Фото предоставлено пресс-службой
Фото предоставлено пресс-службой

СГде вы больше живете в последние пару лет, в России или в США?

Даниил Брод: Примерно поровну. Часть нашей группы сейчас здесь, другая часть там. Я практически весь год жил в Америке, Денис здесь уже три месяца.

СНесколько лет назад вы говорили, что если у вас будет возможность осесть за границей, то вы уедете с концами.

Даниил Брод: Тогда мы об этом только мечтали. Мы вроде как переехали сюда, но мы не граждане этой страны, грин-карт у нас нет, только рабочие визы. Я не считаю себя уехавшим, но и не уехавшим тоже не считаю. Сейчас мы работаем с рекорд-лейблом, который нас как минимум поддерживает — например, дал нам пространство, в котором мы сейчас сидим. В общем, язык не поворачивается называть себя эмигрантами — мы люди мира, потому что мы были так воспитаны с самого детства. Наше поколение уже не ощущает границ между странами.

СPompeya существует уже 11 лет, и вы, кажется, как-то сразу стали записывать песни за рубежом.

Даниил Брод: Нет, это случилось только в 2012 году, после выхода первого альбома. А в нулевых, когда мы только делали первые шаги на инди-сцене, пределом наших мечтаний было подкопить денег и поехать на студию в Ригу.

Денис Агафонов: Это прямо советский стиль: мечтая о загранице, представлять Ригу!

Фото предоставлено пресс-службой
Фото предоставлено пресс-службой

Даниил Брод: Мы, конечно, всегда мечтали куда-то выбраться. Наири (первый барабанщик группы) раньше всех нас смотался в Лос-Анджелес в 2008 году, рассказывал, как там классно, и заразил нас идеей рвануть туда. И мы все начали постоянно думать о том, что рано или поздно мы должны то ли переехать, то ли хотя бы просто побывать там. В 2012 году я думал: «Пора уже съездить, сколько можно ждать».

СВыходит, группу Pompeya знают на той части света уже пять лет. Где фан-база больше?

Даниил Брод: Конечно, в России. Там наш вес больше, наша аудитория там меньше, компактнее и понятнее. В Америке мы находимся в более суровой, диверсифицированной среде, вокруг нас сотни артистов и групп. Здесь мы находимся на уровне… не сказать, что постоянного старта, но мы как будто возвращаемся в свою молодость, и это, наверное, неплохо. В России я давно не клею стикеров с анонсами наших концертов, а здесь — клею. В Америке можно найти новую, непривычную нам аудиторию. И тут нас очень хорошо воспринимают. Например, в Санта-Барбаре мы играли в винотеке — там кругом одни винотеки. Послушать нас собрались довольно взрослые и богатые люди. Все с собачками, кто-то на роллс-ройсах приехал, пьют вино — совсем другая публика по сравнению с Москвой, например. Один мужик потом подошел и сказал, что, когда мы поем, непонятно, что мы русские — это становится ясно, только когда мы начинаем говорить.

СВ какой стране проще зарабатывать?

Даниил Брод: Не знаю. Я давно перестал видеть зависимость объема выручки с концертов от географии. Нам иногда перепадают деньги с цифровых продаж и за то, что наша музыка играет в сериале «Отель Элеон». В Америке процентов 40 или 50 наших расходов покрывает рекорд-лейбл: они визами занимаются, этот дом, где мы сидим, оплачен из бюджета лейбла. Но это не совсем обычная история взаимоотношений музыкантов и звукозаписывающей компании, это большая удача. Потому что, конечно, работать здесь дорого, и я никому не могу порекомендовать продать все и скорее приехать сюда, чтобы прославиться. Без поддержки лейбла было бы существенно сложнее. Но даже если бы ее не было, мы бы придумали, как почаще здесь бывать, потому что мотивация продвинуть свою музыку во всем мире у нас очень высокая.

Та самая песня, которая звучит в сериале «Отель Элеон»

СЕсли бы вы все же с концами уехали в США, вам было бы сложнее или проще зарабатывать музыкой?

Даниил Брод: Я не представляю ситуацию, в которой мы вынуждены будем уехать, как ты говоришь, с концами. Зачем это делать, если есть возможность играть концерты в России? Железный занавес вроде не опустился, а если опустится, то и посмотрим, как быть. Гипотетически тогда мы будем больше зависеть от рекорд-лейбла и будем больше работать. Но это будет, наверное, к лучшему. Да и с чего бы ему опуститься, занавесу-то?

СЯ и не говорю, что так будет. Но страна и ее культура стали гораздо более закрытыми по сравнению с тем временем, когда Pompeya была главной группой, играющей гитарную музыку. При Медведеве было западничество, люди больше путешествовали.

Даниил Брод: Да, та ситуация нас, конечно, подбадривала. Но политическая картина во многом зависит от того, что у нас в голове. Если вам нужно, чтобы президент маячил с айфоном и тусовался в инстаграме — чтобы казалось, что мы живем как бы в Европе, то мне вас жаль. Жизнь в России с тех пор не особо изменилась: сейчас все так, как было в 2010 году, 2007-м, 2006-м, — разница только в том, что когда-то возникла фигура веселого президента, и многим показалось, что атмосфера существенно улучшилась. Многие люди, уехавшие за границу, начинают говорить, что в России все не так уж и плохо, а на Западе не так уж хорошо. В Америке люди на полном серьезе считают, что живут в политическом государстве, что их президент — диктатор. Нам, приехавшим из России, где у власти уже 17 лет один и тот же человек, это кажется забавным. Он правит так давно, что я уже про него забыл. Как называется эта идеология, когда человек отключается от ощущения государств, их границ и мыслит так, словно существует в глобальном сообществе?

Фото предоставлено пресс-службой
Фото предоставлено пресс-службой

СНазовем это воздушным космополитизмом.

Даниил Брод: Пусть это будет облачный космополитизм.

СПять лет назад многие новые группы начинали петь на английском языке, а сейчас все заметные исполнители поют песни в основном на русском. И особенно на фоне этих ребят становится ясно, что Pompeya — явление эпохи, главной чертой которой был активный культурный обмен.

Даниил Брод: Из-за экономического спада многие молодые люди подумали, что им не светит творческая карьера на Западе, и предпочли петь по-русски. Когда наша группа только собралась, я про себя тоже думал, что нам, скорее всего, ничего не светит, потому что мы поем по-английски, но я знал, что можно собирать «Тонны» (клуб «Шестнадцать тонн». — Прим. ред.) и играть для богачей. Тот бум на англоязычную русскую музыку 2010–2012 годов, о котором ты говоришь, для меня самого был сюрпризом: мы обнаружили, что у нас есть поклонники по всей стране, начали много гастролировать. Хотя было понятно, что англоязычным музыкантам странно фокусироваться на русскоговорящей публике. Некоторые люди из шоу-бизнеса тогда говорили нам: «Ребят, пойте по-русски». Еще даже до того, как случился этот хипсто-бум, в 2009 году, мы пришли в Real Records с песней Cheenese и с клипом на нее, и гендиректор «Реала» Сергей Жуков, фронтмен «Руки вверх», сказал, что все это охрененно, но не могли бы мы ее перепеть по-русски — дескать, вот тогда бы это стало суперхитом. Нам постоянно это предлагают.

Может, для Сергея Жукова песня Cheenese и не стала суперхитом, но на «Пикниках» ее несколько лет подряд пели хором

Денис Агафонов: А мне немного грустно стало от этой перемены. Когда все начали петь на английском, я подумал: наша страна превращается в Европу. То, что наши музыканты снова стали работать исключительно на внутренний рынок, говорит о том, что мы не готовы к выходу, так сказать, в мир. Было бы здорово, если бы в следующие пять лет сформировалась команда из десятка русских англоязычных групп, которые начали бы ездить в туры по Европе. Даже если они будут петь по-английски, они все равно будут оставаться русскими и смогут представлять нашу страну на международной сцене.

СНо наши слушатели, видимо, отличаются от шведских, потому что для них слышать родную речь у российского музыканта важно. Под вашими клипами на YouTube многие комментаторы говорят об этом. У вас хоть раз возникало желание попробовать спеть по-русски?

Даниил Брод: Будешь смеяться, но этот же вопрос нам задавала радиоведущая в Лос-Анджелесе. Дескать, ребят, а что на русском не поете? Я ответил: «Если бы пели, не сидели бы тут». Ну почему все так этого хотят? У нас, впрочем, есть несколько набросков, но мы пока не представляем, в каком формате выпускать этот материал, и нужно ли это делать вообще. И без нас достаточно тех, кто поет на русском — почему и мы должны? Наоборот, мне приятно осознавать, что все время существования группы Pompeya мы придерживаемся выбранной стратегии и у нас все получается.С