Раунд. Отрывок из книги
9. Уравнение Гельмгольца
— Сколько вам лет?
— У вас есть это в бумагах.
— Сколько вам лет?
— Тридцать пять.
— Ваш род деятельности?
— Физиологическая оптика. Если вы спрашиваете, чем я сейчас занимаюсь, — ничем. Я последние два месяца провел в психоневрологическом интернате. Там довольно сложно чем-то заниматься.
— Чем вы занимались до этого?
— Построением академической карьеры.
— Где именно? Где вы работали?
— Преимущественно за рубежом.
— Какой сейчас год?
— 2019-й. Январь, если вас это интересует.
— Когда и почему вы переехали в Россию и прервали карьеру?
— Пару лет назад. У меня были на то личные причины.
— Вы отказываетесь о них говорить?
— Отказываюсь.
— Вы перенесли операцию по смене пола. Это была ваша инициатива?
— Да.
— Где она проходила?
— В Калифорнии. В Good Samaritan Hospital.
— Что навело вас на мысль об этой операции?
— Вся моя жизнь.
— Пожалуйста, подробнее.
— Давайте подробнее. Вы верите в Бога? Или когда-нибудь ходили в женскую консультацию?
Оторопь.
— Вопросы здесь задаем мы.
— Простите, тогда у нас не получится разговора.
Гул голосов.
— Я объясню. Когда вы верите в Бога в XXI веке, вы — хотите или не хотите — имеете дело с некоторой общеобразовательной надстройкой, которая поневоле должна заставлять вас сомневаться в его существовании. И человек начинает придумывать способы, как совместить в своем сознании… об этом писали… так, ладно, это неважно.
Смотрите, что происходит. Человеку надо объяснить, как сочетается его вера с доказательной медициной, например. Или с физикой — это не так просто на самом деле. Мы знаем примеры, когда великие умы ломались — так, это неважно. С другой стороны, эту веру нужно замирить с глобальной несправедливостью. Это тоже задачка. Человек постепенно становится адвокатом бога — тот не знал, или ошибся, или устал. Вы наверняка чувствовали что-то подобное. Так вот я нашел для себя простое объяснение: он просто ошибся. Любая система в какой-то момент дает сбой. Она давала мощнейщий сбой во время инквизиции или Большого террора. В моем случае это, считай, микросбой: думал мальчика, получилась девочка. По сравнению с мировой революцией — детский сад. Но главное, я живу в благословенные времена, когда это можно поправить.
— А гинеколога вы к чему упомянули?
— Объясню. Есть объяснения экзистенциальные, а есть окказиональные. Под окказиональностью я готов понимать случай родиться в той или иной стране. Есть сбой в системе глобальный. А есть сбой в прописке. Я была советской девочкой. Простите, мне придется сейчас говорить о себе в женском роде, потому что тогда было так. Я застала очень мало советской власти как таковой — но застала ее наследие, ее конвульсии. Ее фантомные боли. Я училась в самой обычной советской… постсоветской школе. Я ходила к стоматологу, гинекологу, на прививку Манту и строем на экскурсию в зоопарк. Я очень хорошо осознала, что такое тело, живущее в режимном государстве. Это было довольно обидно, потому что, повторяю, собственно советской власти на мою долю досталось не так много. Мне хватило ее инерционных остатков.
Даже эта инерция — через запутавшихся школьных учителей, несчастных врачей, обнаглевших ментов — заставляла мое тело ходить строем. А мое тело и так было с собой не в ладу. Я могла пережить один омерзительный визит в женскую консультацию — дело было не в нем. Дело было в системе.
Мое тело говорило мне: если у меня есть хоть капля уважения к себе, от этого надо отмываться, отделываться. Это помножалось на внутренний сбой, конечно. На то самое чувство ошибки, про которое я только что говорил. Если бы ее не было, ошибки этой, я бы ограничилась просто отъездом из этой страны. Но тут одно нашло на другое.
— Почему вы вернулись?
— По причинам абсолютно личным, как я сказал. У меня здесь были близкие люди. Вот родители мои, например…
— Почему вы издеваетесь?
— Я не издеваюсь. Мои родители жили и живут в России. Находясь под санкциями, они не могли и не могут выезжать за рубеж.
— Ваши родители приняли ваше решение о перемене пола?
— Как видите, они инициировали мое нахождение здесь в данный момент. О принятии, я думаю, лучше спросить их самих.
— Есть ли вопросы у представителя ПНИ?
— Есть. В каком роде вы говорите о себе сейчас?
— В мужском.
— А мне показалось, что вы путаетесь.
— Нет. Я говорю о себе в мужском роде в настоящее время. Когда я говорю о прошлом, я говорю о себе в женском роде. Тогда я был женщиной. Это довольно странно звучит, я понимаю.
— Когда вы начали говорить о себе в мужском роде?
— В день операции.
— Вы упомянули, что говорили с Богом. Мы вас
правильно поняли?
— Нет. Я пытался оперировать идеями, кото-
рые, как мне показалось, должны быть вам близки.
Я пересказывал вам исключительно свой внутренний разговор с самим собой. Такой диалог ведет с собой девяносто девять процентов людей. Осознанно или неосознанно, но все, кто хоть сколько-нибудь способен к рефлексии. Вы как профессионалы должны это знать. Рассказать вам подробнее?
— Нам про людей не нужно, давайте ближе к вам. Вы верите в Бога?
— Нет.
— Кто посоветовал вам операцию?
— Никто.
— Когда вы решили, что вы мужчина, а не женщина?
— Я так не решал. Я знал, что есть сбой, и знал, что его можно поправить. На это решение у меня ушло не так много времени: я довольно молодым человеком все осознал и понял, как буду действовать.
— Вы сменили половую ориентацию?
— Я даже не знаю, что делать с вашим вопросом. Он, с одной стороны, безграмотный, с другой — неуместный.
— Отвечайте, пожалуйста.
— Нет, я не для того менял пол, чтобы сменить сексуальную ориентацию. Механизмы задействованы абсолютно другие. И вам про это хорошо известно.
— Вы употребляете наркотики?
— Случается.
— Вы понимаете, что нарушаете в это время закон?
— Закон какой страны?
— Вы гражданин какой страны?
— Российской Федерации. И у меня есть грин-карта.
— Кто сейчас президент?
— Эммануэль Макрон.
— Вы дурака-то не валяйте.
— Интересно, чего вы ждали от человека в моем положении. Что ему тут еще делать? Мне
двадцать последних дней объясняют, что я дурак, что письма пишут аптекари. Трудно не поверить. Как же вы меня достали. Сейчас вы лишите меня дееспособности. Я думаю, еще голову поломаете, в какое отделение меня класть, в мужское или женское. Потом сообразите, что я уже в мужском провалялся-таки. Это погано и на здоровье мое хорошо не подействует. Вопрос в том, что вы будете колоть… Но думаю, что ничего особенно хорошего меня не ждет. Но, в общем, мне будет так легче. Работать я уже не могу. Ничего сделать я не могу.
Я сделал что мог, адвокаты Димкины сделали что могли. Да черт с вами. Давайте уже, лишайте, колите, у меня нет больше сил, мне незачем больше хранить себя. Не останется мозга и личности… поделом, это мне только поделом. Это даже лучше, чем убить себя. Димка будет сидеть еще…
Последних слов уже не слышно. Гул голосов. Гудки машин за окном.
— Есть ли вопросы у адвоката?
— Нет, ваша честь.
Конечно, не могло быть такого суда, но суд удаляется на совещание. Саша просит у адвоката бумажку и ручку и начинает составлять слова из слова «параксиальный»: листок быстро заполняется мелкими словами: парка, скала, спираль — короче пятибуквенных он не пишет, западло.
Родители сидят тут же, в маленьком душном зале заседаний, пропахшем газетной трухой. Славная такая мама, зареванная, довольно молодая, с укладкой. Папа тоже такой вполне ничего. Они боятся к Саше подойти: непонятно, как назвать и что делать. Он на них периодически смотрит и улыбается. Но не заговаривает. А подойти и не может. Спина, пыльник, паника.
Судья возвращается. Очень душно, и адвокат отпрашивается в коридор подышать. «От меня все равно не будет толку». Саша с пониманием кивает: конечно, парилка чудовищная, что тут мучиться.
— В соответствии с ч. 2 ст. 281 ГПК РФ дело о признании гражданина недееспособным вследствие психического расстройства может быть возбуждено в суде на основании заявления членов его семьи, родственников, органа опеки и попечительства…
Сальник, парик, синька.
— Статья 29 ГК РФ. Признание гражданина недееспособным. П. 1. Гражданин, который вследствие психического расстройства не может понимать значения своих действий или руководить ими, может быть признан судом недееспособным в порядке… при этом в процессе обязательно участие органов опеки и попечительства…
Рука зависает на слове «пасынок» — «о» нет, не выходит. А красиво было бы.
— Это дело рассматривается в порядке особого производства, госпошлина по таким делам — 200 рублей для физических лиц…
— Исковое заявление № 364 не удовлетворить, признать Лучникова Александра Сергеевича… дееспособным, не нуждающимся в опеке, лечении или в проживании в психоневрологическом интернате.
Сашина мама привстает со стула, Сашин папа — ну какая разница, что он там. Удивлен тоже до крайности.
Пиала, искра, спальник.