Среди своих

— Нам на следующий год в школу, поэтому мы к вам и пришли.

— Да-да, конечно, проходите, — я с симпатией взглянула на коротко подстриженного, голубоглазого мальчишку с ямочкой на подбородке, достала свою печать и потянулась за папкой с тестами на школьную зрелость. — Андрюша, тебе сколько сейчас лет?

— Шесть с половиной, — четко отрапортовал мальчик.

— А через год сколько будет? — открывая папку, я уже начала тестирование.

— Да мы в общем-то не за этим… — сказала мать. — Мы посещаем хороший дорогой сад. Там есть занятия по подготовке к школе, и карточку школьную они там сами заполняют.

— Ага, — сориентировалась я и отложила картинки, по которым собиралась предложить Андрюше составить рассказ. — Я вас слушаю.

— Мы касательно выбора школы.

— Но как же я смогу помочь вам выбрать школу, если не протестирую ребенка? — удивилась я, досадуя на непонятливость матери. — Мне же нужно хотя бы приблизительно знать его уровень…

— Да с ним все нормально. Это мои заморочки, а не его, — призналась женщина. — Понимаете, мне хочется, чтобы мой ребенок учился среди своих.

— Гм. А кто же эти «свои»?

— Ну, я пока выбрала 5-ю… гимназию.

— Так. А почему же именно ее?

— Ну, во-первых, это все-таки государственная, а не частная школа. Там, конечно, есть вступительный взнос, но все-таки дети не будут с первого класса меряться, у кого в семье какая машина…

Пустые надежды! — мысленно усмехнулась я. Именно из этой гимназии мне регулярно приводят способных, но глубоко невротизированных детей из «бедных» семей, которые поступили туда самостоятельно и бесплатно и теперь вовсю сталкиваются с последствиями имущественного расслоения.

— Поймите меня правильно, я вовсе не расист и не националист, у меня еще с института подруга азербайджанка и женщина к нам приходит убирать — таджичка, очень приличная, я ей совершенно доверяю… Но вы же и сами знаете, что сейчас в обычных школах в нашем районе делается…

— Что же? Хотелось бы услышать, возможно, я знаю что-то другое.

— Мне подруга рассказывала. Там до трети первого класса плохо понимают и говорят по-русски! Вы представляете? Какое уж тут обучение!

— Да, — кивнула я. — Это действительно проблема. Я думаю, рано или поздно все-таки придется делать для таких детей специальные классы «подгонки», где их сначала обучали бы русскому. Но, знаете, маленькие дети ведь быстро схватывают язык, об этом все эмигранты говорят и пишут, вот в Америке…

— Но я не эмигрировала в Америку! — перебила женщина. — Я живу в своей стране и хочу, чтобы мой ребенок проводил время и рос не рядом с гопотой из социально-неблагополучных семей и не с детьми кавказцев или среднеазиатских гастарбайтеров, а с детьми тех, кто относится к моему социальному классу. По-моему, вполне понятное и закономерное желание. Разве не так?

Говоря все это, она была абсолютно серьезна. Я тоже не стала насмешничать.

— Вопрос состоит из двух, — сказала я. — Первое: почему вам кажется, что поместить ребенка в тепличные условия и отказать ему в жизненном опыте общения с детьми из других социальных слоев — это хорошо? И второе: как, собственно, вы собираетесь добиться этого на практике? В ту же 5-ю… гимназию вполне может поступить за взятку (спонсорскую помощь) ребенок любого абрека и вполне бесплатно — ребенок пары асоциалов со двора по прописке. В этом случае как раз логичнее была бы дорогая частная школа с негласными, конечно, но четкими правилами по национальному вопросу. Но тогда — практически неизбежное меряние гаджетами и машинами. И еще — психологическая расслабуха в плане учебы, потому что в большинстве наших (я слышала, что за рубежом дело обстоит иначе) частных школ дети чувствуют себя выключенными из жизненной гонки благодаря возможностям родителей.

— Вы так полагаете? — женщина задумалась, причем явно по поводу второй части моего вопроса.

Но мне хотелось вернуть ее к первой части.

— Почему это хорошо?

— Да потому… — решительно начала она. — Просто потому… потому что хорошо. Я не знаю, но я так чувствую.

— Правильно, — кивнула я. — Чувствуете. Со «своими» всегда комфортней. Спросите любого эмо или байкера, он вам подтвердит. Но здесь же не только времяпрепровождение, здесь еще и учеба. Вы же знаете — в школе учатся далеко не только теоремам и правилам, но и всему остальному. Скажите, в каком случае имеет смысл как следует, досконально знать один, родной язык, и совсем не учить других, иностранных?

— Но это же совсем другое дело! В современном мире иностранные языки…

— Ответьте, пожалуйста, на вопрос. В каком случае?

— Если всегда жить там, где все говорят только на одном языке, — оторвавшись от игрушечной машинки, спокойно сказал с ковра Андрюша. — Например, у бабы Веры в деревне.

Я, не удержавшись, рассмеялась.

— Именно! Устами младенца… Если есть все шансы прожить жизнь среди носителей одного социального языка, читать и писать только на нем, общаться только в кругу его носителей, и ни разу не столкнуться с жизненной необходимостью понимать иные кодовые системы, нет никакого смысла тратить время и силы на изучение других языков. Есть ли у Андрюши шансы? И не опасно ли так ограничивать его возможности приспосабливаться к меняющемуся на глазах миру?

— Я же не запираю его в клетке! — воскликнула женщина. — Пусть общается с «ними» (кавычки отчетливо прозвучали в ее голосе) на улицах, в кружках… гм… (ей явно пришла в голову мысль о «социально близких» кружках)… да мало ли еще где!

— Ну что ж, иностранные языки тоже можно изучать во время туристических поездок на зарубежные курорты…

— Вы передергиваете! Любой язык — это система, нужны годы… Иначе это пиджин… Мы с мужем решили: наш сын будет знать по крайней мере два иностранных языка! Но это будут не туркменский с чеченским…

— Воля ваша.

— Именно так, — женщина вздернула подбородок. — Что же, спасибо, вашу позицию я поняла, мы пошли. Андрюша!

— Я сейчас, только машину в гараж поставлю, — сказал мальчик. — Спасибо, до свидания! — он улыбнулся, наклонил голову и как-то по-белогвардейски щелкнул каблуками. А может быть, это просто я сама, по случаю, вспомнила белую и красную армии, и как будто бы навсегда минувшие времена, когда от понятия «социальной близости» до самого страшного часто оставался всего лишь шаг…

* * *

Я встретила их в холле поликлиники спустя год. Женщина окликнула меня (я не узнала бы ее, но узнала ямочку на подбородке вытянувшегося сына) и сказала:

— Вы нас помните? Андрюша-то наш в гимназии теперь. Нравится ему, и два иностранных со второго класса. А если какие проблемы с культурными кодами возникнут, так мы к вам придем, ему у вас тоже хорошо показалось.

Женщина весело подмигнула мне и двинулась дальше. Я помахала рукой Андрюше. Мальчик поприветствовал меня молча и уже знакомо щелкнул каблуками.