Иллюстрация: Veronchikchik

— В общем-то, я пришла к вам с предъявой…

Словам женщины я не слишком удивилась и почти от них не расстроилась. 30 лет практики — можно представить себе, сколько ошибок я наделала, сколько дала никуда не годных советов и какое количество родителей попросту неправильно меня поняли, услышали в моих словах то, что хотели услышать, а вовсе не то, что я действительно сказала, немедленно приступили к действиям соответственно своему пониманию и впоследствии пожали плоды своих решений.

Посетительница между тем не выглядела ни агрессивной, ни готовой к скандалу — скорее усталой и какой-то обескураженной.

— Мы были у вас, когда Гоше было четыре года.

— А сейчас ему сколько?

— Тринадцать.

— С предъявой вы несколько запоздали, не находите? — усмехнулась я.

— Знаете, то, что ваши советы слегка… ну, не совсем правильны в случае Гоши, я поняла в тот же день, точнее, в ближайшую ночь после того, как мы у вас побывали.

— Расскажите, — заинтересовалась я.

— Вы тогда говорили об определенности требований и не разрешили ему брать в своем кабинете игрушки со второй полки, дескать, она для детей с пяти лет. Он посоветовал вам подписать полки по годам — чтобы сразу было ясно, кому что разрешается. Вы сказали, что большинство маленьких детей не умеют читать, к тому же вы меняете правила в зависимости от того, кто к вам пришел и насколько он вам понравился. Тогда Гоша предложил нарисовать понятные пиктограммы (на тему «брать — не брать») и расставлять их прямо в присутствии ребенка.

Я, кажется, что-то смутно припомнила… все-таки четырехлетние дети не так часто пытаются давать мне инструкции.

— И что же дальше?

— Дальше я жаловалась на то, что он постоянно всех дергает, все ломает, плохо спит и я буквально полночи вынуждена ходить с ним по квартире и то включать, то выключать свет, то открывать или закрывать двери, то отвечать на тысячу вопросов, то наливать попить… Вы очень четко сказали мне: перестаньте поддаваться на его манипуляции и сообщите сыну, что по ночам вы спите. Если ему что-то надо — пусть идет сам. И еще вы сказали, что у него очень высокая креативность и это его ресурс, который мы ни в коем случае не должны гасить, а наоборот — всемерно развивать.

Я решила применить вашу рекомендацию в первый же день, точнее, ночь. Сообщила ему все в императивном тоне, как вы велели, и легла спать. Он сказал, что все понял, и действительно не будил меня…

— И?

— Я проснулась сама. Он пошел в туалет и полностью разобрал унитазный бачок, чтобы посмотреть, как он устроен. Говорил потом, что давно собирался, но мы следили и не позволяли. Самое поразительное, что потом он почти полностью и почти верно собрал его обратно, но, когда ставил на место крышку, не справился с ее весом и уронил на кафельный пол. Крышка разбилась, он порезал ногу осколком фаянса, кровь хлестала так, что нас сразу повезли в больницу — ночью, на скорой с сиреной — и там даже вливали ему плазму или прямо кровь, сейчас уже точно не помню.

— Ужас-ужас, — искренне признала я. — Чем все закончилось?

— У него высокий болевой порог. Ему было жутко интересно, задавал миллион вопросов обо всем происходящем. Ночной дежурный медбрат, весь покрытый тюремными татуировками, проникся к Гоше симпатией, научил его плести нательные крестики из использованных систем для переливания крови, произвел первичный религиозный ликбез (кажется, его самого крестили в колонии) и снабдил расходным материалом. Когда спустя три дня Гоша, хромая, пришел в детский сад — удержать его дома было невозможно, тем же вечером вся группа, включая трех мусульманских детей и одну еврейскую девочку, с гордостью демонстрировала родителям болтающиеся на шеях разноцветные крестики и заявляла, что еще перед тихим часом в туалете Гоша крестил их всех в христианскую веру.

— Выразительно. А потом?

— Потом я почему-то не вняла голосу свыше и постаралась выполнить и второй ваш совет — насчет непрепятствования развитию Гошиной креативности.

— И?

— Она успешно и беспрепятственно развивалась. Нас выгнали из трех школ и прямо сейчас гонят из четвертой, частной. Говорят, что он практически полностью дезорганизует учебный процесс. Из последнего — с Гошиной подачи почти все дети школы (их относительно немного) сейчас ходят в цветных очках, как герои книжки про Изумрудный город, только там были зеленые, а у них разного цвета.

— А зачем это?

— Если я правильно поняла, то суть Гошиной идеи в том, что, когда ты видишь мир в каком-то определенном цвете, у тебя меняется состояние. Если очки синие, то успокаиваешься. Зеленые — становишься веселее. Оранжевые — радуешься. Красные — злишься и готов драться за свое. И еще что-то в том же духе. Прозрачные разноцветные вкладки в очки он изготавливает сам и продает наборами. Семьи там небедные, карманных денег у детей много, и прибыль у Гоши тоже значительная. Он вообще очень предприимчивый в финансовом смысле. Особенно в этой частной школе развернулся. Покупает где-то что-то оптом и в розницу одношкольникам продает. Или придумает какой-нибудь вот такой фокус, как с очками, покажет, убедит, а потом продает всем желающим соответствующее оборудование. Учителя говорят, что работают как в сумасшедшем доме, потому что на протяжении урока многие дети меняют по несколько раз цвет очков и, соответственно, свое состояние.

— Очень неглупая идея. Я даже читала когда-то по этой теме — помнится, там была работа про очки и снижение агрессивности у петухов. А я тогда ничего не говорила вам про кружки для канализации его творческой энергии?

— Говорили. Из кружков нас выгоняли еще быстрее, чем из школ. Понимаете, он не признает правил. Прямо так и говорит: нет ничего скучнее, чем соблюдать правила. Гораздо веселее их менять. Когда мы отдали его в секцию гандбола — силовой, агрессивный вид спорта с большой физической нагрузкой (вы, кажется, именно его для таких случаев и рекомендовали), он там сказал: «А зачем это мы мяч отбираем? Давайте его лучше давать — смотрите, как прикольно получится: догнал, отдал и быстро убегаешь. В своей команде можно быстро друг другу передавать, а чужим можно и насильно всунуть». Детям Гошин креатив очень понравился, а тренеру — сами понимаете.

— А почему вы тогда ко мне еще раз не пришли?

— А зачем? — женщина пожала плечами. — Он всегда был точь-в-точь как из вашей книжки «Дети-тюфяки и дети-катастрофы», я ее еще тогда прочла, и все просто до запятой совпадало. Просто некоторые вещи у него были сильнее выражены раз в пять, чем у вас описано, или даже в десять. Рекомендации в книжке тоже есть. Только они, простите уж, для Гоши никогда не работали. Мы ему говорим: правила нужны, чтобы жизнь была хоть как-то устойчива. А он нам: «А зачем мне устойчивая жизнь? Мне нравится, когда она не стоит, а движется». У него самого движется все. Все его детство я в буквальном смысле не знала, что будет вечером. В один вечер он говорил: «А давай я буду сегодня на шкафу спать, как будто я белка!» В другой: «А давай я буду спать в ванной, как будто я бегемот!» Или: «Буду спать в коридоре на коврике, как будто я собака». Когда мы орали: «Зачем это?!» (выходишь ночью и спотыкаешься в коридоре о спящего сына), он отвечал: «Я так каждый раз по-другому вижу и комнату, и квартиру, и это весело».

Школы он меняет с восторгом и никогда не жалеет о прошлой. Появляется в новом коллективе с криком «ура». Вы классные и вы — новое поле для моих экспериментов!

Учителя боятся в его присутствии задавать вопросы, потому что он всегда на них отвечает.

В прошлой школе был запуганный и туповатый мальчик Вася с как будто бы полной неспособностью к усвоению программы по математике. Молодой учитель спросил: «Вась, ну и чего ж мне теперь с тобой делать-то?» Тут же вскочил Гоша и сказал: «Я знаю что! А давайте Вася у нас один урок математики по программе сам проведет? Тогда он и поймет, и бояться перестанет. А я ему помогу подготовиться».

Учитель засмеялся и сказал: «А чего же — давайте попробуем». Вася готовился к одному уроку две недели каждый день по пять-шесть часов. Гоша все это время его курировал, объяснял и подбадривал. Урок у Васи прошел очень хорошо. Одноклассники вели себя бережно, учитель сидел на последней парте, Гоша — на первой и все время показывал Васе большие пальцы. Вася в результате действительно что-то такое преодолел и начал в математике существенно улучшаться, но Гоша стал доставать своей методикой всех учителей подряд. Дети его, конечно, поддерживали, подростки ведь всегда за любой кипеш, даже писали петиции и срывали уроки, и в конце концов нас просто попросили уйти. Я спросила — куда? Предложили домашнее обучение. Гоша сказал: «Я тогда просто голову себе об стену разобью, потому что она и так у меня лопнет от перенапряжения». Его совершенно не увлекают гаджеты и компьютерные игры. Многие семьи стонут, а я уже много лет мечтаю, чтобы он сел и просто тихо поиграл в какие-нибудь стрелялки. Он говорит, там все тусклое какое-то, мелкое и ненастоящее, не пахнет и потрогать нельзя, снаружи — намного интересней.

— В этом месте вашего рассказа многие родители заплакали от бессильной досады… — сказала я.

Женщина кивнула.

— И с чем же вы ко мне теперь?

— Школа. Чего же мне с ней делать-то?

— А как Гоша учится?

— Два-пять. Тройки и четверки реже.

— Сейчас седьмой класс?

— Да.

— Осталось два года, то есть максимум еще две школы. Они, конечно, найдутся. Потом он будет ставить на уши уже училища или техникумы. В дальнейшем, возможно, и институты. Пока вы все сделали правильно.

— В каком смысле?

— Ну, давали ему спать бегемотом в ванной и одновременно орали, как вам это мешает — помыться с утра и всякое такое. Он сейчас уже очень многое знает и об этом мире и, что немаловажно, о себе, как его воспринимают окружающие.

— Он говорит: «Я всех немного раздражаю, но в целом я прикольный».

— Так и есть.

— А что делать мне?

— Удивляться. У вас есть еще дети?

— Да, дочь младшая.

— Она — какая?

— Обыкновенная. Шушукается с подружками и смотрит «ТикТок» в телефоне.

— Ну вот видите, как вам повезло.

— Мне? Повезло?!

— Конечно. В одной семье есть и свидетельство об удивительном мире, и на чем сердце успокоится.

— Когда вы так говорите, хочется вам поверить.

— Рискните. Не в первый же раз уже.

— Пожалуй, рискну. — Она улыбнулась и ушла.

А я еще некоторое время фантазировала о Гошином будущем.