Кто-то был в Праге, кто-то в Берлине, кто-то в Монтре, кто-то в Хельсинки, а кто-то везде успел.

Личная экономическая катастрофа, ставшая причиной возвращения на сцену после 15-летнего перерыва 73-летнего Коэна, неоднократно описана всеми изданиями – потому-то зрители и не клянут промоутеров за огромные, абсолютно не подходящие артисту залы: двадцатитысячный O2 Arena и пятитысячный Royal Albert Hall. И даже сочувственно снижают планку ожиданий, готовые просто воздать благодарность небу за то, что неожиданно довелось все же услышать Леонарда Коэна, пока ты или он не умер.

Артист, неизменно выходящий на сцену в сером костюме, серых же шляпе и рубашке, составляя программу, видимо, старался учитывать ожидания самых разных зрителей – в двух отделениях с 20-минутным перерывом были сыграны абсолютно все хиты. Кто хотел плакать – плакал, кто хотел вскочить и раскачиваться под Hallelujah, также чувствовал себя уместно. А среди всех этих «кто» были как счастливые пятидесятилетние, так и их внуки, как авангардисты, так и те, кто в другие дни ходит в О2 на Бритни Спирс (Britney Spears), а в Albert Hall – на симфонические концерты.

Сравнивая собственные впечатления с рассказами московских друзей, приезжавших на единственное выступление Коэна в июле, я поняла, что все эти месяцы программа игралась абсолютно идентично, те же песни из концерта в концерт в том же порядке. И даже многочисленные репризы между песнями и шутки были одни и те же, что в прошлое воскресенье, что четыре месяца назад. Поняв это, никто, правда, не расстроился. Мы видели и слышали живого Коэна – этого достаточно.

Через несколько дней я пошла на Мэддокс-стрит, проверить, правда ли там открылся стейк-хаус Goodman, часть московской сети ресторатора Зельмана, как пишут в «Коммерсанте». Мой муж не верил – говорил, что ресторан там, может, и есть, только к России вряд ли отношение имеет.

Мы довольно легко нашли вывеску Goodman, за ней – традиционный английский ресторан на два просторных зала с кожаными диванами и кратким меню с хорошим выбором стейков (среди закусок, правда, была замечена «русская» – так и написано – селедка по разумным английским ценам). Несмотря на то что ресторан работал всего несколько дней и время было буднее и непопулярное, посетителей набилось достаточно. Официант итальянского происхождения, услужливый и внимательный, передал, что шеф оценил наш выбор Goodman Rib Eye medium rare. Ну и что здесь российского? Тут практически из воздуха соткался совсем молодой человек: «Здравствуйте, я Георгий, партнер».

– А вы действительно часть московской сети? – спросила я.

– Да, – ответил Георгий, – вот решили здесь попробовать.

– А мы в «Коммерсанте», – говорю, – про вас прочитали.

– В местном? – огорошил нас вопросом Георгий.

– В каком местном?!

– Да должен вот-вот открыться же, – недоуменно посмотрел на нас молодой человек.

Георгий рассказал, что дела идут хорошо, только селедку в Лондоне найти трудно. За селедку говорить не буду – мы ее не заказывали, но стейк был отличный. А на sms, отбитую прямо из Goodman компетентному источнику, которому мы не можем не доверять, был получен исчерпывающий ответ: «Да, партнеры». Местный газетный рынок замер в изумленном напряжении.