Один на один с дивой. Как прошел закрытый показ «Марии до Каллас»
Фильма «Мария до Каллас» не было бы, если бы не случай в Metropolitan Opera. Режиссер фильма Том Вольф вскоре после переезда в Нью-Йорк в 2013 году пошел гулять и, проходя мимо здания оперы, решил купить билет на ближайший спектакль — самый дешевый, на последний ряд без стульев. Тем вечером показывали «Лючию ди Ламмермур» Доницетти. Вольфу было 26 лет, и в опере он совершенно не разбирался. Простояв первый акт, он собирался уйти, но разговорился с пожилым мужчиной в смокинге. Тот купил билеты в бельэтаж за полгода до спектакля, но накануне его жена заболела и не смогла к нему присоединиться. Второй акт Вольф смотрел в окружении сливок общества, любителей оперы, одетых в вечерние туалеты, и ушел сильно взволнованный увиденным. Он решил узнать про «Лючию де Ламмермур» чуть больше и послушал партию Лючии в исполнении Марии Каллас.
Певица захватила его внимание, он стал читать и смотреть все о ней, потом начал переписываться со знатоками ее биографии и работ. Самое большое впечатление на него произвели записи ее интервью для телеканалов и радиостанций разных стран, а также невероятно интимные и грустные письма — певица очень вдумчиво и честно отвечала на вопросы журналистов, не прикрываясь образом загадочной дивы. Вольф решил сделать фильм, в котором Каллас говорила бы сама за себя, без многочисленных интервью «свидетелей Марии». Точнее, таковым в кадре будет только один человек — ее учительница в Афинской консерватории.
Деконструированный образ примадонны у Вольфа вышел совершенно не похожим на жесткую диву в исполнении Фанни Ардан. Фильм ставит зрителя в положение преследователя: бесконечно повторяющиеся кадры с Марией Каллас, продирающейся сквозь толпу фанатов к машине, чтобы помахать из окна рукой и исчезнуть, лучше всего дают понять тяжесть бремени славы. Для каждого телеоператора, который приближался к певице вплотную, чтобы задать вопрос о личной жизни, это была минута охотничьего азарта. Для Каллас это была рутина, с которой она справлялась как могла, не убирая улыбки с лица.
Сегодня можно быть «девочкой-скандал», в 50-е, 60-е, 70-е оперная прима была обязана блюсти честь работодателя и надевать маску вежливого и мягкого собеседника всякий раз, когда на нее наводили объектив. Множественные сцены охоты на прекрасную жертву в элегантных шляпках перемежаются записями видеоинтервью, по которым можно изучать кодекс поведения женщины середины прошлого века. Женщины, бесконечно зависимой от разных мужчин, их настроения и решений.
Ее всемирная слава едва ли делала ее свободнее от чужого мнения. Каллас понимала, что у нее, в отличие от многих, есть царские привилегии: возможность жить красиво, возможность петь на лучших сценах, — и за эти привилегии надо платить недешево. О цене зритель узнаёт из ее писем певице Эльвире де Идальго. «Дорогая Эльвира…» — так начинается очередная глава хождений по мукам: полное физическое бессилие, эмоциональное выгорание, тревожность. «Здесь мне спокойно, но как далеко это спокойствие от счастья», — пишет Каллас своей подруге. Другие письма — главному мужчине в ее жизни, Аристотелю Онассису — полны тоски и нежности. Выражая все чувства на бумаге, она оставалась холодно-сдержанной для журналистов, которые десятки раз задавали ей вопросы о том, кем она приходится миллиардеру-судостроителю и кем она может назвать его — другом, любовником, женихом? Каллас была гением коммуникации — с близкими, с репортерами, со зрителями. Крупные планы ее лица во время исполнения знаменитых арий дают понять, почему она стала иконой, не имея выдающихся вокальных данных.
