Как в России XIX века начали украшать елки. Отрывок из книги

Вторая попытка

Сейчас в это трудно поверить, но почти 200 лет назад елки приобретали вовсе не на елочном базаре. Представьте, канун Рождества в Санкт‐Петербурге. Невский проспект в снегу, топот копыт и свист полозьев, радужные от праздничных яств витрины. 

— Маменька, поехали в кофейню за елкой! 

В кофейню?! За елкой?!
Да, только там ее и можно было купить.

В самом первом петербургском кафе‐ресторане «Доминик» продаются готовые новогодние ели. Готовые, то есть уже украшенные. В наше время реклама подобного товара выглядела бы примерно таким образом: «Не хотите утруждаться убранством елки? Нет времени достать и развесить игрушки? Предлагаем нарядную лесную красотку! Вам останется только установить ее — и новогодняя атмосфера создана!»

На самом деле елки от «Доминика» были само очарование. На ветках красовались изящные миниатюрные модельки из картона, китайские фонарики, фрукты, цветы. И — самое главное — сладости.

В те времена в Северной столице особой популярностью пользовались лакомства, которые изготовляли выходцы из Швейцарии. Владельцы таких кофеен реализовали отличный торговый план. Они воспользовались тем, что в моду входит новая праздничная традиция — украшать елку к Рождеству, — и стали выпускать в продажу уже задекорированные деревья. Если, конечно, площадь позволяла.

Продавались и отдельные елочные игрушки, но во многих семьях становилось доброй традицией мастерить их самостоятельно. Зимним вечером, когда за окном вьюжило, а дома уютно потрескивали дрова в камине, за большим столом собирались взрослые и старшие ребята. Горели свечи, шелестела фольга, скрипел картон. Высунув язык от усердия, старшие вырезали заготовки, малыши катали ватные шарики.

Вообще, поначалу новомодный обряд воспринимался как детский праздник. Он пришел из Германии: там в канун Рождества для младшего поколения устанавливали нарядную лесную красавицу. Ребятам раздавали конфеты и подарки в награду за примерное поведение — и к дисциплине приучали, и мотивировали.

Для максимального праздничного эффекта детей сначала держали в темной комнате, чтобы при взгляде на нарядную красавицу в хвое, игрушках и свечах они ощутили небывалый восторг. Кроме такой игры на контрастах, принятой во многих европейских странах, проводилось так называемое разграбление елки: в конце праздника детям позволялось наброситься на дерево, сорвать подарки и украшения и даже поломать ветки.

В XIX веке треть населения Петербурга составляли немцы, да и царица Александра Федоровна была дочерью прусского короля, так что многие привычки наши предки переняли у этого народа. К примеру, Николай I решил однажды порадовать жену и велел во дворце на Новый год украсить елку. Это событие отображено в картине А. Ф. Чернышева «Сцены из семейной жизни императора Николая I. Рождественская елка в Аничковом дворце».

Как рассказывают историки, отдельную елку наряжали для каждого члена государевой семьи, рядом на столиках раскладывали презенты. Императору нравилось получать от детей самодельные подарки.

Примеру царского семейства последовали приближенные, высший свет. Одно время вельможи даже соревновались между собой, у кого елка пышней и нарядней. С тех пор и пошли выражения «нарядный, как елка» или «блестит, как елка». Знать во все времена не знала меры в демонстрации своих финансовых возможностей, и XIX век тому не исключение. Но первый ажиотаж стих, умеренность и вкус, присущие русскому дворянству, победили. В домах под Новый год красовались вечнозеленые деревья, украшенные элегантно и, выражаясь современным языком, стильно.

Постепенно, год за годом традиция охватывала все слои общества.

В музее А. И. Герцена хранится картина «Саша Герцен у рождественской елки». Акварель датируется 1842 годом, автор неизвестен. На ней женщина с ребенком на руках (сын и жена философа‐революционера) возле стола, на котором стоит пушистое хвойное дерево. Сохранилось и письмо его супруги, в котором она рассказывает приятельнице, что целый месяц перед сочельником впервые «готовила» елку.

С 1843 года упоминания о новогодних елках все чаще встречаются в печати. Так, в «Северной газете» постоянно публикуются новые подробности, связанные с обрядом, а в «Звездочке» (детское издание) указано, что это немецкий обычай, и тоже даны рекомендации, как его соблюдать. Вскоре появляется целая книга «Елка. Подарок на Рождество». Это творение Анны Дараган, писателя и педагога, представляло собой пособие по домашнему обучению грамоте. Название выбрано неслучайно, ведь новый рождественский обычай стремительно набирает популярность. Введение книги посвящено именно этой традиции. Под изображением украшенной ели размещен текст, суть которого в том, что подобную красоту получит тот, кто будет «паинькой». Дети целый год ждут этого праздника, стараются вести себя хорошо, мечтая заслужить подарки и воочию полюбоваться новогодним деревом.

Откуда взялось слово «ель»? Филологи утверждают, что скорее всего оно произошло от праславянского «edlь», что означало «колючий». Есть также версии, что существовало схожее слово со значением «смола», «клейкий»

На первых порах к приготовлениям ребят не подпускали. Это был сюрприз. Елку ставили в закрытом помещении и украшали постепенно, в несколько этапов. Каждый ребенок с нетерпением ждал того момента, когда откроется дверь и можно будет увидеть новогоднее деревце, на котором, словно чудесные плоды, радужно переливались в свете свечей позолоченные шишки, разноцветные ленты, конфеты, яблоки.

Сейчас мы начинаем готовиться к торжеству задолго до 31 декабря, предвкушая праздничную беззаботность, атмосферу всеобщего веселья, толику волшебства. Верим в то, что в Новом году сбудутся все мечты. Пожалуй, нет другого дня, насыщенного такими эмоциями. А зарождалось все это почти два века назад, когда детский восторг перед елкой передался и взрослым.

И вот уже в любой семье с поздней осени начинается подготовка. Закупаются подарки, сладости, елочные украшения или материалы для их создания. Все это хранится втайне от младших. Ближе к заветному дню все чаще звучат разговоры: а будет елка или нет, и какая она будет. Ведь до последнего мгновения малыши не уверены, свершится ли это рождественское чудо. Именно так и не иначе воспринимали привычный теперь для нас символ Нового года.

Это легко разглядеть на картинах того времени со святочным сюжетом. В детских глазах бесконечное восхищение и ликование. Самый маленький на руках у сестрицы благоговейно приоткрыл ротик, а в ее позе ощущается едва сдерживаемое нетерпение — так хочется девочке разглядеть все в подробностях и раскрыть подарки. Средний мальчуган, хлопая в ладоши, мчится к елке, подле которой разложены яркие коробки.

Рядом родители. Отец семейства улыбается в усы, чуть снисходительно и ласково, наблюдая за реакцией домочадцев. Мать замерла в умилении. И столько в этой сцене теплоты и звонкой радости, будто сквозь годы до нас доносится эхо колокольчика, который призывал детей к новогодней елке.

И становится ясно, почему год за годом эта традиция все глубже проникала в жизнь, поддерживая и окрыляя в бесконечной череде забот. Взрослые вслед за детьми втянулись в ожидание, в предвкушение волшебства.