На самом деле ему здесь нравилось — в толпе среди этих причудливо одетых людей, которые говорили вроде на родном языке, но далеко не все было возможно понять. «Убер», «инстаграм», «зашквар» — всех этих слов поэт не знал. Но быстро разобрался. Девчонки постоянно хотели с ним «заселфиться». И Пушкин не возражал. Он понял, что это новый вид портретного искусства.
Однако его принимали за фигляра, не поэта. Это огорчало. Тогда Пушкин дошел до Летнего сада, присел на скамейку и задумался в тени. В его голове сложилось бойкое четверостишие. Стих ему самому понравился. «Ай да сукин сын!» — усмехнулся Пушкин и быстро вернулся на площадь. Взобрался на пьедестал, громко прочитал:
Град Петров, я не напрасно
Возвышаю свой глагол.
В жизни будет все прекрасно,
Если в жизни есть футбол!
Сперва повисла мертвая тишина. Пушкин занервничал.
«А круто! — воскликнул какой-то парень. — Не хуже Оксимирона».
«Да, супер кричалка!» — согласился другой.
И все заголосили: «Класс! Наш пацан! Ура!»
Вскоре толпа парней и девушек шла по Невскому и весело скандировала четверостишие. Даже не подозревая, что сочинил ее сам Пушкин.
А что же поэт?
Он исчез так же таинственно, как и возник.