Борис Акимов: Как я ходил к Комму есть конфеты из куриной печени

Я был уверен — зрителей-едоков на спектакле будет много. Мы сначала поговорим с Коммом, а потом я заныкаюсь среди этих самых зрителей-едоков и есть собственно и не буду, ну разве что чуть-чуть. Дело  в том, что второй день по неустановленной точно причине (правда, подозреваю буженину, купленную в Переславле-Залесском) я страдал расстройством желудка. И ел только корочки хлеба. Запивая их водой.

Было мне нелегко. Но я все равно пошел. Ведь можно заныкаться, думал я. И вот сижу я в ресторане «Варвары», напротив меня Анатолий Комм. И тут-то я понимаю — не заныкаться! Спектакль ведь специально для меня устраивается (что же ты, лиазон Катя!). И я ведь не могу сказать: знаете, маэстро, я к вам пришел на ваш гастрономический спектакль, но у меня расстройство желудка. Придется есть. А тут еще и игристое принесли. Я мысленно перекрестился. С Богом!  

Дальше я хотел про расстройство желудка все время упоминать. Ну, знаете, есть такой известный журналистский прием. Вроде такой, проходящей сквозь весь текст, «красной нити». Причем всегда желательно, чтобы нить эта была не просто красной — а ярко-красной, как можно более контрастной по отношению к основной линии повествования. Расстройство желудка на спектакле у Анатолия Комма — это как раз такая ярко-красная нить. То есть ем я конфеты из куриной печени и думаю: сейчас начнется. Говорим с Коммом о том, что делать с сельским хозяйством в России. А я думаю: сейчас начнется. Приносят бастурму с сахарной ватой, малиной и одуванчиком. А я думаю: сейчас начнется. Перешли к обсуждению тех, кто всячески публично проявляет свою ненависть к Комму. А я думаю: сейчас начнется. Ну, после вот этого (чипсы из баклажанов и крем из икры морского ежа. Плюс осветленный томатный сок с капсулами из водки и специй):

А тем более после вот этого (конфеты из куриной печени. Правда, дико вкусная штука.):

В общем, после первых нескольких блюд пришлось про красную нить забыть. Удивительным образом нить рассосалась где-то в организме. Туда же, похоже, отправилось и расстройство. Во всяком случае, страхи ушли. Третья, четвертая, пятая, восьмая перемена блюд. И я все ем. И мне все лучше. В какой-то момент мне стало уже настолько хорошо, что я начал оценивать не только грибной суп, печеночные конфеты и сердце индюшки — эти акты гастрономического коммовского представления, — но и самого режиссера.

Я подумал: больше всего мне нравится в нем его заряженность, такая настоящая фанатичная увлеченность собственным гастрономическим делом. Он постоянно находится на линии фронта. Бьется и сражается. А мне нравится, когда люди сражаются. Я сам люблю сражаться и писать странные манифесты в духе: «Мы начинаем сбор подписей против попыток этих бездушных и безжелудочных людей ограничить нашу гастрономическую и деревенскую свободу!» Комм — эксцентричная натура. И я — эксцентричная. Комм любит повторяться. И я люблю повторяться. А что ж не повторяться — если о главном? О вкусном?

Мы как-то уже говорили с Коммом (о! я же сказал — любим мы повторяться) о нашем местном сельском хозяйстве. Но, честно говоря, я тогда до конца так и не разобрался, какое такое прямое и практическое отношение высокая кухня имеет к сельскому хозяйству. А оказалось вот какое: «Национальность кухни обуславливается только тем, откуда продукты», — говорит Комм. Привезли, скажем, повара-итальянца — он тут же выбросит на помойку все неитальянское. И продукты поедут в этот ресторан из Италии. А если таких ресторанов в мире несколько десятков тысяч? Вот тебе и развитие сельского хозяйства, и рабочие места, и вообще все закрутилось, завертелось. И даже, прости Господи, социальная стабильность на селе. И та отсюда.

Приносят очередное блюдо. Я уже сбился со счета. Десятое? Одиннадцатое? Двенадцатое? Комм объясняет: «Я в прошлом году привез свеклу на Мировой гастрономический конгресс. Все выступление посвятил свекле. И в этом году все готовят свеклу. Это я ввел этот тренд. 90 процентов ресторанов делают свеклу в этом году».

Под занавес я окончательно капитулировал. Мы сошлись в главном. Что надо делать? Спасать сельское хозяйство в России. Как это можно сделать? Надо приучить народонаселение начать думать о том, что оно кладет в рот. Комм: «Пока для людей замороженный окорочок то же самое, что курица из соседней деревни — жизнь в стране не изменится». You are what you eat. Святые слова. 

Все. Я съел. Даже горох. Единственное — игристое не допил. И никакого расстройства!