12 апреля 2021 г., 12:30

Женщина с Марса. Интервью с Анастасией Степановой, которая работала журналисткой, а теперь готовится к колонизации Красной планеты

Фото: Личный архив Анастасии Степановой

Ɔ. Вы окончили факультет журналистики МГУ, какое-то время работали в медиа, а сейчас вы — инженер и будущая космонавтка. Как это произошло?

Я с самого детства мечтала исследовать космос, с упоением читала научно-фантастические книги и романы. Однако, когда в начале 2000-х пришла пора поступать в университет, работа в сфере космонавтики казалась чем-то нереальным. И я выбрала факультет журналистики — в этой профессии ты постоянно узнаешь что-то новое и часто погружаешься в какие-то интересные истории. Но космос не отпускал. На втором курсе я узнала, что на журфаке открывается Школа научной журналистики под руководством летчика-космонавта Юрия Батурина. Естественно, я туда поступила. В течение четырех лет мы изучали историю космонавтики и все тонкости, связанные с полетом, ездили в Центр подготовки космонавтов и знакомились с ними лично, чтобы в дальнейшем грамотно писать статьи. Темой моей дипломной работы была космическая журналистика. До меня никто на факультете никогда не писал об этом. После выпуска я устроилась на работу PR-менеджером, но меня не покидало чувство, что я занимаюсь не своим делом. Тогда я вернулась к своей мечте детства и начала искать варианты ее реализации.

Я подала заявку на участие в голландском проекте MarsOne. Они планировали отправить людей на Марс в 2024 году, а деньги зарабатывать на трансляциях подготовки и жизни участников на Марсе, такое реалити-шоу. Сто человек дошли до финала, включая меня. Это было интересно, но я понимала, что воплотить проект в жизнь будет сложно, потому что он дорогой. Было печально, когда компанию признали банкротом в 2019 году.

Ɔ. Сейчас проект MarsOne ищет нового инвестора, вы что-то знаете про это?

Они ищут, конечно, но проект все равно в стадии заморозки. Если бы я в свое время рассчитывала только на него, то ничего интересного собой не представляла бы. При подаче заявки в 2014 году я начала изучать, что еще происходит в космической тусовке. Познакомилась с Робертом Зубриным в Музее космонавтики. Он аэрокосмический инженер и писатель из США, а также президент Марсианского общества, которое построило две станции, имитирующие условия жизни на Марсе: в Арктике и в штате Юта. На тот момент они проводили набор в первую экспедицию.

Я подала заявку и попала в проект. Они отобрали 28 человек, распределили их на три команды и отправили на станцию в Юте на две недели. Организаторы наблюдали и оценивали, как каждая команда работала и взаимодействовала. Наша команда хорошо показала себя. Мы работали на общую цель: балдели от миссии и действовали как единый организм, в то время как в других шла борьба за лидерство.

Ɔ. Что было после того, как вы прошли отборочный тур?

После отбора мы все ждали еще два года, пока найдется финансирование. За это время я прошла обучение и стала спасателем. Наконец, в 2016 году мы отправились на выполнение первого этапа программы Mars-160 — 80 дней на исследовательской станции в штате Юта. Это была имитация высадки на Марс. Мы были ограничены в еде, воде, электричестве, интернете, даже в запахах. Из станции можно было выйти только в скафандре, то есть никакого свежего воздуха. Часто возникала иллюзия, что мы действительно на другой планете — настолько ты погружаешься в это.

В состав экипажа входили шесть человек разных национальностей и профессий, и мы учились находить общий язык и сосуществовать дружно. Я собирала данные и проводила психологические тестирования, а также отвечала за здоровье и безопасность экипажа: была помощником микробиолога и своего рода журналистом-историографом. Миссия прошла успешно, через год мы отправились на исследовательскую станцию на необитаемом острове Девон Канадского Арктического архипелага. Между экспедициями я поступила в МГТУ им. Баумана на инженера, без этой специальности космонавтом не стать. Мне приходилось брать академический отпуск, когда я уезжала на миссии — из-за этого учеба затянулась, и я защитила диплом только в феврале 2020 года.

Ɔ. Mars-160 — американский проект. А как обстоят дела с такими программами в России?

После Арктики я начала работать в Институте медико-биологических проблем РАН. Как раз для них я проводила психологические исследования в экспедициях Mars-160. Вскоре они объявили о наборе в новый, совместный с NASA, проект Sirius-19 с имитацией полета на Луну. Станция находится в Москве, там уникальная система жизнеобеспечения, давления и атмосферы, поэтому американцы обратились именно к нам для проведения исследований. Я прошла отбор в основной экипаж.

Проект стартовал в 2019 году и длился четыре месяца. В этот раз мы не покидали станцию даже в скафандре. Не знали, какое время суток, ориентировались только по часам и по связи с Центром управления полетами. Мы проводили исследования по физиологии и психологии человека в замкнутом пространстве и в экстремальных условиях. В свободное время я писала статьи, читала, занималась спортом. По вечерам, после ежедневного отчета о работе, мы вместе смотрели космические сериалы и фильмы, пили чай. Это был успешный опыт. В ноябре 2021 года стартует новый проект Sirius-21. В этот раз новый экипаж проведет восемь месяцев в изоляции, а я уже буду дежурить снаружи как инженер.

Ɔ. Чем эти программы отличаются друг от друга и что дало участие в них лично вам?

Американский Mars-160 имитировал высадку на Марс. Мы тестировали механизм поиска жизни на планете. Акцент был не на человеке, а на микробиологии и биологии. Задача найти жизнь на Марсе будет одной из первой, когда люди туда отправятся. Поэтому мы проводили интересные эксперименты: выходили в скафандрах во внешний мир и искали образцы минералов — имитировали изучение Красной планеты и поиски жизни. Если что-то ломалось, выкручивались сами — чинили, а не ждали запчастей «с Земли».

В проекте Sirius-19, наоборот, не было внешней активности, все внимание было сконцентрировано на человеке, его психологии и физиологии. Мы исследовали то, как экстремальная среда сказывается на организме, иммунитете, когнитивных способностях и операторской деятельности человека. Например, проводили эксперимент «депривации сна» — это проверка работоспособности экипажа, его настроения и самочувствия в условиях отсутствия сна в течение 36 часов. В эти часы мы сдавали анализы на гормон стресса, проходили когнитивные тесты на точность и память. Это важный эксперимент, потому что в космосе экипаж может долгое время не спать. При этом он должен не только быть в бодром состоянии, но и не совершать ошибки при работе.

Благодаря этим экспериментам я осознала, что теперь могу готовиться к полетам на Марс и Луну уже в качестве космонавта. Кроме того, данные, собранные экипажем, — вклад в освоение космоса.

Ɔ. Космонавтка Светлана Савицкая неоднократно говорила о том, что в космической среде есть некое предубеждение по отношению к женщинам на борту. Часто будущих космонавток отсеивают по медицинским причинам. В своих миссиях вы наблюдали за состоянием и поведением экипажа. Есть ли какие-то физиологические и психологические различия между мужчинами и женщинами?

Этому вопросу как раз был посвящен эксперимент «Сухая иммерсия», который мы провели в институте РАН в октябре 2020 года. Вообще он проводится с 1970-х годов, но только с мужчинами, а в этот раз — впервые с участием женщин. Несколько суток нужно находиться практически без движения в ванне с водой, на поверхности которой водонепроницаемая пленка. Таким образом имитируются условия невесомости, чтобы изучить особенности изменений в организме при нахождении в космосе. Наша коллега Светлана Лебедева изобрела первое устройство-туалет для женщин в невесомости, которое я и еще пять участниц также тестировали в ходе этого эксперимента. Наш опыт доказал, что мы такие же выносливые, как мужчины.

Кроме того, данные, которые я получила во время проекта Sirius-19, показали, что женщины более ровно себя чувствовали в изоляции — мы быстрее адаптируемся и всегда знаем, чем себя занять. Потому я уверена, что в отряде космонавтов должно быть больше женщин.

Ɔ. За 60 лет в космосе побывали всего четыре наших соотечественницы. Сейчас в российском отряде космонавтов всего одна женщина — Анна Кикина, и то она ждет своего полета с 2012 года. Каковы реальные шансы, что вы однажды полетите в космос?

Полет в космос — это моя основная цель и мечта, ради которой я стала спасателем, получила инженерное образование и практически живу этими экспериментами.

Я неоднократно подавала заявку в отряд космонавтов, и каждый раз мои документы не принимали, находя разные причины. Я не сдаюсь, буду попробовать и дальше. Надеюсь, что женщин начнут воспринимать как равноправных членов экипажа: не просто допускать до отбора и потом заставлять ждать полет десятилетиями, а брать на борт. Космос до сих пор считается мужским полем деятельности, и нам, женщинам, приходится работать вдвое усерднее, чтобы доказать, что мы на том же уровне. Я думаю, что вообще не должно быть деления на «мужское» и «женское». Если ты классный специалист, тебя должны взять. Я надеюсь, что мы скоро придем именно к такому развитию событий. Нам нужно больше экспериментов с участием женщин, больше данных. Мне хочется, чтобы женщины верили в себя и шли в науку и космонавтику. И конечно, я очень жду, что Анна Кикина вскоре полетит в космос — это станет важным событием для меня и всех женщин из космической среды.

Ɔ. Вы готовы оставить жизнь на Земле и отправиться на Марс в один конец?

Для начала я бы посмотрела, что это за проект и какие условия. Если это возможность остаться на планете, изучать ее, найти там жизнь и организовать первое поселение, снабжая при этом данными Землю, я бы точно задумалась. Да, цена высока, но это совершенно уникальный шанс. Глобальная миссия, которая изменит наш мир, позволит сделать огромный шаг в освоении космоса. Мне очень хочется быть частью экипажа, который высадится на Марсе и откроет его для всего мира. Это потрясающе.

Ɔ. Освоение Марса — это дорого, как в принципе и все полеты в космос. Мир уже 60 лет вкладывает в это деньги, при этом не решая каких-то глобальных проблем Земли вроде экологических. Вот сейчас ученые выяснили, что на Марсе можно выращивать цианобактерии, и все за это ухватились. Ощущение, что люди готовы вкладываться в колонизацию других планет, чтобы, когда Земля окончательно станет непригодной для жизни, можно было просто свалить отсюда. Нет ли какой-то романтизации в полетах в космос? И почему обязательно нужно развивать эту отрасль, а не решать земные проблемы с помощью вкладываемых в космонавтику денег?

После лунной гонки в мире случился «космический бум»: дети в США и СССР мечтали быть инженерами, учеными, космонавтами. То есть полет Гагарина вдохновил несколько поколений людей, которые развивают науку в самых разных сферах все эти 60 лет. Сейчас мы говорим об освоении Марса. Это безумно сложная задача, но я верю, что, когда мы там окажемся, это также вдохновит молодежь. И новое поколение захочет быть не ютуб-блогерами, а изобретать что-то, исследовать и развиваться в науке, медицине — ведь на Марсе понадобится и огромное количество врачей самых разных направлений.

К тому же я не могу сказать, что это прямо огромные деньги. Бюджет на ту же «военку» почти во всех государствах в разы больше, чем на освоение космоса. Мне кажется, что нужно смотреть на это шире. Романтизация космоса — это неплохо, ведь она и правда подарила нам огромное количество специалистов и гениальных изобретений. А причастность к освоению других планет дает ощущение, что ты делаешь что-то грандиозное и полезное. Не открывали бы мы новые земли, так и сидели бы на одном месте. Думаю, что это в нашем ДНК — жажда все время что-то исследовать. Очень важно оставаться любопытными и неудержимыми.

Беседовали Саша Чернякова и Лиза Папазова

Вам может быть интересно:

Больше текстов о культуре, обществе и политике — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь

Обсудить на сайте