Катерина Мурашова: Чем опасны няни

— У меня двое детей. С ними все в абсолютном порядке: нормальные, здоровые, тьфу-тьфу-тьфу! У меня тоже все в порядке. Но я пришла к вам проконсультироваться на всякий случай. Понимаете?

Я ничего не поняла, но на всякий случай кивнула — я соглашатель по природе, да и в университете меня учили: если не происходит ничего экстраординарного, соглашаться с клиентом — это очень терапевтично.

Сидящая передо мной женщина действительно выглядела вполне благополучной. У нее были неправильные черты лица и пышные, красиво уложенные волосы, очень ухоженная кожа и подтянутая фигура, явно доставшаяся ей не от природы, а в результате диет и усиленных тренировок. В руках она держала ключи от машины и время от времени ловко крутила на пальце брелок с каким-то полудрагоценным камнем.

— Моему сыну 17 лет. Он учится в Англии, в очень хорошей школе. Вполне успешен и вроде бы всем доволен, много занимается спортом. Дочке скоро будет два года.

— Дети от одного отца? — уточнила я, предвидя ответ.

— Да, конечно, от одного, — женщина легко опровергла мои ожидания. — Мы 20 лет женаты, у нас хороший брак. У меня большой бизнес из сферы обслуживания. Почти полторы сотни человек. Муж тоже мне помогает. Но вообще-то он музыкант.

Я промолчала. Она, кажется, это оценила.

— Я хотела поговорить с вами про детей. То есть сын, конечно, уже почти вырос, там что сделано, то сделано. А вот дочка еще маленькая и тут, вроде бы, возможны варианты. Она у меня, конечно, сидит с няней. Точнее, с двумя, потому что у них должны же быть выходные. Няни, к сожалению, часто меняются. Вы же знаете, как трудно сейчас найти хорошую няню?

Я не знала, но на всякий случай опять кивнула: наверное, действительно трудно.

— И вот я тут подумала: а не вредно ли ребенку практически все время находиться не с матерью, а с другими, не родными и чужими, в сущности, людьми? Может быть, я совершаю фатальную ошибку? Может быть, у дочки от этого развивается стресс и какие-нибудь нарушения личности? И сын находится так далеко от меня, стал уже совсем англичанином: когда я спрашиваю у него, как дела, он отделывается явно формальными ответами и описывает погоду. Хотя, конечно, у него еще такой возраст, я понимаю… И вот мне захотелось узнать мнение специалиста…

— Здесь возможны два варианта, — подумав, сказала я. — Первый: вас совершенно устраивает тот образ жизни, который вы себе выстроили, но из внешней среды, от значимых для вас людей или от детей поступила какая-то информация о проблеме. Тогда мы ее и будем решать. Второй вариант: вы устали или вам просто надоело бегать, и вы видите в непосредственном уходе за подрастающей дочерью (заручившись рекомендацией психолога) возможность изменить ваш образ жизни. Но это ваша жизнь, и, желая ее как-либо изменить, вы совершенно не обязаны искать для этого предлог или обстоятельства непреодолимой силы. Вы свободный человек.

Теперь думала моя посетительница. Я ждала.

— Вроде никаких существенных проблем не было, — наконец сказала она. — По мелочи не считается, потому что это нормально. Стало быть, второй вариант? Насчет моей свободы… Но ведь вы должны понимать, что я отвечаю за людей!

— Вы наверняка не используете детский труд, — улыбнулась я. — Это все взрослые люди, следовательно, они сами за себя отвечают.

— Верно, — она улыбнулась в ответ. — Поймали. Отговорка.

— К тому же ваш муж…

— Ах… — брелок на пальце завертелся просто-таки с бешеной скоростью, сливаясь в мерцающее кольцо. — Он без меня не сможет. Он слишком мягкий человек, чтобы… Знаете, если говорить честно, то я, наверное, уже привыкла к определенному уровню доходов, комфорта, возможностей. Именно это, если хотите, дает и одновременно ограничивает мою свободу. Диалектика из институтской программы! Вот где она, оказывается, вылезает, кто бы мог подумать… — с искренним удивлением добавила она.

Мне почему-то стало весело.

— Да бросьте! — сказала я. — Вы родились и выросли…

— Вот тут, недалеко от вашей поликлиники, в двухкомнатной хрущевке на пятерых, — легко подхватила она. — Отец пил, дедушка 12 лет болел раком. А мне всегда хотелось жить богато.

Я представила себе, как она, цепляясь зубами, выбиралась из этой хрущевки к своему «большому бизнесу из сферы обслуживания». И ведь никакие мужики не служили ей «стартовой площадкой», наоборот, она 20 лет замужем за своим музыкантом.

— Река времени не течет вспять, — сказала я. — Вы уже ни при каких обстоятельствах не вернетесь в ту хрущевку. Даже если бы вдруг захотели.

— Я умом-то все понимаю, — кивнула она. — Это что-то внутри меня не дает расслабиться. В общем, мне действительно нравится насыщенная жизнь, когда вокруг много людей, событий, материальных возможностей. Стало быть, вы полагаете, что никакой психической травмы дочери сидение с няней не нанесет? Я понимаю, конечно, что надо все-таки найти постоянную.

— Я пока ни слова об этом не сказала.

— Да? И вправду, — удивилась она. — Ну, значит, это я за вас. Но все-таки как вы-то считаете? Ведь издавна же аристократы отдавали своих детей няням, кормилицам, потом отсылали в школы, пансионы, лицеи. Так?

— Так, — согласилась я. — И действительно: если бы это как-то существенно и негативно на психику влияло, наверное, уже заметили бы.

— Но? Есть же но! Не может не быть, я его слышу, — требовательно сказала она. — Что происходит, если ребенка фактически растит няня? Хорошая няня?

— Да ничего плохого с ним не происходит, — я пожала плечами. — Просто если ваш ребенок вдруг окажется Пушкиным, то он напишет и посвятит много стихов своим друзьям, своей стране, своим женщинам, одно из самых лирических и нежных — своей няне, и ни одного — матери.

Цепочка лопнула, и оторвавшийся брелок со стуком упал на пол.

— Вы правы, он не напишет, — глухо сказала женщина. — Теперь уже не напишет никогда. А ведь в детстве он действительно сочинял стихи. Мой сын. Наивные такие, но совершенно прелестные. И пел их как песенки — говорил, что будет исполнителем романсов. Когда мы только отправили его в Англию, он сначала писал ужасно ностальгические, но лирические и красивые письма. Как будто из ссылки. Я даже испугалась и поехала туда: вдруг ему действительно так плохо? Увидела его: бодрый, впервые целеустремленный, весь в учебе, спортивных тренировках и интригах — поставил себе задачу стать капитаном какой-то команды. Теперь он не собирается возвращаться в Россию, говорит, что из-за коррупции в ней невозможно работать, а ностальгию придумали неудачники. Собирается учиться на менеджера и заниматься строительным бизнесом в странах третьего мира — там, говорит, больше прибыль.

— Я думаю, так оно и есть, — сказала я, чтобы что-то сказать: в строительном бизнесе и прибылях я, мягко скажем, разбираюсь неважно.

Она понимающе усмехнулась и встала. Осанка у нее была — впору позавидовать. Тщательно накрашенные глаза подозрительно блестели.

— Спасибо, — медленно сказала она. — Я не жалею, что пришла. Кое-что я для себя выяснила и уяснила. Буду теперь думать.

— Удачи вам! — искренне пожелала я.

На пороге она обернулась:

— Дочка тоже поет песенки. Только няня говорит, у нее пока слов не хватает, — она оборвала себя резким жестом и вышла за дверь.

Я смотрела ей вслед и только через некоторое время заметила валяющийся на ковре брелок. Подняла его и положила на полку. Если она не вернется, подарю его какому-нибудь малышу, получится красивая игрушка.