От этой власти я уезжаю навсегда

Фото: Владимир Яковлев

Почему вы начали искать себе работу не в России?

Ну, вначале был цензурный скандал в Перми. Это было в мае 2013 года. До этого уже уволился Чиркунов, и ситуация была такова, что я решил уехать. Провел полтора месяца в Берлине – у меня там был небольшой контракт, связанный с арт-девелопментом. Я воспользовался этим временем, прожил там полтора месяца и понял, что, в принципе, я смогу.

У вас были проекты за границей прежде?

Галерея делала выставки за рубежом, но это был экспорт, это не было работой, не касалось моей жизни за границей. Был еще другой опыт. В сорок семь лет у меня случился кризис среднего возраста, и я четыре месяца прожил в Нью-Йорке. Тогда это было связано чисто с личными обстоятельствами. Мне казалось, что здесь, в России, от меня, кроме моего имени, никому ничего не нужно. Даже в собственной галерее. Галерея к тому времени уже работала как элитный торговый центр по искусству. У меня случился кризис, и я подумал поехать в Нью-Йорк, где мое имя ничего не значит, и попытаться там что-то сделать. Сделал три выставки, кстати, одну в музее в Челси, очень удачно. Может быть, я тогда и остался бы в Нью-Йорке, но ко мне приехал Гордеев и заразил пермским проектом.

После Перми у вас были варианты продолжить работу в России?

Да, был ряд потенциально очень интересных историй. В какой-то момент я договорился с Александром Мамутом и начал разработку «Живой афиши», чтобы объединить разрозненные художественные сцены по всей стране. То есть не только художников привозить в Москву, но и соединить художественные среды в одну через специальную программу, которая базировалась бы на LiveJournal – «Живой афише». Один раз я успел это опробовать в Перми, во время фестиваля «Белые ночи», и увидел, что все очень хорошо работает. Суть в следующем: художники сами создают программу культурной жизни своего города. Они обращаются к нам и говорят: мы хотим сделать афишу – неважно – Сыктывкара, Урюпинска, Ижевска, получают для этого все инструменты, инструкции и работают… Очень интересный проект! Уже буквально через месяц он должен был запуститься, и тут начались пертурбации с Lenta.ru, и Мамут неожиданно отказывается от сотрудничества со мной. Никаких претензий к нему персонально нет – все, что он делает, очень корректно. Но я четко понял, что это сигнал.

А почему, как вам кажется? Учитывая тренд на патриотизм, тут все вполне кошерно.

Я думаю, это связано с фигурой Гельмана. Точнее, я сомневался, но параллельно у меня был другой проект по public art с одним интересным и важным для страны бизнесменом. Дело в том, что public art очень бурно развивается, а рыночных структур и инфраструктуры нет никаких. И однажды этот крупный девелопер говорит мне, что к нему пришли люди и сказали: не надо с Гельманом ничего делать. После этого я понял, что мне нужно либо становиться профессиональным борцом с системой, либо искать себя вне страны. Конечно, я могу бороться. При этом я не участвовал в основных оппозиционных активностях последних лет, и связано это с тем, что на мне лежит некоторая ответственность за происходящее сейчас. Меня можно всегда упрекнуть в том, что в 1996 году под руководством Анатолия Чубайса я занимался кампанией Ельцина, в 1999 году был членом штаба Путина, в 2002-м – замом генерального директора «Первого канала». Это моя биография, и я готов отвечать за каждый свой поступок, но тогда я считал, что для политической активности я проблемный персонаж. Ну вот как Касьянов, например.

Фото предоставлено пресс-службой

Перформанс уличного театра Transe Express

О чем вы жалеете из того, что сделали?

Я считаю серьезной ошибкой 1996 год. Мы испугались, что вернутся коммунисты, и тогда впервые появилась не только идея, но и практика контролируемых СМИ, когда «семибанкирщина» управляла всеми важными медиаресурсами. Тогда появилась идея смотреть сквозь пальцы на нарушения на выборах, если эти нарушения в «правильную» сторону. И действительно, Ельцин выиграл, но оказалось, что для демократии процедура важнее. То есть лучше бы выиграл Зюганов, но сохранились бы свободные СМИ и сохранился страх перед нарушением закона на выборах. Это, по крайней мере, из тех ошибок, в которых я принимал участие.

Теперь в некотором роде вы пожинаете плоды тех поступков. И в итоге оказались в Черногории. Как это произошло?

Наш проект называется Dukley European Art Community, он входит в структуру компании Dukley. Это такой большой девелоперский бизнес, один из двух крупнейших в Черногории. И хотя основной их интерес сконцентрирован в Будве, где им принадлежит около тридцати процентов Будванской ривьеры – все лучшие гостиницы, порты и многое другое, – они хотят создать актуальную культурную среду не только в этом городе, но и вообще в стране. Узнав о моем пермском опыте, они вышли на меня и предложили разработать и реализовать стратегию активной культурной интервенции.

Ведь надо понимать, что, когда я переехал в Пермь создавать музей, у меня не было никаких идей развития территорий. Я собирался сделать музей международного уровня. Но после завершения проекта я фактически стал специалистом по развитию территорий. Потому что надо было решать много разных вопросов, я ведь занимался не только музеем, а всей культурной сферой. И эта мысль – о развитии общества и территории через культуру – в моей голове четко уложилась и совпала с идеей, что в постиндустриальную эпоху культура может сыграть такую же роль, какую в индустриальную сыграла наука. Тогда были ученые, и была реальная жизнь, и это были два абсолютно разных мира. Ученые были маргиналы, монахи, которые формулы где-то пишут, богачи, которые строят лаборатории, открывают новые элементы, электричество... А с другой стороны – люди пашут землю, добывают золото, люди воюют, и вот где реальная жизнь! А потом произошла индустриальная революция, и в результате ученые стали главными и в войне, и в мире и изменили всю структуру экономики.

Почему так произошло? У меня есть гипотеза, что появилась фигура инженера – человека, который берет абстрактные формулы и пытается их использовать для реальной жизни. И я вот такой человек, который научился использовать культуру – странных музыкантов, странных художников, странную эту всю публику художественную – для каких-то прагматичных, абсолютно приземленных целей. Для развития территорий.

В Черногории сейчас структура экономики такова, что более восьмидесяти процентов доходов приносят туризм и связанные с ним услуги. То есть страна идеально подходит для эксперимента, призванного продемонстрировать миру силу искусства, его возможности влиять на экономику, возможности для гуманитарных инженеров, каковым я себя считаю, показать, что роль искусства изменилась. Если раньше это была свеча, которая должна гореть, то есть культура как способ познания мира, то сегодня здесь еще и туристические потоки, деньги, продукция, дизайн, кино, бизнес по обслуживанию свободного времени. Это вроде бы понятно, но нигде еще не было реализовано в полной мере.

Тема проекта – прагматика культуры. То есть мы рассматриваем культуру исключительно с прагматической стороны. Это значит, что появляется большое количество продюсеров-инженеров, которые думают только об одном – как эту культуру использовать для интересов страны, в первую очередь  экономически. Читать дальше >>

Читать дальше