Защита диплома перед Росгвардией. Чем закончились съемки студенческого фильма о Серебренникове

Артем Фирсанов, выпускник ВГИКа:

Во время учебы на пятом курсе я решил, что моей выпускной работой станет фильм о «Гоголь-центре» и деле Серебренникова. Помимо ареста режиссера я хотел показать историю этого театра, пообщаться со старыми актерами, понять, как они влились в жизнь нового проекта. Я долго работал в Театральном музее имени Бахрушина, где нашел потрясающие старые афиши и записи спектаклей.

Сначала на кафедре документального кино меня поддержали, там говорили, что выбранная мною тема очень важна, о ней стоит говорить. Но потом начались проблемы. Моей команде не выделили деньги на съемки в бассейне «Чайка», где Кириллу Серебренникову разрешали плавать во время домашнего ареста (в итоге в «Чайке» пошли нам навстречу и разрешили снимать бесплатно). Потом сократили съемочные смены и количество оборудования. Руководитель учебной киностудии Владимир Хапеско тогда сказал: «Тема у вас какая-то не такая». Позже оператор и его начальник дали понять, что не отдадут мне отснятый материал, а монтировать мой фильм будет совсем другой человек. Смысл во мне как в режиссере пропал совсем. Я решил закрыть фильм, но запустить производство нового, состоящего из записей со смартфона и диктофона — разговоров с мастерами и руководством ВГИКа о моей работе. Эта лента и стала моим дипломом.

Самое интересное началось во время защиты, до которой меня долго не допускали. Моих зрителей, которые были готовы приехать во ВГИК к 11 часам утра, не пустили в здание. Декан просто отказался согласовывать со мной список имен, он назвал меня подлецом, который «всех подставил». Сам показ перенесли из большого зала на 70 мест в малый, вмещающий не больше 20 человек. В итоге комиссия поставила мне «тройку». Я с этой оценкой не согласился, мой рецензент режиссер Владимир Манский тоже, поэтому я подал на апелляцию. На время обсуждения работы комиссия попросила меня выйти из помещения, я вышел за дверь, но оставил внутри свой пиджак, в кармане которого лежал включенный диктофон. Спустя час меня позвали в аудиторию и сообщили, что нашли у меня записывающее устройство. Сначала от меня потребовали удалить запись, но потом оказалось, что из диктофона пропала карта памяти. Вернуть ее мне отказались. После небольших пререканий проректор ВГИКа сказал мне, что вызвал наряд. Я думал, что приедет пара полицейских, но это оказались бойцы Росгвардии! Они зашли в аудиторию в шлемах, бронежилетах и с автоматами!

Мне многие говорят, что снимать людей без их разрешения было нельзя. Это якобы аморально. Я так не считаю — чем ВГИК отличается от, например, метро? Когда меня просили убрать камеру или диктофон — я убирал. Все это время, начиная с подготовки, заканчивая защитой и апелляцией, я сталкивался с оскорблениями со стороны сотрудников ВГИКа. Слов они не выбирали, было много мата в мою сторону, в сторону сценариста Валерия Печейкина. Например, продюсер Светлана Святовец написала мне, что «вгиковскую общественность» мой фильм не волнует, им больше интересно, «кто кого из нас ***». Я обращался по этому поводу в прокуратуру, но безрезультатно.

Я могу говорить с уверенностью, что во ВГИКе есть цензура. Обычно студенты сталкиваются с ней во время выбора темы — что-то резкое, необычное, конфликтное зарубается на корню. В год во ВГИКе выходит около ста фильмов: игровых, документальных, телевизионных и анимационных. Но вы посмотрите, на какие темы они сняты. Поэтому во ВГИКе очень не любят фестиваль «Артдокфест» (фильмы студентов туда не отправляют), зато обожают кино про ветеранов, старушек и уличных музыкантов. За такие работы ставят «отлично», даже если видно, что студент закончил монтаж буквально вчера. Если у меня была бы возможность задать вопрос министру культуры Владимиру Мединскому, я бы спросил у него: «Когда все это кончится? Когда ВГИК станет живым?» Сейчас это огромный механизм, которым руководят люди, способные запретить твой фильм только потому, что он им не нравится, им не нравишься лично ты или твои зрители.

Поверьте, это не только моя проблема. Если бы не оценка за дипломную работу, у меня был бы «красный» диплом. Это касается и других студентов. Они боятся возражать, боятся, что получат «черную метку» и не смогут работать по профессии. Мне писали: «Артем, во ВГИКе следят за тем, кто лайкает твои посты, у нас начнутся проблемы».

Я хочу, чтобы члены экзаменационной комиссии и руководство ВГИКа знали, что эту «тройку» они поставили не только мне, но и себе. Когда я поступал во ВГИК, я мечтал учиться там, считал его лучшим учебным заведением в мире, но оказалось, что я глубоко ошибался.

Николай Скуйбин, декан режиссерского факультета ВГИКа:

Я работаю во ВГИКе с 2006 года. На моей памяти ни одной апелляции дипломных работ не было. Обычно защита — это профессиональный, доброжелательный разговор с членами комиссии, войти в которую приглашают самых уважаемых людей в отрасли. К сожалению, с Артемом Фирсановым такой спокойной беседы не получилось. На апелляции у студента было 20 аргументов, но ни один из них не сработал. Чтобы было понятно: в начале Фирсанову предоставили слово, но он стал зачитывать список гостей, которых не допустили до его выпускного показа. Это я решил не пускать людей на его защиту. Мне не хотелось, чтобы он устроил очередной скандал. Фирсанов в течение года ходил и провоцировал разных людей на откровенные разговоры, все это тайно записывал, а потом смонтировал так, как ему было нужно. Порядочные люди такому персонажу руки не подают.

Мне стоило большого труда убедить комиссию не ставить Артему Фирсанову «двойку». Оценка «неудовлетворительно» на защите диплома — это случай беспрецедентный. К человеку, который снял кино «на два», сразу возникают вопросы. Что он делал во ВГИКе пять лет? Как его вообще допустили до защиты? Добавлю, что остальные студенты защитились на оценки «хорошо» и «отлично».

Подготовили Никита Павлюк-Павлюченко, Елизавета Соломатина и Анна Глазко