Вадим Рутковский: Реальность кусается, ломается, но соглашается: итоги «Движения»
А среди неофициальных итогов «Движения» есть и одна маленькая победа вашего обозревателя. И потому больше всего я хочу, используя служебное положение, уже в первом абзаце итогового текста написать о турнире «Что? Где? Когда?», устроенном в ночь накануне закрытия фестиваля. Но пока алкогольные реки не размыли во мне кисельные берега совести, возьму себя в руки, о личных достижениях — в конце, постскриптумом, в первую же очередь — о кино.
Одна из внеконкурсных премьер «Движения» — «Реальность», 70-минутная выжимка из долгого, как жизнь, проекта, затеянного Павлом Костомаровым и Александром Расторгуевым, первопроходцами импровизационного кино в формате DIY (do it yourself, то есть самопалом), вместе с тележурналистом Алексеем Пивоваровым, постоянным соавтором, швейцарцем Антуаном Каттином, сценаристом Сусанной Баранжиевой и Дмитрием Кубасовым, еще недавно блистательным молодым актером, а сегодня не менее блистательным режиссером-документалистом, автором «Тани “5-й”» и «Алёхина». Реальность — то, что гипнотизирует, возбуждает, раздражает кинематографистов с самого рождения кино, сразу разделившегося на два магистральных направления. Одно — люмьеровское (в честь братьев Люмьер), запечатлевавшее прибытие поездов, завтраки младенцев и выход рабочих из фабричных ворот. Второе — мельесовское (по имени Жоржа Мельеса), предпочитавшее грезить путешествиями на Луну и творить из подручных материалов сказочный мир. Лучшее случается, когда границы между люмьеровским и мельесовским подходами к творчеству стираются. Как в большинстве фильмов, участвовавших в конкурсе первого (но, судя по удачному началу, не последнего) «Движения».
«Снимаешь кино про бабушек?» — «Да, снимаю» — «И чё, думаешь, кто-нибудь будет смотреть?» — «Кто-нибудь будет». Это диалог из фильма Александры Стреляной «Море», между Тасей, дикой, «током ударенной» девочкой-поморкой, и заезжим городским пареньком, квелым человеком с киноаппаратом. Диалог напоминает мою любимую цитату из Сергея Сельянова, сказавшего, что хороший фильм снять легко — хоть одному человеку да понравится. В этом смысле все фильмы — хорошие. Не важно, кто и что про них скажет. Как пел Петр Мамонов, «Кому какое дело, кто поэт, а кто — неизвестно кто». Я вот, по мнению друзей, обругал бедного «Линара» и зря, хотя ругань в мои планы точно не входила. Фильмы вообще не обязаны нравиться («Линар», впрочем, как раз понравился: ему достался приз зрительских симпатий и спецприз жюри — с формулировкой «за рассказ о людях с большим сердцем»). И независимо от субъективных пристрастий на фестивалях интересно следить, как еще неделю назад не подозревавшие друг о друге картины начинают переговариваться, сливаясь в единый кинематографический гипертекст. Я даже не столько о случайных совпадениях, когда в робком хорроре «Звено» сильно пьющий врач из затерянного где-то в глуши сиротского приюта поминает «Записки земского врача», а на следующий день к базисному произведению Михаила Булгакова «Записки юного врача» обращаются и герои, и авторы фильма «Доктор». На «Движении» диалог между фильмами сложился о реальности, которую режиссеры заманивают методами Люмьеров — ничего, кроме правды, а потом подвергают почти мельесовским метаморфозам.
«Море» Александры Стреляной могло бы быть честным документальным фильмом: приехал горожанин, глянцевый фотограф, затосковавший в своих ночных клубах по естественной жизни, в северную деревню и снимает «про бабушек», дедушек, детей и лошадей, записывает воспоминания и фиксирует неземной красоты пейзажи, получает здоровый этнический опыт, привет Роберту Флаэрти (он, в конце концов, тоже допускал инсценировки). И романтическая линия могла бы быть просто сюжетной подпоркой. Но Стреляная движется в сторону фантазийного кино: ее белокурая Тася — потомок Колдуньи Марины Влади из французской экранизации «Олеси» Куприна (Таисия Крамми получила приз за лучшую женскую роль), и пусть звучит в «Море» одноименная советская песня Яна Френкеля, это — фольклорная легенда, но никак не кинодокумент. (Как, конечно, никакое не документальное кино «Письмо» Сергея Лозницы, чья российская премьера тоже прошла на «Движении». Лозница смонтировал материал, снятый еще в 2001 году где-то в белорусских лесах, в приюте для душевнобольных — и получилась черно-белая картина рая, населенного счастливыми существами, изъясняющимися на неведомом языке.)
Еще интереснее игра, затеянная с реальностью Владимиром Панковым, сделавшим фильм «Доктор» по мотивам своего же (почти одноименного) спектакля «Doc.Toр». Панков придумал целый новый жанр — саунд-драму, полифоническое зрелище, где музыка и звук — на равных со словами и телами. В кино это называется мюзиклом, и «Доктор» — авторский мюзикл высочайшей пробы, уровня Боба Фосса: не противоречащее суровой правде жизнеописание провинциального хирурга оборачивается феерическим представлением. Впрочем, я опять скатываюсь к оценкам, а они всегда относительны. Вот, скажем, мой товарищ Владимир Лященко на просмотре мучился, а я смотрел животом, зачарованный и музыкальной, и визуальной составляющей фильма как шаманским ритуалом. Раскол и среди обычных омских зрительниц: одна дама не могла сдержать тучный выдох: «Ё-моё, когда же это кончится?», другая в фойе смахивала слезу и говорила подруге: «Вот действительно настоящий фильм!» Притом что и восторг, и раздражение вызывают одни и те же вещи: то, как смело, если не сказать нагло, Панков превращает театр — в кино, грубую и грязную действительность — в мюзикл со сновидениями, как, не боясь упреков в наивности и банальности, дает герою-хирургу в сопровождающие пьяненького мятого ангела с аккордеоном в руках, как соединяет лубок и кабаре. Мой первый текст про «Движение» вдохновлялся рестораном «Соленый зефир» и сочетанием несочетаемого — на самом деле, возможно все: Панков способен превратить в зонги, саунд-драму, рок-мюзикл (называйте как хотите) и хронику сложной операции, и проклятия в адрес дикой страховой медицины, и просто перечисление заболеваний (в них доктора играют так, как нормальные люди играют в «города»: «АктюбинсК — КемеровО — ОмсК»). Жюри в составе Василия Сигарева, Натальи Мокрицкой, Алисы Хазановой и Игоря Петренко отдало «Доктору» приз за режиссуру, приз за мужской актерский состав и Гран-при — под мои искренние аплодисменты.
Теперь снова о личном. Я в кои-то веки не совсем пренебрегал светской составляющей фестиваля и в предпоследнюю фестивальную ночь пришел на турнир «Что? Где? Когда?». Собирался зрителем отсидеться в сторонке, но в итоге стал участником (и серым кардиналом) команды «Анаболики» (кто видел нового Майкла Бэя, не станет спрашивать, откуда название), журналистско-молодежной, потому что, кроме критиков, за столом оказались и фестивальные кураторы, и молодые режиссеры. Я перечислю всех: актер и режиссер Дмитрий Кубасов, Светлана Черникова, автор провокационной юморески о Великой Отечественной войне «Голый», участвовавшей в секции «Движение. Начало», создатели компании Utopia Pictures Анастасия Хорева и Максим Кузьмин, британский русофил из The Calvert Journal Сэмюэл Крюз, отборщик «Движения» и ведущий проекта «Кино на «Снобе» Антон Сазонов, критик-звезда Антон Долин, Олег Баранов, Максим Сухагузов и наш капитан Владимир Лященко, в день открытия «Движения» получивший премию им. Михаила Левитина. Команда «Анаболики» достойна подробного описания, потому что это команда-победитель. В игре «Что? Где? Когда?» мы обошли всех, вписав эффектную главу в свою собственную, многосерийную, долгую и счастливую, как жизнь, реальность.