Сергей Полотовский: Саке в Токио

Улыбнулась и подлила. Я улыбнулся и выпил. Она подлила еще.

В Токио я прилетел на два дня. До этого два дня был в Москве, вернувшись после недели в Нью-Йорке. Мои биологические часы сошли с ума и сделали меня благодушной сомнамбулой. Я садился в такси и спал ровно до места назначения. Сон из временной потребности превратился в абсолютное благо, как секс для нимфомана, как водка для алкаша - много не бывает. Последний раз я так себя чувствовал на первом курсе Политеха, когда нас отправили в колхоз. Ночи проходили за преферансом, поэтому в поле, собрав за трактором картошку, я укладывался прямо в борозде, чтоб словить хоть несколько минут beauty sleep, пока трактор не вернется, совершив круг.

Токио для меня было сном с перерывами на бодрствование, но даже во сне я не переставал удивляться. Белым нитяным перчаткам таксиста, кривоногим школьницам в гольфах и мини-юбках, всем этим в детстве прочитанным «веткам сакуры», которые суть правда, а не вымысел.

Самая яркая картинка: утренний час пик в токийском метро. Вагоны плотно утрамбованы клерками в черных костюмах. Такие же пассажиры стоят в ровной очереди. Двери еще не закрыты, но понятно, что ожидающие не намерены брать поезд приступом. Тогда один — самый смелый и решительный — выходит из очереди, с разбегу вминает свое тело в плотную людскую массу и либо остается внутри, либо выталкивается наружу по каким-то элементарным физическим законам. Поразительна не сама практика — что мы, в метро не ездили, что ли? — а то, что это происходит в полной тишине. Без бодрящего матерка, без «Банзай!», вообще молча. Потому что слова — лишние. Нерационально тратить энергию. Только оценка ситуации и стремительное действие.

Я хлебнул саке, и она тут же подлила мне из глиняной бутылки.

Два дня — это два завтрака, два обеда и два ужина. Валящая с ног усталость не отменяла главного: у меня было шесть шансов попробовать то, что еще неизвестно когда доведется. Завтраки сразу отпадали. Гостиничный шведский стол, пусть и в Японии, это не то, о чем с восторгом пишут домой. Один обед случился в национальном фастфуде — что-то вроде курицы с яичницей. Другой — в суши-ресторане — несколько лет после этого я не мог заставить себя заказать суши в России, даже как эрзац, паллиатив, напоминание о далеком идеале. Первый токийский ужин был посвящен якобы смертоносной рыбе фугу, от которой по статистике умирает один человек в год. Опасность щекотала нервы, но было ясно, что этот статистический бедолага скорей всего сам поймал, приготовил и тут же съел эту фугу, не удалив ядовитые плавники. Идиот, что еще скажешь. А с официантами и из рук профессионального повара, сдавшего соответствующий экзамен — риск минимальный.

Оставался второй, он же последний, ужин.

Она улыбнулась и вопросительно посмотрела на меня. Я глотнул еще.

В вечер второго дня меня повели в местный кабачок «для своих». Чтобы показать, как же едят японцы в кругу друзей. Без иностранцев.

Как и во всяком походе за туземной подлинностью, я был обречен на разочарование. Том Ям и сосиски с горчицей. Попросил хлеба - принесли багет. Стоило лететь за тридевять земель и полдюжины часовых поясов.

Зато саке.

Она освежила стопку, и я сделал добрый глоток.

Знакомая принимавших меня японцев. Бывшая модель. Красавица. Муж-француз где-то далеко.

С девушками вообще в теории понятно, как себя вести. На практике - по обстановке, то есть непонятно. Плюс сбитые биологические часы. Плюс сплошные мезальянсы по всем фронтам. Японцы считают иностранцев не совсем за людей и это, конечно, дико обидно, но где-то справедливо. Любой национализм местами логичен, местами отвратителен, местами смешон; японский - страшно сказать — почти оправдан. Им действительно есть чем гордиться в планетарном масштабе.

То есть я для нее на каком-то смысловом уровне низшее существо. Плюс она замужем. Я гость — и непонятно, хорошо это или плохо. Законы гостеприимства сильны, но как далеко распространяется их юрисдикция? Завтра с утра улетать. С другой стороны, мы вообще друг для друга инопланетяне, и что? Возможно, ничего. Просто встретились за саке, которым она так усердно меня спаивает.

А устроено это следующим образом. Глиняную чашечку помещают в открытую деревянную коробку и щедро льют саке так, чтобы из «рюмки» переливалось в «ящичек» и заполняло его до краев. С походом. Сначала выпиваешь то, что в чашке, потом - как из блюдца - все что осталось. Аллегория достатка, видимо.

Она снова взялась за бутылку.

— Зачем ты все время подливаешь?

— В Японии есть обычай: девушка так делает, если хочет понравиться.

Мы целовались на вокзале в фотокабинке. Я забыл, как ее зовут.