Михаил Идов: Комментарии излишни

Если повезет, эта колонка закольцуется и съест собственный хвост. Дело в том, что последнее время я всерьез задумываюсь о пользе комментариев: не являются ли они этакой детской болезнью, из которой интернет постепенно вырастает. (Когда у каждого есть свой рупор в виде «Твиттера» или «Фейсбука», становится бессмысленно и негигиенично прикладываться к чужим.) «Сноб» тем временем уникален тем, что на нем, единственном из известных мне порталов, комментаторской функцией снабжается не только публицистика, но и художественная литература.

Получив на орехи от нескольких комментаторов в качестве прозаика, я вновь прикинулся репортером и решил посоветоваться с более опытной коллегой, хороша ли эта идея в принципе: нужна ли обратная связь литературе. Моей собеседницей стала Тессали Ла Форс (Thessaly La Force), бывший книжный блогер The New Yorker, а сейчас главный редактор сайта знаменитого литературного журнала The Paris Review. Несколько месяцев назад The Paris Review под ее руководством полностью перезапустился, открыл блог и выложил в сеть поистине потрясающий архив интервью: от Хемингуэя и Дороти Паркер до Рэя Брэдбери и Уэльбека. Наша беседа происходила в IM, то есть в формате, наиболее напоминающем комментарии.

М.И.: Вы выкладываете в сеть художественную литературу?

Т.Л.Ф.: Да. Но поскольку мы выходим раз в три месяца, у нас меньше стимула выкладывать все: нам приходится дольше продавать каждый номер.

М.И.: Когда вы планировали свой новый сайт, как вы решали, что делать с комментариями?

Т.Л.Ф.: Ну, я прошла школу The New Yorker. А там долгое время любые комментарии были запрещены вообще. Но как только The New Yorker стал давать людям комментировать посты в нашем блоге, произошло нечто удивительное: подавляющее большинство читателей оказались вдумчивыми, уравновешенными и незлыми. Мне кажется, журналам вроде The New Yorker и The Paris Review везет: наши публикации требуют серьезного чтения, и это задает высокую планку для комментариев.

М.И.: Как сильно у вас модерируют комментарии?

Т.Л.Ф.: С июня мы за все время сняли один или два.

М.И.: В New York модерируют довольно слабо. В результате набегает много странного народу.

Т.Л.Ф.: Ну, у New York трафик побольше нашего. Каждый раз, когда ссылки на наши статьи попадают на Reddit (новостной агрегатор. — М.И.) или Huffington Post, качество комментариев тут же падает.

М.И.: Ага, то есть секрет — в поддерживании негласной эксклюзивности клуба, так сказать?

Т.Л.Ф.: Ну как-то так. Проблемы начинаются с наплывом читателей. Я слыхала, что в The New York Times работают 15 человек, чья работа состоит исключительно из чтения комментариев!

М.И.: Я иногда пишу книжные рецензии в The Book, литературный блог при журнале The New Republic, и там комментарии запрещены вообще. Они этим гордятся: такое возвращение к модели безусловного авторитета. Не нравится — пишите редактору.

Т.Л.Ф.: Ты, смотрю, настроен против комментариев вообще.

М.И.: Не совсем. Я люблю комментарии к полемическим статьям. Или модель Gawker, куда люди приходят обстебывать новость, и это гораздо забавнее самой новости.

Т.Л.Ф.: При всем уважении к Gawker, они меньше редактируют свои тексты, чем мы. Им легче бросать их на растерзание комментаторам.

М.И.: Вот, об этом-то я и хотел поговорить. Чем больше труда затрачено на текст, тем больше его хочется уберечь, так?

Т.Л.Ф.: Так.

М.И.: Тогда допустимы ли комментарии к художественной литературе?

Т.Л.Ф.: Хм! Интересный вопрос. Я бы сказала, почему нет? Чем это отличается от выкриков из толпы в Barnes & Noble во время чтений?

М.И.: Решилась бы ты ввести их в The Paris Review?

Т.Л.Ф.: Я бы… об этом… подумала. Сейчас наша политика — никаких комментариев к материалам из печатного издания. Но я настроена оптимистически.

М.И.: Моя проблема с комментариями в данном случае — что рассказ превращается в литературный семинар с последующей разборкой. Он как бы не закончен, и ты представляешь его коллегам на обсуждение.

Т.Л.Ф.: Но напечатали-то тебя, а не их.

М.И.: Ты не представляешь себе, как быстро эта грань стирается, когда все идет одним экраном и одним шрифтом!

Т.Л.Ф.: Да, это правда. Некоторых писателей это может напугать. Как редактор я обязана думать не только о читателе, но и о своих авторах. Например, как отреагировал бы Джонатан Франзен на такое? Или Зэди Смит? Трудно сказать.

М.И.: Я думаю, есть определенный тип писателя, который бы радостно отвечал погонными километрами текста на каждый комментарий.

Т.Л.Ф.: О да.

М.И.: Бесконечная пресс-конференция!

Т.Л.Ф.: Кстати, лично я, когда мне нравится писатель, не хочу встречать его лицом к лицу. Ну, не так, как я хотела бы встретить, скажем, Рафаэля Надала. Я хочу больше узнать о нем.

М.И.: Это потому, что ты уже интеллектуально самоутвердилась на всю оставшуюся жизнь.

Т.Л.Ф.: Возможно.

М.И.: Итак, что мы решили? Будет The Paris Review давать читателям комментировать прозу?

Т.Л.Ф.: Я бы не возражала. Но только посовещавшись с нашими авторами и другими редакторами. А вообще комментарии, конечно, устаревают. Диалог передвигается в социальные сети. Мне последнее время гораздо интереснее смотреть, что творится с нашим «Твиттером». По-моему, это идеальная платформа для литературных споров.

М.И.: То есть все-таки произведение отдельно, обсуждение отдельно.

Т.Л.Ф.: Получается, да.