У беды одно начало —сидела женщина скучала, или Продолжение приключений в Черногории

У беды одно начало  — сидела женщина скучала. Когда наше кафе в Черногории закрылось, я начала есть, крепко спать, узнавать детей, пристрастилась к массажу и даже решила завести собачку для долгих прогулок вдоль моря. Но, увы, скучать мне по карме не положено.

Черт меня дернул сказать моему сыну Степе, что кафе мы так и не продали, и оно стоит пустует.

— Я открою там бар на лето!  — обрадовался Степа и тут же полез гуглить рецепты модных коктейлей.

Степе — девятнадцать, он без пяти минут выпускник киноколледжа. Любит артхаусные фильмы, пишет сценарии и мечтает стать режиссером. Выглядит он как будто уже им стал  — волосы до пояса, борода и глаза словно блюдца с родниковой водой.

Кстати, его любимые фильмы очень странные. В них постоянно кто-то едет на лошади или на машине по равнине. Унылая картинка не меняется по сорок минут, но Степа смотрит, пожирая экран глазами. И если я, не дай бог, отвлеку его каким-нибудь бездарным бытовым вопросом, он сердится и перематывает назад, к началу путешествия по равнине.

Идея с баром привела его в восторг. Он неожиданно быстро купил билеты в Черногорию на свои деньги, заработанные в школе, где он целый год вел кружок киноискусства для восьмиклассников, тут же прилетел и рьяно взялся за дело.

От радостного известия про открытие бара у моего мужа в глазах мелькнул ужас:

— Давай ему приплатим, чтобы он ничего не открывал!

После семи лет работы муж лично заколотил двери кафе и занимается теперь стройкой. Но даже черногорская стройка со всеми ее «полако» и дверными ручками ниже колен не переплюнула общепит.

— Ну хорошо, приплатим и кто из него получится? Артхаусный режиссер и нахлебник? Нет, я не могу ему отказать. Тем более он так загорелся. Пусть работает!

— Ой, — всплеснула руками моя мама. — Кто работает? Наш Степа?! Он тут недавно снимал свой дипломный фильм и попросил меня отвезти на машине реквизит. Реквизит — это огромная молекула из строительной пены, выкрашенная в оранжевый цвет. Первым из подъезда вальяжно вышел Степа. За ним вышла молекула, из-под которой виднелись только ноги. «Это Вася, — представил молекулу Степа. — Наш директор по реквизитам». «Здравствуйте», — сказала молекула голосом юной девушки. Потом директор загружала молекулу в багажник, а режиссер ею руководил.

Я вздохнула.

— Ну ничего, — утешила меня мама. — Я за него буду молиться, и все будет хорошо. Пусть ищет директора по чистоте и директора по закупкам.

— И по работе, — добавил мой муж.

Директоров пока не нашли, но зато теперь у Степы есть партнер, сын моих друзей, тоже девятнадцати лет. Лев, как и Степа, не имеет никакого опыта в барах, кроме опыта пития, однако преисполнен энтузиазма.

Два начинающих бармена сразу закупили продукты и приступили к тестированию. Они хлопотали над одним бокалом кофейного коктейля целый час. Рядом стояла ревущая из последних сил кофемашина, несколько початых бутылок с ракией и белым ромом, куча грязных стаканов, сито, мешок кофейных зерен и чеснокодавилка в роли молотка для льда. Я глядела на это с тоской, представляя в красках, как они колют лед, художественно выкладывают кофейные зернышки и пробуют, что получилось, а тем временем в баре полная посадка и заказы на пять зеленых смузи, три молочных коктейля, восемь аперолей, пару лонг айлендов, и посетители потихоньку звереют.

Боюсь, что пока юные бармены будут творить, я в мыле одной рукой буду делать пять смузи, а другой восемь аперолей. А под ногами у меня будут крутиться подросшая Кака-мырвица, Платоша и двухмесячная собачка Люси, которая уже едет к нам из Сербии и вот-вот прибудет в качестве апогея всему.

— Мам, это кофейный Тедди! Пробуй! - с гордостью сказал юный бармен.

 — Степа, одиннадцать вечера, я потом с Тедди не засну до утра.

Родниковые глаза глядели на меня с торжеством и надеждой. Пришлось пригубить. «Редкостная гадость», - подумала я, но вслух сказала, что неплохо, но надо еще тренироваться.

Тренировались они до четырех утра, после чего заснули крепким сном молодых барменов, никогда не встречавшихся с инспекцией.

Я же не спала всю ночь, и к утру в телефоне написала пятьдесят пунктов, которые надо сделать к открытию. Были там и опломбирование огнетушителя у пожарного Горана, который вечно на пожаре и его не поймать, и дезинфекция с дезинсекцией, и поход в општину к Иванке (она работает один час в неделю, и очередь к ней занимают с прошлого года), и анализ воды (мы его пересдавали четыре месяца, и только когда батюшка освятил наш водопроводный кран, пришел, наконец, хороший).

Среди пунктов были и нормативы напитков на двух языках, и техкарты, и терминал (очередь на который примерно три месяца, то есть поспеет четко к закрытию сезона), и поиски уборщицы, и кассира, и оформление им разрешения на работу, и анализы для санкнижек. Тут я вспомнила, что один наш сотрудник старадал хроническим запором, и сдавать анализы ему помогали всем коллективом. На этом ярком воспоминании я сломалась.

Ночь. Юные предприниматели спят. Платоша держится за грудь и тоже спит. Я плачу над списком из пятидесяти пунктов. Надо сказать, это были не тихие светлые слезы, а злобные рыдания с вгрызанием в подушку.

Утром я позвонила мужу в Израиль, который благоразумно туда репатриировался на пять дней, пока шло бурное обсуждение открытия бара. Десять минут он внимательно слушал мои истерические вопли, но разобрал только два слова: «Не хочу!» и «Огнетушитель!»

— Спокойно! - сказал он. — Я приеду и все твои пункты вычеркну за ненадобностью, включая огнетушитель. Будут работать со старой пломбой, только не плачь.

Это предложение вызвало у меня новый приступ истерики, потому как я окончательно поняла, что в лодке только трое, не считая собаки Люси - я и два юных бармена. И еще неопломбированный огнетушитель. А когда в кафе не будет моего мужа, то никто не договорится с Гораном, который тут же бросит свой пожар и прибежит нас штрафовать. А-а-а-а!

Я позвонила маме:

— Кафе — это мое проклятие! Я умру!

— Не умрешь! Приложись к мощам и все будет хорошо!

Я была готова основательно и надолго приложиться к чьим-нибудь мощам, но меня ждал список из пятидесяти пунктов.

— Мам, мне ужасно не нравится ваш убогий цвет стен и стульев, — сказал Степа. — Светло-серый и голубой — это уже не модно.

 — А что модно? - с отчаянием спросила я.

— Цвет фуксии в сочетанием с черным. Давай перекрасим стены, барную стойку и купим новые стулья.

— Они стоят под тысячу евро.

— Тогда куплю баллончик и покрасим ваши голубые в черные.

Тут я бы погрузилась в самую черную депрессию, но к счастью пришел муж из офиса местной телефонной компании с новостью, что за один день в роуминге в Израиле ему выставили счет на три тысячи евро. Мои мрачные мысли про кафе в одно мгновение смыло новой ударной волной.

В моей жизни всегда так — если я недовольна и громко это озвучиваю, то мне тут же прилетает пинок под зад, чтобы я уже успокоилась, перестала стенать и начала работать.

Надо отдать должное молодым предпринимателям — вот уже неделю, как они просыпаются в восемь утра и бегут по делам. Огнетушитель отвезли в икеевской сумке на велосипедах, но Горана не застали. Теперь опять поедут в среду. Пишут техкарты и нормативы. Ходят по соседним барам и изучают меню конкурентов. По дешевке купили у соседа стойку и красные барные стулья. На противные серые стены решили повесить ковры цвета фуксии. Я молчу и надеюсь, что денег на ковры у них не хватит.

Вчера юные бармены угостили меня «Пина коладой» собственного приготовления. К моему удивлению, коктейль был сделан всего за двадцать минут и получилось очень вкусно!

Честно, друзья, я бы мечтала репатриироваться куда-нибудь подальше от всех этих событий. Но некуда. Поэтому я приняла свою судьбу и решила, что помирать, так с музыкой. Попробую получить удовольствие от процесса. И дать возможность Степе вырасти мужчиной.

Сегодня утром муж разбудил меня словами:

— Просыпайся! У меня идея!

Продолжение следует...