинге. Тот купил билеты в бельэтаж за полгода до спектакля, но накануне его жена заболела и не смогла к нему присоединиться. Второй акт Вольф смотрел в окружении сливок общества, любителей оперы, одетых в вечерние туалеты, и ушел сильно взволнованный увиденным. Он решил узнать про «Лючию де Ламмермур» чуть больше и послушал партию Лючии в исполнении Марии Каллас.
Певица захватила его внимание, он стал читать и смотреть все о ней, потом начал переписываться со знатоками ее биографии и работ. Самое большое впечатление на него произвели записи ее интервью для телеканалов и радиостанций разных стран, а также невероятно интимные и грустные письма — певица очень вдумчиво и честно отвечала на вопросы журналистов, не прикрываясь образом загадочной дивы. Вольф решил сделать фильм, в котором Каллас говорила бы сама за себя, без многочисленных интервью «свидетелей Марии». Точнее, таковым в кадре будет только один человек — ее учительница в Афинской консерватории.
Деконструированный образ примадонны у Вольфа вышел совершенно не похожим на жесткую диву в исполнении Фанни Ардан. Фильм ставит зрителя в положение преследователя: бесконечно повторяющиеся кадры с Марией Каллас, продирающейся сквозь толпу фанатов к машине, чтобы помахать из окна рукой и исчезнуть, лучше всего дают понять тяжесть бремени славы. Для каждого телеоператора, который приближался к певице вплотную, чтобы задать вопрос о личной жизни, это была минута охотничьего азарта. Для Каллас это была рутина, с которой она справлялась как могла, не убирая улыбки с лица.
Сегодня можно быть «девочкой-скандал», в 50-е, 60-е, 70-е оперная прима была обязана блюсти честь работодателя и надевать маску вежливого и мягкого собеседника всякий раз, когда на нее наводили объектив. Множественные сцены охоты на прекрасную жертву в элегантных шляпках перемежаются записями видеоинтервью, по которым можно изучать кодекс поведения женщины середины прошлого века. Женщины, бесконечно зависимой от разных мужчин, их настроения и решений.
Ее всемирная слава едва ли делала ее свободнее от чужого мнения. Каллас понимала, что у нее, в отличие от многих, есть царские привилегии: возможность жить красиво, возможность петь на лучших сценах, — и за эти привилегии надо платить недешево. О цене зритель узнаёт из ее писем певице Эльвире де Идальго. «Дорогая Эльвира…» — так начинается очередная глава хождений по мукам: полное физическое бессилие, эмоциональное выгорание, тревожность. «Здесь мне спокойно, но как далеко это спокойствие от счастья», — пишет Каллас своей подруге. Другие письма — главному мужчине в ее жизни, Аристотелю Онассису — полны тоски и нежности. Выражая все чувства на бумаге, она оставалась холодно-сдержанной для журналистов, которые десятки раз задавали ей вопросы о том, кем она приходится миллиардеру-судостроителю и кем она может назвать его — другом, любовником, женихом? Каллас была гением коммуникации — с близкими, с репортерами, со зрителями. Крупные планы ее лица во время исполнения знаменитых арий дают понять, почему она стала иконой, не имея выдающихся вокальных данных.
Подробнее об этом рассказал художественный руководитель театра «Геликон-Опера» Дмитрий Бертман во время дискуссии, которая состоялась в кинозале ГУМа. «Есть лишь несколько певцов в мире, которые создали историю оперного театра, — сказал он, — и все они были, так сказать, “неправильными” певцами — сильными личностями без выдающихся вокальных данных. Константин Станиславский писал свою теорию сценического искусства, взяв за эталон исполнительскую манеру Федора Шаляпина. Если бы Шаляпина сегодня отправили на конкурс вокалистов, жюри перемыло бы ему кости: поет в нос, имеет проблемы с нотами верхнего регистра. И если бы Мария Каллас сегодня проходила прослушивание в Большом театре, ее бы не приняли по многим причинам».
Бертман напомнил историю о начале карьеры певицы, не вошедшую в фильм. Совсем еще юная Мария Каллас, обладательница легкого колоратурного сопрано, записала две оперы — «Паяцев» и «Сельскую честь» — и замолчала после этого на десять лет. Причиной молчания стала оценка знаменитого тенора Марио Дель Монако: он втоптал ее в грязь, назвав безголосой. Однако после долгого перерыва она смогла стать такой мощной звездой, что люди тратили огромные деньги только за возможность постоять рядом с ней. Работа Каллас стала одним из драйверов прогресса в оперном театре, и сегодня ни одна молодая певица, репетируя партию Нормы или Лючии, не может обойтись без записей примы. Притом те, кто пытался ей подражать, теряли голоса — таких певиц было немало.
Режиссер Том Вольф делал свой документальный фильм пять лет. За это время у него накопилось столько материалов о Марии Каллас, что после окончания работы над картиной он собрал еще и большую выставку. Увидев эту выставку, главный редактор журнала «Сноб» Сергей Николаевич загорелся идеей привезти ее в Москву. И это желание осуществится: через полгода выставка откроется в парке «Зарядье».