Леонид Роберман
Фото: из личного архива героя
Леонид Роберман

Компания «Арт-Партнер» существует уже более двадцати пяти лет, вы хорошо знаете театральную индустрию и зрителей. Какие требования к спектаклям аудитория предъявляет сегодня? Изменились ли они за десятилетия работы вашего агентства?

Если раньше побудительным мотивом для похода в театр выступал некий эмоциональный импульс, определенное настроение, а также желание его поддержать или изменить, внести некое разнообразие в жизнь, испытать острые ощущения, то сейчас выбор становится более рациональным. Стимулы все те же, но сам алгоритм отбора уже более развернутый. Если раньше отзывы зрителей не имели большого значения, то сейчас это как раз один из определяющих факторов. В большей степени учитываются отзывы не профессиональных критиков, а простых людей. Определяющими стали также и рейтинги сервисов агрегаторов, продающих билеты. И конечно, цена — раньше она была своеобразной гарантией качества того или иного спектакля, а сейчас, увы, цена перестала быть таковой, зритель очень боится быть обманутым.

Каковы главные тенденции и вызовы в современной театральной индустрии? И как продюсеры адаптируются к ним?

На мой взгляд, театр перестает быть храмом Мельпомены и становится сферой услуг.  Отличие очень простое. Сфера услуг обслуживает потребности людей, не затрагивая духовное начало. Главный вызов современной театральной индустрии — колоссальный дефицит профессионалов. Если раньше назначение на должность художественного руководителя определялось наличием или отсутствием у режиссера программы развития конкретного театра, то есть художественным фактором, то сейчас многое определяется лояльностью к вышестоящим инстанциям. К тому же скамейка запасных оказалась очень короткой. На ней практически никого нет. Поэтому на должности худруков стали назначаться актеры, чаще всего известные.

Вся беда в том, что главные режиссеры театров прошлых десятилетий не оставили нам ту самую смену, которую оставляли после себя легендарные профессионалы первой половины двадцатого века. Те же Станиславский и Немирович-Данченко, чья колоссальная заслуга не столько в описанной системе театральной игры (по сути, они просто сформулировали то, что было и до них, — то, как играли гениальные актеры), сколько в создании системы репертуарного театра, одной из основных частей которой являлась подготовка режиссеров. Именно режиссеров. Актер — это зеркало режиссера, чье видение первично. Артист, каким бы выдающимся он ни был, без режиссера ничего не сможет сделать, кроме своего творческого вечера. Если рядом с великим актером не окажется равно великого режиссера, то о выдающейся игре актера зритель узнает только из рецензии низкопробного критика либо некролога.

А как же быть с антрепризой, которая всегда делала ставку на звезд — насколько это остается актуальным в современном театре?

Мне в этой жизни очень не повезло: я работал с великими актерами, мне посчастливилось видеть великих режиссеров. Вспоминаю время своей учебы в ГИТИСе: идешь на экзамен, а там — Анатолий Эфрос, Андрей Гончаров, Марк Захаров, Анатолий Васильев, Мария Кнебель, Петр Фоменко, Михаил Буткевич. Не кафедра, а парад звезд. И за каждым из них — театр, тот самый великий русский театр, в котором мы мечтали работать. Но, к сожалению, они не создали свою школу и не оставили после себя преемников. Мне действительно сейчас очень сложно, когда приходится подбирать актеров. После длительной работы с Сергеем Юрским, Николаем Волковым и Валентином Гафтом. Уж слишком мелкими и незначительными кажутся те, кто остались. И большинство тех, кого мы называем медийными, к сожалению, не являются настоящими звездами, в моем понимании этого слова. Как говорит мой партнер, не мой размерчик. Да, отсутствие громких имен на афишах — риск, потому что участие медийных артистов обеспечивает первоначальный интерес зрителя. Но не гарантирует успех. Успех обеспечивает как раз режиссер, в чьем спектакле нет случайных людей. Режиссер, который обладает даром видеть невидимое другим. У такого мастера всегда есть творческие идеи и подходящие актеры. Он точно знает, что делает и с кем делает. К примеру, зачем брать и ставить «Гамлета», если у тебя нет, предположим, даже не Гамлета, а Полония или Офелии. И если уж на то пошло, вот эта цельность и эта меткость сегодня важнее узнаваемых персон.

Леонид Роберман и Сергей Юрский
Фото: из личного архива героя
Леонид Роберман и Сергей Юрский

В вашей январской премьере «Мадам Бовари» Антона Федорова, например, задействованы не самые известные актеры. На что вы делаете ставку в этой постановке?

Вместе с Антоном Федоровым мы подготовили спектакль «Мадам Бовари». И это тот самый случай, когда режиссер пришел со своей идеей и со своими людьми. Это бесценно. Мне всегда хотелось сделать спектакль, который не рассчитан на звезд, но в котором задействованы только те артисты, которые нужны по замыслу режиссера. Это определенный риск. Но для меня он совершенно оправдан. В моей практике были случаи, когда приглашенный режиссер по разным причинам не мог довести спектакль до финала и мне приходилось все делать самому. Я понимал, что необходимо срочное вмешательство — и доводил спектакль до премьеры. И знаете, это было легко, потому что в тех постановках ну ничего не было. Чистый лист — твори что хочешь. Так было со спектаклем «Все сначала» Антуана Ро. Но самой показательной была история со спектаклем  «Свободная пара» по пьесе Дарио Фо. За три дня до премьеры мне позвонил исполнитель главной роли Борис Щербаков и сообщил о том, что режиссер ушел из проекта. Вариантов не было, пришлось вспомнить о своем режиссерском образовании. И вот уже 16 лет этот спектакль собирает аншлаги в Москве дважды в месяц. А покинувший нас режиссер до сих пор возглавляет один из российских театров.

Когда же я побывал на репетициях у Антона, то понял, что с этой постановкой такое не пройдет. Он видит в произведении то, что я не замечаю. И это, конечно, дар. Но помимо дара этот молодой режиссер обладает еще и мастерством, профессионализмом, умением  донести свой замысел до труппы, добиться от каждого желаемого результата. Увидеть общую картину мало, надо ее еще и воплотить, а воплотить — через актера. В этом, как мне кажется, и кроется главный секрет успеха режиссера: с одной стороны — профессиональное владение инструментарием, а с другой стороны — талант от Бога. У Антона есть и то, и то.

Как происходит подбор труппы на спектакль? Это работа режиссера или продюсера? Вы влияете на этот процесс? Часто вообще вмешиваетесь в подготовку постановок?

Все зависит от проекта, конечно же. В случае с «Мадам Бовари» я мог быть лишь помощником Антона, а лучшей помощью было — не вмешиваться, и на всем протяжении процесса не было ни одного момента, когда бы я продавливал свою линию. Но бывают и проекты, в которых я активно участвую. Но это не означает, конечно же, что я прихожу на репетиции и рассказываю режиссеру, что и как он должен делать.

Востребованность театра в непростые времена всегда возрастала. Люди идут или за праздником, или за ответом на вопросы, которые задевают за живое. «Мадам Бовари» обещает быть постановкой острой и актуальной. Верен ли вывод из этого, что социокультурный контекст оказывает определенное влияние на ваши театральные проекты? 

Это безусловно так. Никто из нас не живет в отрыве от действительности. Кто-то идет в театр просто разнообразить свою жизнь, а кто-то действительно ищет эмоции или даже ответы. Моя задача как продюсера — сделать так, чтобы зрители пришли. А уж если пришли, мне всегда есть что им предложить, чтобы сдернуть маски, прогнать равнодушие, дать пищу для ума и повод для разговора. Да, и у меня бывали спектакли, которые приходилось снимать с репертуара, потому что они не находили отклика у публики и больше не воодушевляли артистов. Но в большинстве случаев нам удается найти ту ниточку, которая связывает публику, думающих и чувствующих людей. Так или иначе каждый спектакль, который мы делаем, рассказывает нам про нас, про нашу жизнь, про наши сомнения и переживания. И театр в этом случае выступает как пространство, в котором зритель мысленно может пережить то, что он, например, боится. Произойдет ли это на пьесе Островского или Макдонаха, не суть важно. Важно, что зритель переживет необходимую эмоцию, и от этого ему станет хотя бы немного легче.

Вы долгое время работали за границей. Пробовали ли вы какие-то мировые тренды адаптировать на российской сцене? Или наш театр — это совершенно особая ментальность?

Это тоже в каком-то смысле разговор о зрителях, а не о ментальности. Дело даже не в трендах или подходах, которые нельзя перенести из одной культуры в другую. Дело в аудитории, которая ходит в театры. В мире ее практически нет. В той же Италии, если не считать оперу, найдется всего лишь два театра, которые собирают аншлаги каждый день. Там нет этой театральной культуры, нет публики. В России аудитория театров пока еще жива. Это удивительно, но факт: театр выстоял, когда появилось кино, театр выстоял, когда появилось телевидение, театр стоит, несмотря на все тиктоки и рилсы. Это особый мир. И я счастлив, что в нашей стране, несмотря ни на какие пандемии и кризисы, люди продолжают покупать билеты и смотреть спектакли.

Данил Чащин и Леонид Роберман
Фото: Геннадий Усоев
Данил Чащин и Леонид Роберман

Современный театр с различными новаторскими форматами может поселиться в любом пространстве: в особняке, лофте и даже конюшне. У вас был интересный опыт с «Борисом» Дмитрия Крымова по мотивам пушкинского «Годунова». Как вы относитесь к интерактиву в театре, нетривиальным форматам и интеграции технологий? Что побеждает сегодня — традиция или новаторство?

Побеждает всегда театр. А театр — это некое высказывание, которое требует выразительных средств. Какие они будут, определяется замыслом. Если обратиться к аллегории с рестораном, спрашивать «или —  или» — все равно что предложить выбрать между оливье и виски. Это разное. То же самое и в театре: форматы, технологии, игра актера, декорации, локации, костюмы — просто разные инструменты для достижения цели. Они либо нужны, оправданны, неслучайны — и тогда происходит магия. Или не происходит. А технологии ради технологий или локация ради локации бессмысленны.

Был известный советский худрук сначала театра ВЦСПС, а потом БДТ им. Горького (с 1992 года БДТ имени Г. А. Товстоногова. — Прим. ред.) Алексей Дикий. Он считал «благороднейшим свойством искусства» способность «поражать воображение». Его главным вопросом было: «Чем удивлять будем?» А я бы сегодня перефразировал эту цитату: «Чем удивлять не будем?» В мире цифровизации и бесконечного инфошума я предпочитаю не удивлять. Не удивлять наличием экрана, не удивлять мультимедийными шоу, не удивлять клиповой выстроенностью спектакля. А если уж удивлять, то качественным, художественным, трогающим за душу спектаклем, в котором есть только необходимое, только то, что всегда было присуще театру, — эмоции.

Расскажите про планы вашего театрального агентства — какие проекты готовятся и как видится развитие театральной сцены в Москве?

Планы очень простые — выпустить сейчас «Мадам Бовари», а в марте — «Русский регтайм». Это танцевальный спектакль об альтернативной истории моды: как бы она развивалась, если бы не было всех ужасных катаклизмов XX века. Проект наша компания «Арт-Партнер» делает вместе с Егором Дружининым и с модным домом Алены Ахмадуллиной. Мы пригласили к участию в постановке выдающихся танцоров. Договорились с Театром эстрады, что они предоставят нам сцену. И это, конечно, работа, которой у меня еще не было. Совершенно ни на что не похоже. И пусть никого не смущают танцы, модные дома, популярные хореографы. Это все равно будет театр, потому что свои задачи мы на 100% будем решать театральными средствами. Ведь театр — это такая многогранная, многомерная история, в которой важно абсолютно все, каждый жест, каждая нота. Где даже отведенный в сторону взгляд может прогреметь громче молнии. И новой постановкой мы это еще раз докажем. Театр стоит того, чтобы не переставать в него ходить.

Беседовала Екатерина Алипова