Сказка для мигранта

Я живу и работаю на южной окраине Петербурга, вплотную примыкающей к аэропорту. Когда я сюда приехала, эта городская земля еще помнила, как она была лесом — в луже на месте засыпанного озера весной останавливались перелетные утки (на этом озере отдыхали многие поколения их предков), а осенью в скверике перед поликлиникой торчали из-под листьев нежно-розовые сыроежки. К нашей поликлинике относятся авиагородок и целые кварталы хрущевок. Близость аэропорта и относительная дешевизна хрущевского жилья определили тот факт, что данные кварталы очень давно (лет пятнадцать как минимум) и интенсивно заселяются мигрантами. Они устраиваются на работу, занимаются каким-то мелким бизнесом, привозят сюда жен и семьи, рожают детей. На детских площадках в милых, ухоженных сквериках между хрущевками, в окрестных муниципальных детсадах и школах очень много смуглых, черноволосых, черноглазых детишек. Естественно, они появляются и у меня в поликлинике. Кстати, теперь в поликлинику довольно часто приходит вся семья или даже папа с ребенком. Еще лет пятнадцать назад ситуация была кардинально иной: в нашем обществе в поликлинику с детьми традиционно ходила мама или бабушка. Если в те времена в полутьме нашего коридора я видела чуть напряженную мужскую фигуру,  то была практически уверена: горец или житель южных степей, сопровождает жену. Или даже пришел один — решать какую-то проблему.

Психологические, учебные, семейные проблемы, проблемы в детских коллективах и проблемы развития не знают национальностей. Уже много лет я работаю в числе прочих семей и с семьями мигрантов. Одним из первых вопросов, который я им всегда задавала и задаю: на каком языке говорят в семье? На каком языке говорит дома ребенок (понятно, что при посещении садика или школы, на детской площадке он может говорить только по-русски)? Это важно, когда мы говорим о развитии, определяем психическую зрелость и т. д. Надо отметить, что опрашиваемые мною родители владели русским и родным языками в самых разных степенях. Кто-то неплохо владел обоими языками, кто-то почти не знал родного (в семье в детстве говорили, а потом забыл), кто-то по-русски изъяснялся с огромным трудом. Часто уровень владения языками (обоими) очень сильно отличался у матери и отца. Например, отец-узбек живет в Питере уже семь лет — говорит по-русски с акцентом, но почти правильно. Купил квартиру, съездил домой, женился, привез жену из небольшого селения. Она родила ребенка, потом второго, живет среди соплеменников, которые приезжают и останавливаются в их квартире (это традиционно, когда-то так же на постое у родственников жил ее муж, бывает, что в двухкомнатной квартире месяцами живет по десять-двенадцать человек). Муж и другие мужчины работают, она всех кормит, обстирывает, выучить русский язык ей просто негде и некогда, она обходится сотней-другой слов, на бытовом уровне. Бывает и наоборот. Мужчина-азербайджанец работает в диаспоре, в каком-то семейном деле (например, авторемонтная мастерская), и знание русского языка не совершенствует сверх необходимого уровня, а жена с детьми еще на родине до замужества получила высшее образование, уже здесь много времени проводила с русскими мамами на площадках, потом отдала детей в садик и пошла работать в ларек, там общается с постоянными покупателями — ее русский уже очень хорош.

Вот каковы основные изложенные мне варианты бытования языков в семьях мигрантов (вам я их представляю по мере убывания распространенности):

— Когда как говорим, даже и не задумывались. Свои слова по-любому вставляем, конечно. С детьми стараемся на русском, им же здесь жить. Они, когда там (на родине), понимают обычно, что бабушка с дедушкой говорят, но сами почти не говорят.

— В семье, дома говорим с мужем на родном языке. Вставляем русские слова. Дети ходят в садик и уже говорят по-русски. Мы к ним когда как обращаемся. Они и так, и так понимают. На двух языках.

— С детьми говорим только по-русски. Между собой тоже. Наш родной язык дети слышат, только когда в гости ездим на родину или кто-то только что приехавший к нам в гости приходит.

— Все в семье говорят на смеси языков, переходя с одного на другой, вставляя нужные слова и не обращая на это особого внимания. Дети говорят по-русски лучше, чем родители (кто-то из родителей).

— Мама говорит с детьми преимущественно по-русски, папа — на родном языке (или наоборот). Между собой родители говорят на смеси языков.

— В семье говорят только на родном языке, русский язык дети изучают во дворе, в садике, в школе.

Если внимательно взглянуть на все эти варианты, то мы увидим между ними нечто общее. В самом сензитивном для развития и чувствования языка возрасте (от нуля до семи лет), в самом важном для их существования мире (в семье) эти дети не слышат фактически ни одного полноценного литературного языка — ни русского, ни родного. Лев Толстой писал: «От пятилетнего ребенка до меня один шаг. От новорожденного до меня — страшное расстояние». То есть нечто критически важное происходит между новорожденностью и пятью годами. А для языка это важность особенная: фактически именно в это время ребенок усваивает язык целиком, во всей его сложности и творческом многообразии. Уже усвоенный язык обратной связью формирует и личность ребенка, и его познавательную, и творческую сферу. Все это происходит в первую очередь в семье. А если усвоенный в это время язык неполноценен? Если это, условно говоря, пиджин-рашен? Разумеется, его вполне хватает для бытового общения, но… Ведь полноценного, родного для матери и отца языка, языка предков ребенок, как правило, тоже не слышит и им не владеет. Что за личность формируется таким «обрезанным» способом?

Эту проблему я давно обсуждала с родителями-мигрантами (многие ее вполне понимают). И многие годы единственным выходом из ситуации казалось мне как можно более полное усвоение русского языка, говорение на нем в семье, обязательное чтение детям книг на русском языке, прослушивание аудиозаписей со сказками, просмотр детских фильмов (если родители сами пока владеют русским недостаточно, то книги и аудиозаписи познакомят маленького ребенка с литературным русским). Это виделось мне правильным, и родители со мной соглашались и так и делали, я умею убеждать.

Но потом я вот что подумала: ведь язык и его народ — это же целостная структура. Они вместе жили и эволюционировали веками, и сбрасывать это со счетов в нашем проницаемом и мультикультурном мире вроде бы нет никакого резона. И, наверное, было бы славно, если б хотя бы вот в эту сензитивную «толстовскую пятилетку» ребенок все-таки слышал и впитывал своими формирующимися мозгами совершенную форму языка,  созданного именно тем народом, к которому он принадлежит по праву рождения. Пусть он даже потом и не будет говорить на этом языке, все равно где-то внутри «во дни тревог, во дни тягостных раздумий» останется для него и эта опора. И это, несомненно, обогатит ту маленькую личность, о которой мы все вроде как печемся.

Но как же это сделать практически, если родители зачастую сами литературным вариантом родного языка не владеют, а дома говорят на пиджине? Ответ пришел практически сразу: эпос, сказки, легенды, стихи, песни родного народа. Там весь блеск и все совершенство языка. Надо только регулярно читать их, рассказывать, петь маленькому ребенку, рассматривать с ним картинки, и все будет как надо.

— Вот что надо делать! — воодушевленно заявила я родителям. И не сразу уловила их растерянные взгляды. Они не решались мне возразить, но…

— В чем дело? — вопросила я. — Мне кажется, я все отлично придумала.

Выяснилась простая вещь: не так-то просто достать в Петербурге таджикский или дагестанский эпос на таджикском или аварском языке. На родине, где эти книги можно было бы купить, семья бывает раз в несколько лет (билеты очень недешевы), современные хорошо изданные книги для детей стоят дорого, дети быстро вырастают и… Все понятно? Вот если бы такие книги были в Петербурге, и их можно было бы брать бесплатно… «Мне тридцать лет, у меня трое детей, я бы с удовольствием прочитала все это детям, — так сказала мне одна женщина и добавила, опустив голову: — Ведь я сейчас поняла, что и сама не помню ни одной легенды своего народа, и это неправильно. И мне стало очень стыдно, я хотела бы это исправить…»

Я придумала проект, но я — плохой организатор. И нашлись замечательные люди, которые сумели все это организовать и без которых ничего бы не было. Мы назвали этот проект «Книжная полка дружбы». Мы написали письма в министерства культуры тех стран и регионов, откуда к нам чаще всего приезжают мигранты. Мы объяснили в этих письмах все вышесказанное и попросили книги для детских библиотек города и области. Те самые: сказки, эпос, легенды и сказания. Высокий литературный язык, отличные иллюстрации. Семьи мигрантов смогут прийти, взять, прочесть своим детям. Нашим это тоже нужно: другие буквы, другие герои, другой строй иллюстраций — библиотекари могут обо всем этом рассказать, это интересно, познавательно и способствует взаимопониманию.

Три страны уже откликнулись. Азербайджанцы уже прислали книги. В прошлую среду у нас был с ними телемост. Мы их поблагодарили, а они сказали: «Сейчас такое время, надо только дружить. Иначе нашим детям не выжить». Хорошо бы все это понимали.

Проект только начинается, и что-то в нем еще можно развернуть, добавить, откорректировать. Уважаемые читатели, пожалуйста, делитесь своими советами, сомнениями, возражениями или пожеланиями, нам это очень важно.