Взрослая машина «Вольво»

Для человека читающего, думающего и американского нет автомобиля важнее «Вольво». В романе Джонатана Франзена «Свобода» «Вольво» появляется три раза: в начале, в ностальгическом ключе («когда можно было еще без смущения ездить на 240-й "Вольво"...», стр. 4), в середине, в теме отчего дома («по дороге в Рэмзи Хилл в семейном "Вольво"...», стр. 145), и в конце, когда речь уже об окончательном взрослении («красивая пара в новом черном "Вольво"...», стр. 544).

«Вольво» как символ интеллигентского благополучия остается персонажем большой американской литературы уже больше тридцати лет. В романе Джона Ирвинга «Жизнь по Гарпу» кризис существования целой семьи становится явным оттого, как неправильно Гарп обращается со своей «Вольво». Вовремя не чинит. Дождливой ночью везет детей — непристегнутых! — домой из театра, на подъезде к своему дому отключает фары, глушит мотор — и катится вниз по холму, чтобы врезаться на скорости 40 миль в час в припаркованный, невидимый Гарпу в темноте «Бьюик», в котором в этот момент находится его жена с любовником. К чему это приводит, рассказывать не буду, чтобы не портить эту прекрасную книгу для тех, кто случайно ее еще не читал, но более жутких и одновременно комичных сцен в мировой литературе я не знаю. Впоследствии семья начинает жить иначе.

Когда мне было 22 года, мы с подругой, гуляя по улицам Бостона, разглядывали маленькие японские машины и «Вольво». Первые были доступны нам, у меня была как раз крошечная красная «Мицубиси», а «Вольво» символизировало благополучное будущее. Мы разглядывали фирменные вольвовские решетчатые подголовники на новых тогда моделях со смесью вожделения и презрения — примерно, думаю, в той пропорции, в которой у нас внутри амбиции смешивались с неуверенностью в себе.

Моя первая «Вольво» появилась у меня в 31 год. Это была та самая 240-я, на которой ездили все уважающие себя американские левые. Они свои машины уже донашивали: в Канаде их перестали собирать в середине 80-х; моя же, собранная, по причудливому стечению обстоятельств, в Малайзии, была почти новая (белая, с темно-синими велюровыми сиденьями). Их машины были обильно украшены наклейками типа Commit random acts of kindness («Совершайте произвольные добрые дела»), A woman without a man is like a fish without a bicycle («Женщина без мужчины что рыба без велосипеда») и My child goes to Brown University preschool («Мой ребенок ходит в ясли при Брауновском университете»). А с моей машины в первые же дни ее проживания в моем дворе — теперь уже на Плющихе — содрали даже стальные молдинги и марсианский логотип «Вольво» с державшей его стальной планкой по диагонали решетки радиатора.

Вообще «Вольво» в Америке и «Вольво» в Москве в 90-е годы служили совершенно разными, даже противоположными социальными маркерами. В Америке это была машина молодых университетских профессоров, длинноволосых компьютерщиков, молодых родителей, еще не выбросивших свои электрогитары. В России это была машина дипкорпуса: «Вольво» поставлял автомобили во все крупные посольства и корпункты иностранных изданий. Когда температура в Москве опускалась ниже минус 20 градусов, по утрам по городу ездили только «Вольво». Когда я ехала на работу по Садовому кольцу морозным утром, а навстречу мне — только «Вольво», я чувствовала себя взрослым человеком. Ну, или почти взрослым: машина была все-таки слегка «на вырост».

Вторая моя «Вольво» была служебная 960, темно-синего цвета, как у всех иностранных корреспондентов, с серыми кожаными сиденьями. В отличие от приемистой 240-й с неестественно маленьким поворотным радиусом, 960-я вела себя на дороге как корабль: плыла, покачиваясь, не сообщая водителю ничего о своих габаритах. Кроме того, у нее все время ломалась какая-то не очень нужная, но обидная мелочь: дворники фар или подогрев сидения. В общем, мой долгий роман с «Вольво» на 960-й закончился.

Я на некоторое время потеряла ее из виду. «Вольво» еще остепенилась, заметно округлилась — фирменный силуэт типа «ящик» исчез бесследно — и вступила в отношения с дизайнером Стивом Мэттином, который ушел из «Мерседес-Бенц» после 17 лет службы. Мэттин создал в «Вольво» три модели — маленький хетчбэк, округленный и действительно очень стильный кроссовер и седан S60 — и подал в отставку, не проработав и четырех лет. В производство новый S60 поступил уже после его ухода, а мне в руки попал и вовсе на прошлой неделе.

«Вольво» рекламирует «скандинавский дизайн» новой модели. Как некогда с самой маркой «Вольво», у меня с этим термином связаны разные, почти противоположные ассоциации. Есть скандинавский дизайн, как в скандинавских странах и в особенности в городе Стокгольме, где с каждым предметом хочется жить вечно, одновременно любуясь на него и нежно поглаживая. А есть «скандинавский дизайн» как направление, чрезвычайно модное в Америке в 80-е годы, до появления там «Икеи». У меня американские магазины «скандинавского дизайна» ассоциируются с письменными столами из тика — невыразительного коричневого цвета, какими-то мелкотравчатыми, но очень удобными в использовании, а главное, транслирующими то самое интеллигентское благополучие. Так вот, «Вольво-S60» — это скорее второй вид скандинавского дизайна, чем первый. Гладить ее бесконечно не хочется, ощущения неизбывной красоты нет. Местами она выглядит довольно несуразной: дугообразные, дизайнерские задние фары странно смотрятся на довольно консервативном автомобиле; мощная арка приборной панели напоминает исключительно о «Мерседесе», из которого примерно и пересажена; зернистая кожа в салоне, в моем случае — довольно яркого песочного оттенка, кажется привезенной из мебельного салона. При этом  пользоваться этой машиной хочется сразу — и долго, примерно всегда.

S60 — довольно большой седан, но уверенное ощущение его габаритов у меня появилось сразу, несмотря на то что я пересела со своей обычной крошечной «Хонды». S60 оснащен огромным количеством датчиков, подающих внятные сигналы, в том числе и о пешеходах (это уникальная разработка «Вольво»), но, выезжая из своего двора через лабиринт узеньких арок, заграждений и искусственных сугробов, я не почувствовала, что датчики мне нужны: с машиной все было понятно. Моя модель была полноприводной, что означает, что поворотный радиус у нее несоразмерно большой, да и разгоняется она чуть вяловато. Зато после задержки на долю секунды шестицилиндровый дизельный двигатель ревет и — нет для этого другого слова — прет. По неведомым причинам у доставшейся мне машины были глухо тонированные черные стекла. Этот элемент дизайна я бы для себя не выбрала никогда, но выяснилось, что в сочетании с мягкой кожей в салоне и мощным ревом под капотом, это дает ощущение неведомой уверенной силы. Останавливаться не хочется. Впрочем, машина оснащена системой автоматического торможения — если я не увижу помеху, автомобиль остановится сам. Привет великой американской литературе.

И дети теперь могут быть совершенно спокойны.