Сергей Полотовский: «Маспиндзело» с песнями

Я только что вернулся из Грузии. Все было ожидаемо прекрасно. С первого же дня, когда по совету таксиста я отправился ужинать в заведение с говорящим названием «Маспиндзело». Перевести его коротко можно как «хозяин», но не в смысле «владелец» или «Сталин», а тот, кто угощает, «принимающая сторона». Ключевое для грузин понятие. В Тбилиси таких «Маспиндзело» несколько. Меню и дизайн разнятся, но говорят, что оно сетевое. Таксист выдался хрестоматийным представителем своего класса: ругал власть на чем свет стоит, после матюков извинялся «простите мой акцент», предложил мне «бабу 24 часа в сутки», но привез в результате куда надо и рублей за сто.

Деревянные столы и стулья, эффективная простота во всем, народ выпивает-закусывает под пианиста со скрипачом и что-то эстрадное с диска.

Бокал саперави стоит 9 лари, бутылка — 20. Математика, понятная ребенку. Я взял бутылку. И сациви из индейки.

Приготовлено сациви было по рецепту, относительно широко известному у нас благодаря Сергею Цигалю. Рецепт — в комментарии. Главное не он. А то, что сидевшие за столиком в нескольких метрах от меня трое грузинских парней (других в тот вечер в «Маспиндзело» я не видел) вдруг запели. Для читателей, которые по какой-то фантастической причине не знают, что это такое, грузинское многоголосие относится к категории абсолютного блага, как случайный безнаказанный секс или малосольный лосось. Не бывает плохо, бывает много, но чаще — мало.

С первых звуков я знал, что мне делать, и включил айфон на аудиозапись.

Пели ребята громко. Все сидевшие в заведении улыбались. Кто-то пустился в пляс. Особенно расстаралась одна красавица в джинсах и свитерке. Она танцевала так, что неравнодушный наблюдатель легко мог заметить, какой марке трусов девушка отдает предпочтение. Рядом с ней выписывал коленца пятидесятилетний лысоватый грузин с брюшком. С другой стороны пошел чуть ли не вприсядку развязный представитель кавказской молодежи. Вечер определенно складывался.

После исполнения я подошел к певцам и представился. Как, говорю, хорошо пели, одна незадача: микрофон плохо берет. Можно, говорю, в следующий раз я телефон к вам на стол положу?

Надо ли говорить, что вскоре я пересел с остатками вина за соседний столик, где ребята коротали вечер за хинкали под водку, запивая почему-то пивом.

Между тем рядом разворачивалась драма. Еще во время танца я лично не смог определить, с кем именно пришла девушка. Похожий вопрос возник и у танцевавших. Пятидесятилетний и молодой, сблизившись лицами, что-то кричали друг другу. Их растаскивали друзья молодого. Началась движуха. По залу прошел разряд. Мы уже не просто выпивали. Мы были зрителями.

Девушка успокаивала то одного, то другого. Для меня все еще оставалась загадкой, с кем же она пришла в «Маспиндзело».

Прибежали охранники. Девушку увели куда-то на кухню.

Ну вот, начинается, подумал я.

На авансцену быстрыми шагами выдвинулся грузин таких размеров, что драка должна была тут же купироваться. Но драки-то и не было. Споривших разводили по углам. Они вырывались и кричали что-то уже не друг другу, а разнимавшим. К подвижной группе присоединялись все новые люди.

И тут стало понятно, что до мордобоя не дойдет. Что все это балет, обрядовый танец, часть древнего ритуала. У нас бы кто-нибудь уже засандалил неприятелю и обоих вывели из ресторана. Или один из споривших нашел бы такие слова, что второму пришлось бы самому удалиться. Здесь никто и не думал доводить ситуацию до развязки.

В какой-то момент мы перестали следить за разбирательством и окунулись в застольную беседу.

Мы пили за то, что я прилетел в Тбилиси, и за то, что когда-нибудь они смогут легко прилететь в Россию. Они декламировали Шоту Руставели, я — Бродского. Они с полным уважением к гостю и реверансами: «Мы простые люди, ты — писатель, я — из министерства юстиции, а это все политики портят» — выступали за территориальную целостность, я осторожно высказывался насчет права нации на самоопределение, но в основном, как Евтушенко за бугром в застойные годы, «глотал» по поводу нашей внешней политики.

В первом часу ночи мы грянули «Катюшу».

Наверное, круче было бы где-нибудь в Иерусалиме публично и так же громко исполнить «Лили Марлен» и посмотреть, что будет. А что? Хорошая песня. Не последней, а предыдущей войны. Однако это из области опасного абсурда, а тут мы уверенно продержались два куплета, которые помнили. Наше пение не стало хоровым, но я и не поймал ни одного косого взгляда.

Наконец разрешилась главная интрига вечера. Из конца зала к выходу прошествовал пятидесятилетний. Вместе с девушкой. По дороге он останавливался у каждого столика и всем жал руки.