Владимир Сорокин: Знакомая музыка опричнины
Как во стольной во Москве белокаменной
Да по улице по узкой Рябиновой
Проезжал государев опричник Мауря
На своем на аргамаке на неистовом.
А ничтожный смерд со своей метлой,
Со своей метлой трехаршинною
Разметал-расчищал сию улицу,
Над сугробами снежными горбатился.
Не приметил он лиха опричника,
Зацепил черенком да метлы своей
Аргамака да лихого да за левый глаз.
Как заржал аргамак враз от боли той,
Да как взвился на дыбы, беспрепятственный!
Не стерпел гордый Мауря обиды сей,
Сразу сабельку из ножен он повытянул,
Да занес ее над смердом неоглядчивым,
Да и рек ему своим громким голосом...
И так далее, до самого кровопролитного финала. Можно соответственно обылинить и недавний героический поход в супермаркет майора Евсюкова:
Надоело Евсюку-свет опричнику
Пировать во палатах во каменных,
Надоело ему, ох, опостылело
Пить меды да жевать гусей-лебедушек.
Стало душно ему! Стало скучно ему!
Он выхватывал свою саблю вострую,
Да бежал со всех ног да в Охотный ряд,
Рассекал там он купцов-менял-калашников,
Рассекал народ московский недоверчивый,
Рассекал на куски да саблей вострою,
Рассекал, рассекал, да приговаривал:
— Ох, и душно мне! Ох, и скучно мне!
Пользуясь событийным материалом последнего десятилетия, можно легко написать десятка три таких былин, начав, например, с «сокрушения огнедышащего Змия-Юкоса, усекновения голов его и расчленения на куски жирного тулова» и закончив «гневливым Маурей». Или ментами, забившими журналиста. Или омоновцами, героически расчищающими Триумфальную площадь в последний день каждого месяца. Получится увесистый томик новоопричного эпоса нашего времени.
Опричнина как угрюмое эхо XVI столетия все возвращается и возвращается, напоминая о себе, воплощаясь во все новые и новые опричные тела, заражая их своей идеей отдельных людей, требуя все новых и новых жертв, случайных и преднамеренных.
Утро опричное в Александровой слободе, как известно, начиналось ранехонько, когда Иван Грозный с Малютой Скуратовым, облачившись в монашьи одежды, лезли на колокольню и звонили в колокол, собирая государевых кромешников на молитву. Тем колоколом Грозный укреплял опричный дух на войне с собственным народом. Укреплял идею отделенности. После молитвы они трапезничали неспешно, потом садились на добрых лошадок своих, приторачивали спереди головы собачьи, сзади — метлы, да и ехали вершить Слово и Дело государево.
Миновало четыре столетия.
Посреди России антенной высится Вертикаль Власти. Она принимает звуковые волны, энергетические вибрации, сигналы, проистекающие из сумрака веков, от истоков опричнины, от того самого колокола Александровой слободы. Усиливает их, ретранслирует по российским городам и селениям. Заставляет звучать в телах. И поет в мозгах, костях и мышцах силовиков, эфэсбэшников, прокуроров, следователей, таможенников, гаишников, охранников сладкая музыка опричнины.
Вспомним, что негодующе кричал майор Евсюков вяжущей его опергруппе:
— Ребята, я вас посажу!
Ибо мешали они, неразумные, наслаждаться ему музыкой опричнины, восторженно поющей в мозгу его, когда, перезаряжая свой пистолет, он всаживал пулю за пулей в тела мечущихся перед ним простых людей.
Покуда высится посреди Руси ретранслятор, будет звучать эта музыка в телах опричных. Музыка отдельных, живущих по своим законам.
Страшная музыка служивых воров, грабителей и убийц.