Лучшее за неделю
Катерина Мурашова
21 декабря 2020 г., 10:00

Каникулы по плану, или Как спасти семейные ценности

Читать на сайте
Иллюстрация: Veronchikchik

— Я — бабушка. Меня Лидия зовут.

Женщина поудобнее устроилась в кресле и тяжело вздохнула. Такие лица, как у Лидии, принято называть тонкими, интеллигентными. С возрастом этому определению в какой-то степени можно доверять. В молодости черты все-таки больше определяются тем, что дано «от природы», но с годами, и чем дальше, тем больше, обычно проступает во внешности внутренняя сущность, то, что накоплено и прожито самим человеком. Именно поэтому часто так неприятно стареют бывшие признанные красавицы и красавцы, и появляется иногда своеобразная красота и благородство во внешности людей, которые всю юность считались категорически некрасивыми.

— Очень хорошо, Лидия. Я вас слушаю.

— Я знаю, вы скажете, что я зря пришла, потому что с внучками не живу и, значит, ничего изменить все равно не смогу.

— Вы не можете знать, что я скажу. Даже я сама этого пока не знаю.

— Да, конечно, вы правы. Извините.

— Может быть, вы расскажете мне о причинах вашего визита? Насколько я понимаю, у вас есть как минимум две внучки?

— Как максимум, — невесело усмехнулась Лидия. — Больше не будет.

— Почему? Ваша дочь больше не может иметь детей?

— У меня сын. 

— Давайте тогда по порядку.

— Хорошо. Я вдова. Живу одна, с тремя канарейками. Канарейки остались от мужа. Он умер после долгой тяжелой болезни пять лет назад. У нас с ним был один ребенок, сын. Сейчас сын взрослый, женат вторым браком.

— Внучки от которого брака?

— От первого.

— Почему вы думаете, что во втором его браке не будет детей?

— Вторая жена старше моего сына на пять лет. У нее есть дочь Валентина от первого брака, 15 лет отроду. Милая, хрупкая, воспитанная девочка, я с ней знакома, и она мне очень нравится. Валя в основном живет с отцом в Германии (он российский еврей и эмигрировал туда десять лет назад), там же и учится, к матери в Россию приезжает на каникулы. Собирается стать художницей, когда живет здесь, в основном рисует. На мой взгляд, очень неплохо. С моим сыном у нее прекрасные отношения, он как-то признался, что даже ждет ее приездов, потому что, когда Валя тихонечко сидит за своим компьютером или за мольбертом в квартире, их с женой семейная жизнь обретает какое-то новое измерение. И это при том, что при Вале они вынуждены существенно изменять свою жизнь — у девочки целиакия, и сын с невесткой на всякий случай на это время полностью подстраивают свое питание под нее. Причем вообще-то и у сына, и у невестки лишний вес, и они любят хлеб, пироги, торты, сладкие десерты типа тирамису…

— Да они, наверное, в присутствии Вали слегка худеют и сразу себя лучше физически чувствуют, — рассмеялась я. — Особенно на длинных летних каникулах. Отсюда и новое измерение. Просто повышение качества жизни за счет улучшения метаболизма.

— Может быть… — Лидия с сомнением покачала головой.

— То, что вы рассказали, скорее всего, означает, что ваш сын хотел бы общих детей.

— Да, скорее всего, так. Но они с невесткой изначально обсуждали этот вопрос, и она честно призналась, что материнство и выращивание крайне болезненной Вали дались ей очень нелегко — физически и психически и она вовсе не стремится к повторению этого опыта. И в этом браке она хотела бы, чтобы они жили для себя, уделяя, разумеется, внимание уже имеющимся детям. Сын согласился. Так они и живут.

— Это, по крайней мере, жизнь по честному взаимному согласию. Давайте вернемся к вашим родным внучкам. Сколько продлился первый брак вашего сына?

— Пять лет, может быть, чуть больше. Внучкам сейчас 9 и 12 лет. Старшей, Ире, скоро будет 13.

— Они знакомы с Валей?

— Да. Но она им не нравится. Хотя Валя всячески пыталась с ними подружиться, пыталась их развлекать, увлечь рисованием, какими-то поделками…

— Им не польстило внимание старшей девочки? Но почему?

— Может быть, они ревнуют. Может быть, просто взаимное непонимание. Они говорят, что Валя какая-то малахольная. Это не детское слово, я думаю, это обозначение идет от их матери или бабушки, которые, впрочем, Валю никогда не видели. 

— Вам не очень нравится первая невестка?

— Вначале она меня очаровала так же, как и моего сына. Рая была такая юная, яркая, веселая, плюс было такое слово (сейчас его, кажется, уже не употребляют) — сексапильная. Так вот эта сексапильность у нее находилась на верхних делениях воображаемой шкалы — понимаете, о чем я?

— Конечно, понимаю. Что было дальше?

— Мой сын просто сходил по ней с ума. И не он один, как вы понимаете. И им было совсем мало лет. А у Раи была такая совсем простая, но очень практичная семья, они, конечно, видели ее качества, наверное, чего-то опасались и, видимо, настраивали ее так, как им казалось правильным: никакого секса до брака. Сначала под венец, потом в постель. Она так ему (и всем другим, наверное) и сказала. И все другие отступились, а он женился. Я ничего не могла сделать, да, в общем-то, не очень и пыталась. Мне казалось, что раз они любят друг друга, то все должно получиться. Не получилось. Рая была очень требовательной во всех смыслах. Мой юный сын ее просто не удовлетворял. 

— Однако родились дети.

— Да. Мне кажется, на нее опять же давила семья: раз вышла замуж, теперь надо рожать. В отличие от второй невестки, она носила и родила легко, обе девочки, к счастью, совершенно здоровые. Рая не очень любит работать. Когда кончился первый декрет, она тут же забеременела снова. С детьми часто занимались мы с покойным мужем, и ее мать тоже много помогала. Ее старенькая бабушка сидела с девочками, когда они были совсем маленькими. Рая жила в свое удовольствие.

— Кто Рая по специальности? Что она делает и чем зарабатывает сейчас?

— По специальности она экономист — окончила колледж. Но экономистом никогда не работала. Немного работала продавцом, а сейчас выучилась на каких-то курсах и уже несколько лет делает ногти. Мой сын, разумеется, платит на девочек алименты. Сейчас они уже очень неплохие.

— Сын много общается с дочерьми?

— Нет, совсем мало. И это моя боль.

— Почему не общается?

— Рая против, чтобы они приходили к нему домой. Якобы не хочет, чтобы они общались с его новой женой и даже с Валей. Настаивает, чтобы сын приходил к ним. Или встречался где-то на нейтральной территории. Сын не знает, о чем с ними говорить и что делать, говорит, что для него и, кажется, для самих девочек эти встречи очень тягостны. Часто они просто идут в кафе и там молча едят. В результате он свел эти встречи к минимуму. Иногда общаются по телефону: как дела? — нормально! Рая сказала девочкам: вот видите, не очень-то вы вашему отцу и нужны. И получается, что она права — что тут можно возразить по существу? Я ему говорю: «Ты устранился, и ваших общих дочерей воспитывает одна Рая. Ты этого для них хотел?» Он отвечает: «А что я могу?»

— Вы сама с девочками общаетесь?

— Да, регулярно. Мы с ними ходим в музеи, на выставки, в зоопарк, в планетарий, в филармонию, летом и осенью ездим в наши пригородные парки и дворцы. Рая не против посещения внучками нашей, то есть теперь уже моей, квартиры. Когда они были поменьше и соглашались слушать, я им много читала, мы играли в развивающие игры…

— Какие у вас отношения с девочками?

— Хорошие. Но у меня уже давно есть очень странное ощущение, наверное, я с ним к вам и пришла.

— Что за ощущение?

— Все-таки наши встречи не очень частые, и я всегда на них составляла план — сначала будем делать это, потом то, потом я расскажу, потом покажу им и так далее. Иногда я даже набрасывала этот план на бумажке, чтобы не забыть или не упустить чего-нибудь. Девочки об этом всегда знали и даже иногда спрашивали, смеясь: бабушка, ну чего там у тебя теперь по плану?

— Пока все звучит нормально и конструктивно, — заметила я.

— И вот, понимаете, уже довольно давно мне кажется, что у них на наши встречи тоже есть план. Причем очень конкретный и расписанный по ролям. И все мои музеи, рассказы и показы они просто пережидают, с трудом сдерживая (или не сдерживая) зевоту. 

— А что же входит в их план?

— Карманные деньги, которые я им даю (плюс иногда передаю от отца). Кафе-мороженое и «Макдональдс», где они сами могут выбрать, что съесть. Бессмысленная для меня, но, кажется, важная для них мелочь, которую мы покупаем в качестве сувениров в музеях, цирке, зоопарке и т.д. Некие послания сыну, которые запланированы ими заранее и для которых они тщательно выбирают время и место (но они же все-таки дети, и я довольно легко читаю их расчеты, тем более что они напоминают друг другу, подталкивают, подмигивают и прочее).

— Что за послания?

— «Бабушка, передай папе, что меня в классе троллят, потому что у меня телефон старый».

— Ага. Понятно.

— Они знают правила игры и пока соглашаются ходить по моим маршрутам, но никогда не задают уточняющих вопросов по тому, что видят, и, кажется, сразу же забывают все, что услышали — если услышали, ведь они чаще всего шепчутся между собой — на очередной экскурсии. И я понимаю, что уже осталось недолго, потому что старшая Ира то и дело «пробует лед» и спрашивает: «Бабушка, а может, вы с Любой вдвоем в Кунсткамеру сходите? Я там уже была. А я пока тут у тебя дома посижу, в твоем компьютере уроки поделаю». Они, кстати, в последнее время и Валю научились использовать. Она рисует для них рисунки по их заказу, присылает им, а они выдают их за свои и тем поднимают свой социальный статус в своих группах. Это мне недавно Рая рассказала со смехом — дескать, сами-то рисовать почти не умеют, а глядишь ты, как приспособились.

— Вас все это тревожит? Расстраивает? Раздражает?

— Обескураживает. Это же мои родные внучки. Они родились и выросли у меня на глазах — а иногда кажется, что это какие-то совсем чужие и непонятные мне, да и неприятные частенько, чего греха таить, люди. И из их глаз смотрит на меня что-то такое совершенно для меня инопланетное. И главное — я совсем не понимаю, что мне делать дальше. Отступиться, отстать от них со своими заморочками и пусть дальше живут, как хотят и умеют? Как-то перестроиться на марше? Но как? И сын. У него нет и, скорее всего, не будет других детей. Когда я его иногда по этому поводу шпыняю в сердцах: «Время-то уходит!» — он спрашивает: «Мама, ну хорошо, скажи конкретно — что именно я должен сделать? Вот я с ними встретился. И дальше? Рассказать им — что? Сводить их — куда? Побывать с ними — где?» А я, сами понимаете, и не знаю, что ему ответить. Вы в своей лекции сказали: детеныши млекопитающих эволюционно приспособлены следовать за родителями. Сын, как и я, любит художественные выставки, лекции в планетарии, органную музыку. Представьте, что еще и он их туда поведет… И в результате — только взаимное раздражение, уже у нас с сыном.

Недавно я, как уже упомянула, практически случайно услышала вашу лекцию, и вот пришла к вам. Вы практик. Может быть, вы уже сталкивались с чем-то подобным и у вас есть какие-то наработки? Я буду счастлива узнать и попробовать.

— У меня нет таких наработок, — честно призналась я. — Поэтому будем искать способы вместе.

 ***

Уважаемые читатели, в очередной раз обращаюсь к вам за мнением. Ситуация Лидии не содержит ничего катастрофического, но явно маркирует собой общественную проблему. Очень много семей сегодня живут врозь, и процесс передачи опыта, навыков, морали, увлечений и отношения к миру, веками естественно, без каких-либо дополнительных усилий протекавший в большой семье, сейчас часто прерван. Что и как следует, по-вашему, предпринять в таких обстоятельствах? Что конструктивно, что бесполезно, а что пойдет во вред? Может быть, вы сами сталкивались с ситуациями, подобными ситуации Лидии и ее сына, и как-то их разрешали (или пытались, но у вас не получилось)? Что, на ваш взгляд, должны понять и предпринять Лидия и ее сын в сложившихся обстоятельствах? Или, может быть, им не надо ничего делать? Ведь мир не стоит на месте, и многое в нем меняется безвозвратно.

Больше текстов о психологии, отношениях, детях и образовании — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Личное». Присоединяйтесь

Обсудить на сайте