Михаил Идов: Кому выгоден кризис независимого кино

Студию Miramax, еще недавно созвучную самим словам «независимое кино», усыпили хозяева Disney. Сделки на фестивале независимого кино Sundance заключаются с одной десятой былого пыла. И даже на расширенном поле — десять номинаций вместо обычных пяти — на «Оскар» за лучшую картину года претендует всего один фильм, снятый за пределами восьми основных голливудских конгломератов: гетто-драма Precious.

Тем временем «умное телевидение» переживает настоящую золотую эпоху. Прайм-тайм забит сериалами сногсшибательного качества: Mad Men, Breaking Bad, Dexter, House, Lost и т. д. Что, если эти два феномена напрямую между собой связаны? Это очевидное, казалось бы, озарение почему-то меня не посещало, пока я не прочел про сериал «Школа», никак по идее к Америке не относящийся. И все равно: десять лет назад в США эквивалент Гай Германики (Элисон Эндерс) рвалась бы с малого экрана на большой. Теперь обратное — совершенно нормальный карьерный ход: если не вверх, то в худшем случае вбок.

Я решил задать этот вопрос человеку, который сможет на него ответить лучше меня: Саре Кондон, продюсеру сериалов Sex & the City, Curb Your Enthusiasm и Bored to Death на канале НВО. Предоставляю результат вашему вниманию.

М.И.: Как вы думаете, не убивает ли качественное телевидение независимое кино? Например, Breaking Bad заполняет нишу, на которую пришлось бы 10 «раковых» драм, Wire заменяет 20 жестких фильмов о городской преступности...

С.К.: Независимое кино сейчас находится в крайне незавидном положении, но это произошло, как мне кажется, в первую очередь из-за финансового кризиса. Большие киностудии от него тоже пострадали, но не в такой степени. Сейчас никто не хочет вкладывать деньги в мелкие студии, снимающие более рискованные фильмы, у которых небольшие бюджеты и небольшие сборы. Их все меньше, и это очень грустно. Я надеюсь, что эта индустрия поднимется вместе с экономикой, но, учитывая ее сегодняшнее состояние, неудивительно, что многие «инди»-сценаристы и даже режиссеры готовы сотрудничать с кабельным телевидением, да и с телевидением в целом. Они поняли, что могут сохранить свой стиль в формате сериала. ТВ стало своего рода спасательным кругом, с помощью которого они могут заработать немного денег, не поступаясь креативными принципами. И это хорошее начинание — телевидение поможет им переждать бурю и выжить. Но все равно мы все надеемся, что независимое кино возродится с новой силой.

М.И.: Это-то да, но, даже судя по моему собственному опыту, я вот последние 3–4 года смотрю гораздо больше сериалов и меньше фильмов. Время на развлечения ограничено, а подсев на сериал, в котором 6–7 сезонов, так все лето и проведешь с «Кланом Сопрано». Это время откуда-то ведь берется. Боюсь, что от кино.

С.К.: У меня нет точной статистики, но похоже, что все так и есть. Люди рассматривают телесериалы и независимые фильмы как взаимозаменяемые категории. Лет десять назад ситуация была совсем иная.

М.И.: Вообще-то это ваша вина. Это ведь НВО породило традицию приглашать независимых кинорежиссеров на съемку отдельных серий телесериалов.

С.К.: Да, мы первыми стали с ними сотрудничать, отчасти из-за того, что и они, и мы обретаемся в Нью-Йорке, так что мы хорошо знаем этих людей. Но мы также часто сотрудничаем с теми, кто пришел из традиционного телевидения. Даррен Стар, Алан Болл, Дэвид Саймон, Дэвид Милш — все они были большими шишками на традиционном телевидении, но не хотели играть по правилам.