Мальчик, который хотел стать роботом (и стал)

История, напрямую продолжающая мой предыдущий материал. Так сказать, иллюстрация из жизни к литературному произведению. Должно быть, вроде бы, наоборот, но уж такой парадоксальный мир нам с вами достался.

Сначала пришла встревоженная мама.

— Вы знаете, вроде бы у нас ничего такого плохого не происходит, но мне как-то жутко. Может быть, конечно, это такая игра, но какая-то она… нечеловеческая, что ли. Да и возраст уже… я знаю, сейчас и взрослые дяденьки в компьютерные игры играют, но ведь не все время же.

— Расскажите поконкретнее, что именно у вас происходит.

— У нас есть сын, Михаил, пятнадцати лет. Очень хороший мальчик. Учится в гимназии, в девятом классе. Гимназия далеко не самая сильная в городе, но все-таки на неплохом счету. Учится хорошо, тройки бывают редко. И учится самостоятельно, к нам обращается крайне редко, если чего-то не знает или не понимает, читает или слушает в интернете соответствующий урок. В школе отношения хорошие и с учителями, и со сверстниками. Раньше Михаил был невысокого роста, но в последние года полтора очень вырос, и теперь девушки просто телефон обрывают. Компьютерными играми чрезмерно не увлекается, хотя и может иногда поиграть часок. Занимается дополнительным английским (это необходимо — в гимназии, увы, дают не так уж много), настольным теннисом (это замечательно развивает координацию, а у него с детства были с этим проблемы) и плаванием (нам ортопед рекомендовал).

— Гм… Девять из десяти мам пятнадцатилетних подростков уже на зависть изошли бы, слушая вас. А что же не так?

Женщина замолчала, несколько раз нервно сплела, а потом расплела пальцы, и подняла на меня исполненный тревоги взгляд:

— Где-то года два назад Миша впервые сказал нам, что хотел бы быть не человеком, а роботом. А теперь… теперь он им практически и стал. По крайней мере, по виду.

— Ни фига ж себе! — непрофессионально, но очень заинтересованно воскликнула я. — А каким именно роботом он стал? Из старых фильмов? Или каким-то современным? Может, он просто косплеит в реале какой-то культовый подростковый фильм, роман, сериал?

— Что? Что? — мать явно растерялась.

Я быстренько рассказала ей, что такое косплей, манга и прилегающая к ним субкультура.

— Нет, почти наверняка — нет, — женщина печально помотала головой. — Никаких признаков. У него нет никаких специальных костюмов, он ничего никуда не выкладывает, ни с кем таким не встречается.

— Нет костюмов, образа? А что же тогда есть?

— Он постепенно становится все более неживой какой-то…

Тут я конечно перестала весело ухмыляться и встревожилась.

— А кто-то где-то еще это замечает? В школе? В кружках?

— Не знаю. Мне никто ничего не говорил. В школе им как раз очень довольны. Недавно классная руководительница на собрании говорила об общем падении успеваемости в классе, о сложностях подросткового периода и сказала: ну вот есть же дети, на которых этот самый переходный возраст никак не отразился. И назвала Михаила первым номером.

— То есть эта странная, замеченная вами и озвученная когда-то самим Михаилом метаморфоза практически никак не отразилась на его школьной и внешкольной жизни, на общении Михаила со взрослыми и сверстниками? — я несколько успокоилась.

— Пожалуй, что так.

— Последний вопрос: сам Михаил как-то объяснял вам свое желание — хочу быть роботом?

— Не помню. Кажется, толком не объяснял. Хотя вот, он сказал: так удобнее. Когда я его сейчас напрямую спрашиваю: что с тобой происходит? — он отвечает так: мама, тебя что-то не устраивает в моем поведении? Сформулируй, что именно, и я изменю программу.

— Вы пробовали формулировать?

— Да. Он меняет.

— Приведите пример.

— Я сказала ему, что он слишком холоден к младшей сестре. Она очень его любит, и вообще очень ласковая девочка. Постоянно к нему тянется. А он только изредка снисходит, играет с ней.

Он уточнил: если бы проявления моих эмоций по отношению к Кире было, по твоему мнению, достаточно, как бы ты об этом узнала? По каким моим словам, поступкам?

Я сначала растерялась, а потом сказала: ну ты бы хоть иногда сам ее обнял, сказал что-то хорошее, предложил сам поиграть.

— И… — я просто ужасно заинтересовалась. То, как Михаил сформулировал запрос к матери — это же и многим взрослым недоступно. И сколько из-за этого бывает глупых конфликтов, например, между супругами.

— И теперь он обнимает ее утром и перед сном, два раза в день говорит ей комплименты типа «Какие у тебя смешные милые косички!» и раз в два дня предлагает поиграть пятнадцать минут во что она захочет. Кира счастлива, а я понимаю, что он просто включил ее в свою чертову роботовскую программу.

— А вы чего же хотели? Чтобы он по вашей указке полюбил младшую сестру?

— Не знаю. Я уже ничего не знаю. Потому к вам и пришла.

— Я хочу познакомиться с Михаилом.

Я уверена — юноша ничего не изображал специально в плане крупной моторики, но движения его действительно выглядели чуть-чуть скованными, механическими. Или это мне просто казалось из анамнеза?

Хорошего среднего роста, правильные черты лица, аккуратная стрижка, чуть тускловатые серые глаза.

— Ты не хочешь ничего у меня спросить? Рассказать? Обсудить?

— Нет, но я готов ответить на все ваши вопросы.

Абсолютно пустая встреча. У Михаила хорошая речь, он спокойно и, кажется, откровенно рассказывает о семье, учебе, жизни в гимназии, внешкольных занятиях. Ничего нового, все это я уже знаю от матери. Отвечает строго на мои вопросы. Не отклоняется в сторону. Заканчивает все предложения. На прямой вопрос: зачем ты делаешь из себя робота? — отвечает то же, что когда-то ответил матери: так удобнее. На вопрос: в чем же удобнее? — ответ: практически во всех областях жизни.

— Тут есть какая-то закавыка, но я ее никак не могу словить, — честно призналась я. — Либо я чего-то еще не знаю, либо не вижу очевидного. Если ты захочешь еще поговорить, приходи.

Михаил кивнул без улыбки. И уже уходя, с чем-то вроде вызова в тусловатых глазах, задал вопрос:

— Назовите хотя бы одну причину, почему человеком быть выгоднее, чем роботом?

— Выгоднее? — я не сразу нашлась. Он кивнул понимающе: ну вот видите — и ушел.

Я потом еще некоторое время с ним мысленно дискутировала (все знают, как это бывает; у психологов после неудач — то же самое, только короче, иначе быстро рехнешься), подбирала хорошие, яркие аргументы, один, мне показалось, нашла. Но Михаила-то рядом не было…

Опять мать.

— Мы его спросили о профориентации. Он сказал: а как вы думаете, куда было бы целесообразно — с моими оценками, после моей гимназии? Тут я завизжала, что это он должен решать. Это же его жизнь! Он тут же сказал: хорошо, я решу. И замолчал. Я «побегала по стенкам», потом сказала: может, к психологу сходить, посоветоваться? Он сказал: очень хорошая идея, спасибо, мама.

Я опять подумала, что большинство родителей шестнадцатилетних (Михаилу уже исполнилось шестнадцать) мальчиков от зависти бы взвыли. И вместе с этой мыслью показалось — что-то нащупала!

— Зовите.

— Главное стремление человека — быть счастливым. Иногда — делать счастливыми других. Твое решение — стать как робот — не сделало счастливым никого.

— Вы уверены?

— Безусловно. Твоя мать пришла ко мне со своей тревогой: помогите, с сыном что-то не так. Ты сам тоже счастливым, уж извини, не выглядишь.

— То есть вы хотите сказать, что если бы я хамил родителям и учителям в ответ на любое их указание, зависал в стрелялках и «ВКонтакте», орал, бил посуду, получал двойки, срывал уроки и прыгал по крышам, как обычный, не роботизированный подросток — количество счастья вокруг и внутри меня резко увеличилось бы?

— Ну, подростковый максимализм в тебе по крайней мере присутствует в нормальных, положенных по возрасту дозах. И на том, как говорится, спасибо.

— Ответьте! — потребовал Михаил. Глаза гневно заблестели.

Я мысленно похвалила себя: выманила из норки. И что теперь?

— Когда это началось? — спросила я. — Ты помнишь?

На положительный ответ не надеялась, просто тянула время, собираясь с мыслями. Однако, как ни странно, он помнил.

У родителей Михаила всегда, сколько он себя помнил, был стандартный речевой оборот: что это ты такое делаешь? Такие мальчики нам не нужны! Нам нужны такие мальчики, которые… (далее внятно излагалось, что конкретно делают или не делают потребные им мальчики).

Пример: чего это ты разнюнился? Нам такие мальчики не нужны! Нам нужны мальчики, которые уже взрослые, не изводят маму и идут своими ножками.

Со временем этот оборот формально из речи исчез, но по сути никуда не делся. Смышленому Михаилу всегда было вполне ясно, какие именно мальчики нужны родителям, учителям, преподавателям в кружках и т. д. Послушные, вежливые, услужливые, готовые помочь, упорно решающие поставленные перед ними задачи, не сдающиеся от неудач, не проявляющие ярко своих эмоций (прыгать и вопить от радости, орать и ругаться от горя — все это равно не одобрялось), говорящие и делающие ровно то, чего от них ожидают (ожидания всегда озвучиваются, если правильно спросить). Где-то лет в 12 Михаил, который много читал, спросил себя: что же это за мальчики-то такие, которые удовлетворяли бы всем этим требованиям? И довольно быстро нашел ответ: это мальчики-роботы.

— Сколько я живу, у меня никто никогда не спрашивал ничего моего, человеческого, — сказал мне Михаил. — Никому не было интересно и нужно, чтобы были противоречия, чтобы я говорил, делал что-то свое, наперекор им. Всем нравится, чтобы с ними соглашались. Придумывали — в тех рамках, которые они сами задали. Учитель задает вопрос — если догадаешься, какой у него ответ(ы) в голове уже готов(ы) — все в порядке. Сейчас вот с девушками — все то же самое. Если говоришь то, чего она от тебя ждет (а догадаться, поверьте, нетрудно) — ты хороший. Меня, самого меня, человека противоречивого и часто просто жалкого, унылого и противного, никто никогда нигде не ждал, понимаете? А что, если представить себе, что я — робот? — подумал я. Представил, сыграл. Сразу все так упростилось. Я не особо умный, не особо красивый, совсем не сильный — ну, вы сами видите. Но меня сразу стали хвалить, в пример ставить. Мальчики-роботы всем нужны. И всем нравятся. Вы говорите: перестань! Стань обратно человеком. Вы думаете, будет лучше? Кому? Давайте спросим хоть бы и у мамы. Ну вот я стану как мои одноклассники. Сброшу панцирь, стану человеческим подростком — буду говорить, что думаю, спорить со всеми (потому что большинство взрослых несет такую чушь!), хамить, если достанут, сидеть в инете… Она хочет?

Мы тут же и спросили (благо мама сидела в коридоре). Как вы думаете, что она ответила? И что вообще было дальше?

Предлагайте варианты. А я дня через два-три повешу в комментариях окончание этой истории.