«Дело в том, что статья 236 УК РФ — экзотическая, по ней нет отработанного судебного и следственного механизма. Кроме того, это [нарушение санитарно-эпидемиологических правил] преступление небольшой тяжести (если за нарушением не последовала смерть двух и более лиц, каковое обвинение никому не предъявляется), то есть отправить по ней людей в СИЗО нельзя», — объяснила в разговоре со «Снобом» политолог Екатерина Шульман. Политолог напомнила о других мерах пресечения, которые могли бы быть применены: запрет на осуществление определенной деятельности и залог. Однако залог, по ее словам, на территории России широко не применяется (к этой форме нет привычки), а запрет определенных действий не принесет желаемого результата. Шульман считает, что ходатайство МВД решение суда сводится к следующему целеполаганию: «Сделать так, чтобы их [оппозиционеров] не было на акции 31 числа».
Ходатайства МВД обычно удовлетворяются судом, это «Снобу» подтвердил адвокат и руководитель правозащитного объединения «Команда 29» Иван Павлов. Он подчеркнул, что случаев, когда суд избирает более мягкую меру пресечения, практически не бывает. По словам Павлова, несмотря на внешнюю законность происходящего, то, как статьи УК трактуются и применяются сегодня, вызывает много вопросов. «Закон сейчас просто используется властью как средство спекулятивного разрешения конфликтных историй, как репрессивное средство для того, чтобы обездвижить и обезглавить протест», — заявил Павлов.
Такого же мнения придерживается политолог Константин Калачев. Домашний арест, по его мнению, был выбран для того, чтобы протесты сошли на нет: «Власти исходят из того, что протесты сами по себе не образуются, что у них есть триггеры и лидеры». Кроме того, Калачев в разговоре со «Снобом» отметил психологическое влияние, которое такая мера пресечения может оказать на общество: правоохранители трактуют ее как «курорт для оппозиционеров», а оппозиция считает относительно мягким исходом дела. «Если нет возможности возбудить дело по серьезной статье (а ее нет), то это паллиативная мера изоляции, которая не является поводом для массового возмущения, так как ощущается [обществом] как мягкая», — объяснил «Снобу» Калачев.
Любовь Соболь во время ходатайства следствия об избрании меры пресечения в Тверском суде Фото: Пресс-служба Тверского суда/Агентство «Москва»
Мария Алехина во время ходатайства следствия об избрании меры пресечения в Тверском суде Фото: Пресс-служба Тверского суда/Агентство «Москва»
Олег Степанов во время ходатайства следствия об избрании меры пресечения в Тверском суде Фото: Пресс-служба Тверского суда/Агентство «Москва»
Как аресты Соболь, Навального и других скажутся на акции 31 января
Домашний арест по нормам УПК подразумевает ограничение, а, возможно, и полный запрет коммуникации. Что по сути может лишить оппозиционеров возможности координировать протестные акции и активно влиять на общественные настроения. «Это [домашний арест] сделано для того, чтобы исключить какую-либо возможность их участия в предстоящих мероприятиях. Добьются ли власти своей цели — большой вопрос», отмечает Иван Павлов. Адвокат считает, что теперь влиять на ситуацию такими «простыми» методами нельзя, так как активистов, готовых участвовать в акциях, гораздо больше, чем задержанных, а аресты лишь мотивируют [сторонников оппозиции].
Людей, которые бы руководили митингами 23 января, не было, но акции все равно отчасти выглядели организованным. По мнению Константина Калачева, отсутствие лидеров никак не скажется и на акции 31 января: «Нашим силовикам невозможно объяснить, что есть самоорганизующиеся массы людей, и мероприятию, чтобы состояться, не обязательно иметь пул организаторов. Они [руководство полиции и Росгвардии] верят, что революционеры ведут за собой массы — если избавиться от революционеров, то протест рассыпется».
Как правило, оппозиционными активистами интересуются еще до митингов. Так, например, было в 2019 году, когда перед очередной московской акцией в поддержку кандидатов, недопущенных до выборов в Мосгордуму, задержали Любовь Соболь. «При этом воздействие таких задержаний может быть как терроризирующим, так и раздражающим», — пояснила в разговоре со «Снобом» Екатерина Шульман. Политолог отметила, что определенные группы людей могут перестать приходить на митинги [после арестов лидеров], но обычно из этого делается вывод, что вместо них не придет никто другой, что неверно.
Как госпропаганда рассказывает о «дворце Путина»
Напомним, перед протестной акцией, которая прошла во многих городах страны 23 января, ФБК выпустил фильм о так называемом «дворце Путина». К вечеру 29 января, спустя неделю после публикации, этот ролик перешагнул отметку в 100 миллионов просмотров на YouTube. Сегодня же появилось сразу три новых журналистких материала о роскошном здании в окресностях Геленджика. «Медуза» рассказала, например, что у дома на мысе Идокопас есть 16-ти этажный бункер. В тоже время телеграм-канал Mash опубликовал ролик, в котором главный редактор издания Максим Иксанов осматривает бетонные помещения и утверждает, что «дворец» еще не построен. Позже телеканал «Россия 1» в своем сюжете вообще назвал здание «апарт-отелем».
По мнению Екатерины Шульман, трактовать ролик Mash как расследование нельзя («Сноб» попросил комментарий у Екатерины Шульман до выхода сюжета на «России 1»), «В нем не приводится не только никаких доказательств, но даже нет толком никаких фактов и утверждений, кроме того, что съемочную группу на час пустили на территорию неизвестной стройки, находящейся где-то, откуда издалека видно море». С мнением политолога согласен и Иван Павлов. Адвокат считает, что ролик никак не противоречит расследованию Алексея Навального: «Он [Иксанов] говорит, что здание еще на нулевом цикле, но при нулевом цикле не бывает фундамента. А тут уже целый дом, никакой это не нулевой цикл. Вероятно, оно, как было сказано в расследовании у Алексея, просто ремонтируется и перестраивается изнутри из-за плесени».
О том, что материал Mash не является опровержением видео Навального «Снобу» сказал и Константин Калачев: «Навальный говорил о том, что дворец подлежит реконструкции, перестройке, переоборудованию из-за конструктивных недостатков и плесени». По мнению политолога, важную роль играет время, прошедшее с 19 января, когда вышло расследование Навального: «Так, например, Николай Травкин (бывший депутат Госдумы и член Правительства Виктора Черномырдина. — Прим. ред.) предположил, что за эту неделю из дворца вывозили золотые унитазы, дорогую сантехнику и мебель. Драматургия требует, чтобы дворец в итоге отдали детям или под дом престарелых. Либо туда должен вселиться условный “Абрамович”. А пока история не завершена, она просто разогрета. Ждем финальной сцены», — заключил Калачев.
*ФБК (Фонд борьбы с коррупцией) признан Минюстом России «иностранным агентом». По закону, СМИ обязаны об этом сообщать
Подготовили Кристина Боровикова и Никита Павлюк-Павлюченко
Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале«Проект "Сноб" — Общество». Присоединяйтесь
