Кусок хлеба для блокадной бабушки
Молодые родители сидели рядышком и смотрели смущенно. Ребятенок приблизительно полутора лет деловито покопался в ящике с игрушками, извлек оттуда большого резинового динозавра самого свирепого вида и ткнул пальчиком в его морду, призывая меня к совместному восхищению:
— Зюбки!
Я улыбнулась малышу и перевела взгляд на его родителей.
— Слушаю вас.
— Понимаете, он крошит хлеб, — сказал молодой папа.
— Крошит, — повторила я. — И что?
— Мы не знаем, что делать! — энергично вступила молодая мама, нащупав руку супруга.
— А надо? — уточнила я.
Современное поколение молодых людей психологически грамотнее своих родителей — это однозначно. Но иногда начитаются рекомендаций в глянцевых журналах или на форумах в Интернете и начинают делать такое... Я лично не видела ничего такого уж криминального в том, что полуторагодовалый ребенок крошит хлеб.
— Надо! — хором сказали молодые люди.
— Тогда рассказывайте подробно, — велела я.
История оказалась достаточно необычной. В большой по мегаполисным меркам семье имелись: пожилая супружеская пара, их дочь со своей дочерью, их женатый сын с сыном (именно эта часть семейства пришла ко мне на прием), незамужняя сестра отца и еще совсем старенькая то ли бабушка, то ли прабабушка. В душевном комфорте последней и заключалась проблема. Пожилая женщина когда-то пережила Ленинградскую блокаду и потеряла тогда всех своих близких. Младшему поколению семьи она никогда специально не рассказывала о пережитых ужасах, но кое-какие ее привычки явно имели «блокадное» происхождение и были хорошо известны всем многочисленным домочадцам. В том числе и чрезвычайно щепетильное отношение к хлебу. Хлеб в семье никогда не выбрасывался и не плесневел: сушили сухари, которые потом использовали в хозяйстве или, на крайний случай, зимой скармливали птицам. И надо же так случиться, что младшему ребенку, которому тетка показала, как кормят птичек, необычайно понравилось крошить в пальчиках хлеб! «Гули-гули!» — кричал он за столом в кухне и крошил на пол выделенный ему к обеду кусочек. Пытались запрещать. Ребенок, который как раз находился в возрасте, когда дети устанавливают границы, позабыл о первоначальном чувственном удовольствии и удвоил усилия в направлении: «Нельзя? А вот я сейчас вам...» Заметив, что больше всех нервничает и кипятится старенькая бабушка, стал крошить хлеб демонстративно и нарочно в ее присутствии.
— Можно, конечно, вообще не давать ему ни хлеб, ни булку, — рассуждал отец. — Но, во-первых, он их любит и просит — ведь мы по традиции обедаем все вместе и хлеба у нас едят много, а во-вторых, он позавчера начал крошить печенье... С другой стороны, можно просто бить по рукам (именно это нам посоветовали на одном психологическом форуме), но нам с женой не хочется начинать воспитание сына с такого шага... Должен же быть какой-то внутренний нравственный закон...
— Да, да, — подхватила я. – Тот самый, который так поражал старика Канта...
К этому времени я уже знала, что папа недавно закончил философский факультет Санкт-Петербургского университета и теперь учится в аспирантуре и работает учителем в гимназии.
— Да он же еще и не поймет, за что его наказали, — быстро добавила мама малыша, трогательно ограждая мужа-философа от моих возможных насмешек. — Ведь они до этого вместе с теткой крошили на улице хлеб голубям... И ничего нельзя ему объяснить — он просто по возрасту не может понять ни про блокаду, ни про хлеб... И бабушку жалко, она потом таблетки глотает, и у нее давление скачет! Мы просто не знаем, что делать...
Малыш и его большая семья мне нравились. Они стояли друг за друга и заботились о бабушкином душевном комфорте... Хотелось им помочь.
— В полтора года ребенку действительно еще нельзя практически ничего объяснить рационально и тем добиться изменения его поведения, — согласилась я. — Но вот эмоциональный отклик есть уже у младенцев первых часов жизни. Эмоции дети читают прекрасно. На них и попробуем опереться. Сейчас я расскажу вам, что надо сделать, а вы уговорите бабушку...
***
Очередной обед малыша оказался приватным — только он и бабушка. Родители спрятались за кухонной дверью. Получив в свое распоряжение кусочек черного хлеба, мальчишка хитро взглянул на бабушку и занес ручку над полом. Бабушка присела рядом на табуретку и начала рассказывать... Зная, что правнук ее все равно не понимает, она говорила о том, о чем не позволяла себе вспоминать уже много лет. Снова падали фашистские бомбы, снова гибли под развалинами и падали от голода на улицах люди... Вот кто-то вырвал вожделенную, полученную в очереди пайку хлеба, и мать пришла домой к голодным детям с пустыми руками... «Уходи! — крикнул ей истощенный до последней крайности сын. — Где наш хлеб? Ты, наверное, сама его по дороге съела!»
Голос бабушки дрожал и прерывался. Замер малыш. Зажимая себе рот рукой, беззвучно плакала за дверью молодая мама, с ужасом представляя себя на месте той блокадной женщины...
Неделю после этой сцены ребенок, которому протягивали кусок хлеба, прятал ручки за спину. Потом потихоньку стал есть хлеб и булку, но никогда больше не бросал их на пол...
***
— Здравствуйте! Я как раз недавно вас вспоминала! — миловидная полная женщина подошла ко мне в коридоре. На руках у нее сидела щекастая, приблизительно годовалая девочка. — Вы нас помните?
— Простите... — я не помнила.
— Крошеный хлеб и блокадная бабушка...
— А, да, да, конечно! — я тут же вспомнила. — Как мальчик?
— В этом году в школу пойдем, — с гордостью сказала мама. — Вот сестренка родилась, он с ней так хорошо возится...
— А бабушка?
— Бабушка умерла. Уже три года. Он ее и не помнит почти... А в начале этого года мне воспитательница в саду как-то и говорит: «Знаете, у вашего сына по занятиям и с детьми все хорошо, но вот я обратила внимание — он как-то странно к хлебу относится. Другие дети и не едят его почти, откусят и бросят, а он не только сам крошки не уронит, но и если с чужого столика упадет, обязательно вскочит и поднимет. Да еще и говорит: "Нельзя, нельзя!"» Тут-то я все и вспомнила. И вас, и бабушку нашу, и блокаду... Поплакала даже. И мужу рассказала...
— Да, это он, — больше себе, чем женщине, сказала я. — Тот самый внутренний закон, о котором говорил когда-то ваш муж. Если вашему сыну никто не расскажет историю с хлебом и бабушкой, он так никогда и не узнает, откуда идет его уверенность в непреходящей ценности хлеба и необходимости бережного к нему отношения. Но навсегда сохранит его и когда-нибудь постарается передать своим детям.