Неожиданный сюжет в книге жизни

Женщина была весьма немолода, с резкими морщинами на лице, абсолютно без косметики, в черном пиджаке и «индейской» юбке с бахромой.

Я смотрела на нее с интересом.

— Меня зовут Барбара. Полгода назад в автокатастрофе погибла моя сестра. Вместе со своим мужем. Они ехали из Нарвы. Он то ли заснул за рулем, то ли не справился с управлением…

— Мои соболезнования.

— Это была моя младшая сестра, понимаете? Младше меня на четырнадцать лет. Несколько лет назад я тяжело болела и пару лет доводила ее до приступов брезгливого раздражения тем, что утверждала: после моей смерти именно ей придется ехать в Индию и там развеивать мой прах, потому что такова моя воля. И вот.

— Чем я могу вам помочь? — спросила я, уже практически зная ответ.

— У сестры остались дети.

— Сколько им лет?

— Девочке только что исполнилось пятнадцать, мальчику нет десяти.

— Какие у вас с ними отношения?

— Ужасные. Хуже не бывает.

— Почему так получилось?

— Я всегда была семейным жупелом. Они росли, буквально с рождения слыша сначала от бабушки, а после ее смерти и от своей собственной матери: вот будешь плохо себя вести, будешь плохо учиться, не будешь нас слушаться, будешь дружить с неподходящей компанией — вырастешь и будешь как Бася.

— Что с вами не так?

— Все.

— Исчерпывающе, но пока непонятно. Уточните.

— У меня нет мужа, но есть любовники. Нет детей. Я курю, в том числе и травку, и могу выпить. У меня специфический круг общения. Нет постоянной работы.

— Кто вы по специальности?

— Изначально я радиожурналист. Но работала много кем приблизительно из этой сферы. Сейчас я фрилансер.

— Никаких других родственников у детей не осталось?

— Наши с сестрой родители умерли. Отец еще в Любином детстве, мама несколько лет назад. Есть брат мужа сестры. Ему племянники без надобности, он и своих-то детей бросил много лет назад. Мать братьев, бабушка детей, очень их любит и была бы рада взять, но не может физически — у нее тяжелая онкология в очень сомнительной ремиссии. Я — ближайший родственник. Хотя девочка сразу заявила, что лучше пойдет жить в детдом, чем ко мне. Кажется, даже назвала меня «антисоциальным элементом». Разумеется, с чужого голоса. Меня спросили все эти люди — социальные работники, юристы, опека или кто они там: вам это надо? Должны ли мы пытаться ее убедить? Я ничего такого не хотела. Ни семьи, ни уж тем более детей. Несколько лет копила деньги. Хотела выйти на пенсию, купить подержанный дом на колесах, переделать его под себя и ездить по миру, вписываясь иногда туда или сюда. У меня много мест и много друзей, которых я хотела повидать и многое с ними обсудить до момента, когда перевернется последняя страница потрепанной книги моей жизни. Я отчетливо понимала, что теперь эта моя до мелочей придуманная жизнь рушится на глазах. Но что это значит по сравнению с той бедой, которая случилась с этими детьми! Потерять сразу и мать, и отца! Не говоря уж о моей бедной сестре… Ей исполнился всего сорок один год.

— Каким человеком была ваша сестра?

— Правильным. Она все делала размеренно, поступательно и в соответствии с планом. Мама родила меня от какой-то почти случайной связи, а потом, спустя много лет, наконец-то вышла замуж «как положено», и еще семь лет они не могли зачать «правильного» ребенка. Представляете, какова была их радость, когда наконец все получилось? Люба всегда чувствовала ответственность, которой я была лишена. У нее всегда должно было быть все хорошо. И было. В школе и институте она не сумела стать отличницей, но у нее были лучшие тетради и конспекты. Ее муж был скучным и, на мой вкус, пресно-глуповатым, но до своего последнего дня считался перспективным менеджером в перспективной компании. Иногда я Любу жалела. Она от этого бесилась. Жалость от такой, как я, ее унижала. Но есть же какая-то… этика?… или мораль? — не знаю, но мне виделось, что это неправильно, невозможно совсем теперь отдать Любиных детей в детдом. Или только дочку? Казалось, что с мальчиком мы сможем договориться. Но — еще и разделить их после того, что с ними уже произошло? Я сказала: работайте, убеждайте ее, конечно, я возьму обоих. Они там работали. Психологи или еще кто-то. В конце концов она сказала: ладно, раз мы теперь сироты, ради брата пойду жить к этой кошмарной тете Басе. Но как только мне исполнится восемнадцать… А ей еще и пятнадцати не было…

— Как вы сейчас?

— Ужасно. Она разговаривает со мной через губу и настраивает брата. Я курю в ванной с включенной газовой колонкой, а она громко объясняет мальчику смысл картинок на сигаретных пачках. Он чуть не плачет: так тетя Бася тоже скоро умрет? А как же тогда мы? Животные дерутся...

— Животные?

— Да, я не сказала. Еще до всего у меня жили два кота и собака. Бывшие уличные. У собаки три ноги, один из котов — одноглазый. Любовь к животным — едва ли не единственное, что у нас с Любой было общее. У них был породистый шпиц, которого все время надо мыть, чесать и сушить феном, и кот — тоже породистый и очень дорогой лысый сфинкс-производитель, который все время все метил, а теперь с гримасой омерзения на морщинистой морде еще и лезет по ночам ко мне под одеяло. Насколько я поняла — мерзнет и желает общаться только с новым вожаком стаи. Но на моей кровати уже спят два кота. Представьте только их всех вместе. Они рычат, лают, кусаются и царапаются. Дети пытаются их разнимать. Я постоянно заливаю всех хлоргексидином. Раньше в неделю уходило около двух бутылок. После того как кастрировала сфинкса, количество несколько сократилось, приблизительно до полутора бутылок. Я решила, что мы все будем жить у меня. От родителей мне досталась трехкомнатная хрущевка-распашонка. У Любы — новая трехкомнатная, купленная в ипотеку.

— Почему вы так решили?

— Жить на их территории мы с моими зверями психически не потянули бы. Все-таки у меня логово, сделанное очень под меня. Лишиться еще и его… К тому же я решила, что как только Ира (это Любина дочка) вырастет, она сразу туда, домой, уйдет, и хорошо, если там останется что-то ей родное, не переделанное. Я пообещала им, что мы построим в моей квартире стену, и тогда у каждого из нас будет по отдельной комнате. Ира сказала: наймешь строителей? Я сказала: вот еще, деньги тратить, неужто я сама простенькую стенку с одной дверью не сложу? Купила материалы и растворы и сложила, конечно. Купила еще баллончиков, сделала граффити для красоты — с музыкальными группами моей юности. Она, кажется, удивилась.

— А как вы теперь с бытом управляетесь?

— Ира прибирается, все моет, говорит, чтобы брат не привыкал жить в свинарнике. Изображает из себя золушку.

— А вы?

— Я ей позволяю, потому что не понимаю, что с этим можно сделать. Мне сказали: у детей такая травма, вы должны проявить понимание и быть с ними помягче. С детства не помню этого ощущения: мне не хочется идти к себе домой.

— Вы верите в Бога?

— Нет, конечно. Вы что, хотите предложить мне ходить в церковь и молиться? — в темных глазах Барбары мелькнуло разочарование.

— Да нет, разумеется, я понимаю, что православные носочки — платочки — губки куриной попкой — это не про вас. Но, может, в вашей духовной биографии есть какой-нибудь там Атман, или Кришна, или эгрегор, или еще кто-нибудь, кого вы сможете поблагодарить?

— Поблагодарить? — Барбара явно заинтересовалась. — Проясните тему.

— Ну смотрите. Вы немолоды и у вас все было наперед продумано до мелочей, до самой последней, как вы выразились, страницы книги жизни. Значит, можно считать, что вы все знаете и фактически ее уже прочитали. Не осталось ничего, кроме как пробежать быстренько и почти без неожиданностей финишный отрезок и разлететься или уплыть пеплом по Гангу. Вы понимаете, что произошло?

— Трагедия, которая отняла две жизни и сломала еще три. Или я что-то не так понимаю?

— У вас насильно отобрали уже прочитанную книгу и подсунули абсолютно новую. Вообще другого жанра. Причем с интерактивным элементом — теперь вам придется не только ее читать (детям — вслух), но и одновременно писать — видимо, по ночам, в свободное от основной деятельности время. Считайте это кульбитом дхармы: почти на финише вам вдруг зачем-то добавили целую жизнь. Прикиньте: если все пойдет неплохо, у вас со временем даже внуки будут. Могли вы такое представить?

Барбара надолго задумалась, явно ведя сама с собой внутренний диалог или даже спор.

— Но они же меня терпеть не могут. И я ну просто никак и никогда не смогу заменить им их правильных, благополучных родителей.

— Последнее — это ресурс.

— В каком смысле?

— Вы не будете и пытаться. И они не увидят ваших попыток и не высмеют и не дискредитируют их. Вы — нечто настолько другое в их жизни, что только как к «иному» к вам и можно относиться. Невозможно сравнивать: «а вот моя мама…», «а вот моя бывшая жена…», «а вот у моего предыдущего парня…» — все это не про ваш случай.

— Это точно. А что делать с моей злобной золушкой?

— Хвалите. Но тоже через губу. Дескать, мне в принципе все это ни разу не упало, но вообще-то она справляется.

— А психологическая травма?

— Не впадайте в манию величия. По сравнению с уже случившейся внезапной гибелью обоих родителей… у вас просто фантазии не хватит, чтобы еще что-то сюда добавить.

— Мне сказали, что я должна их утешать и дать им выговариваться. Обнять там, приласкать… Но я сама не очень тактильная и разговорчивая, а они так просто от меня в коридоре шарахаются.

— Пусть животных тискают и ласкают, а разговаривают — друг с другом. Или, может, заведите им психолога. Вам наверняка положено, даже бесплатно.

— Да. А в материальном смысле? Они у Любы привыкли к довольно высокому уровню.

— Отвыкнут. Тем более что Ира играет в золушку, а там некоторая затрапезность прямо входит в образ.

— Знаете, мне почему-то кажется, что вам их совсем не жалко. Те тетеньки, которые вот все это с нами по документам и вообще устраивали, они иногда прям сами плакать начинали…

— Мне жалко вашу сестру Любу и ее мужа, которые безвременно погибли. А вас и детей — в общем-то действительно не очень. Вы все живы, и впереди у вас троих много всего интересного.

— А знаете… если так на все это посмотреть… — Барбара задумчиво почесала нос. — То это, пожалуй, ведь и действительно может быть интересным… Получается, что мне опять есть для чего достать байдарку с антресолей и сходить с кем-нибудь на рок-концерт? Сейчас есть такие интересные групповые маршруты и техника звуковоспроизводящая, знаете, очень шагнула вперед, когда сейчас басы проходят через зал, это совершенно другое, чем в моей юности…

— Боюсь, что про басы мне не понять. А так — конечно. Оставите золушку на хозяйстве с животными — и вперед!

Когда Барбара выходила из кабинета, изображение у меня как бы раздвоилось: женщина шла и одновременно сидела, согнувшись, за письменным столом и крупным, отчетливым почерком писала в книге с красивым узорным переплетом, заполняя одну из первых страниц.

***

В последующие годы я встречалась с Барбарой и детьми еще несколько раз. Ничего у них не шло гладко. Сначала проблемы были в основном с девочкой. Ира вообразила себя Любой и пыталась научить и даже заставить Барбару жить «правильно». Барбара как могла показывала и объясняла приемной дочке, что единой «правильной» жизни не существует, но понемногу менялась и сама. С братом Иры Костей у нее было полное взаимопонимание, он даже попросил разрешения звать ее мамой Басей. Потом у Кости началась очень тяжелая подростковость. В какой-то момент Барбара даже насильно увезла его в дальнюю деревню, в дом давнего друга, чтобы оторвать от компании и употребления психоактивных веществ. В деревне сама готовила его к школьным экзаменам и заставляла копать, строить, сеять и полоть. В этот тяжелый момент Ира, которая уже жила отдельно, вдруг встала на сторону тетки, наехала на Костю и потребовала от него признать, что «это не Бася тогда за рулем сидела, и мы ей свалилась как снег на голову и нервы много лет мотаем, а она, между прочим, не железная».

Потом Барбара действительно тяжело заболела, и оба молодых человека неожиданно надежно и преданно за ней почти год ухаживали. В процессе Костя понемногу образумился, выправился и поступил в техникум.

Ира вышла замуж, родила ребенка, потом развелась, пошла учиться на дизайнера и часто подкидывала Барбаре сына, с которым у «бабы Баси» сразу установилось полное взаимопонимание.

Последнее, что я слышала о них: Барбара вдвоем с семилетним внуком собирались отправиться в домике на колесах в путешествие вокруг Балтийского моря. Это было несколько лет назад…