На счет ТРИЗ

Имеется серая пластмассовая продолговатая коробочка. С одной стороны у нее что-то вроде поднимающейся дверцы, а другой конец ведет к такой же продолговатой коробочке, прикрепленной к первой под тупым углом, вот так:

Помещаем кусочек сыра в самом конце той коробочки, что под углом. Мышь войдет в первую коробочку через открытый конец и направится к кусочку сыра. Под ее весом вторая коробочка опустится, первая, соответственно, поднимется – и дверца захлопнется. Перед нами лучшая в мире мышеловка.

«Если ты сделаешь лучшую мышеловку, мир проложит тропинку к твоему дому», – якобы сказал американский классик Ральф Уолдо Эмерсон. На самом деле, похоже, эта фраза – более позднее изобретение, но это уже неважно: введите в Google слова better mousetrap, и вы увидите, что над проектом лучшей мышеловки работает небольшая армия изобретателей и предпринимателей, которым не дает покоя эмерсоновское обещание народной тропы.

Не менее расхожа на родине Эмерсона латинская поговорка Mater atrium necessitas («Необходимость – мать изобретения»). Ерунда. Мать изобретения – амбициозность. А уже она ведет за собой мечтателей – им видится мир разумной красоты, мир, который становится все лучше и лучше благодаря умным и трудолюбивым придумщикам. А главное – этот мир вознаграждает тех, чьи мозги делают его лучше. В нашем случае этих мечтателей зовут Сеня и Сема.

Им обоим сейчас чуть за шестьдесят, и оба они – выпускники ленинградской физматшколы. В школе Сеня был умным, а Сема – популярным, как он сам выражается, «нестандартным еврейским ребенком», поскольку «играл в футбол и убегал из дома». Сема с 1989 года живет в Америке. Выглядящий лет на двадцать моложе своего возраста, он одет и ведет себя в строгом соответствии с устоями американского upper middle class. Врожденная театральность и благоприобретенное упорство позволили ему освоить не только язык, но и всю систему американских коммуникационных знаков. Он жалуется на свою одаренную, но слегка непутевую взрослую дочь и хвастается достижениями гениальной четырехлетней внучки. Из разговора с Семой становится понятно: у этого человека всегда все хорошо.

Сеня другой. Теперь он тоже живет в Америке – переехал почти десять лет назад, но, в отличие от Семы, не допустил в свою речь английских слов. Он так и не избавился от привычки носить одежду будто на вырост. В рубашке Сене вообще важен не столько размер или расцветка, сколько наличие нагрудного кармана, в котором Сеня хранит два списка: кому позвонить и что сделать. Сделанное обводит. Перед поездкой куда-либо в отпуск Сеня тщательно готовится: ему важно знать больше, чем экскурсоводу.

Сема и Сеня изобрели не только лучшую в мире мышеловку. Еще они изобрели дрель-перфоратор с электромагнитным механизмом и регулировкой мощности удара, приспособление для сверхбыстрого пересыпания порошка в бутыли, крошечный уловитель пыльцы для тех, кто страдает аллергией, болт с необычной резьбой – накрутить на него гайку можно только держа болт за ножку, и сотни других приспособлений. Часть из них – как мышеловка и уловитель пыльцы – запатентована и успешно продается в России, Америке и Японии. Часть используется в производстве – как странный болт или ускоритель порошка. Часть – как чудо-перфоратор – оплачена, запатентована, но так и не выведена на рынок. Но главное изобретение Семы и Сени невозможно запатентовать и, скорее всего, невозможно воспроизвести: Сема и Сеня придумали способ вывозить из России идеи, не увозя при этом из России носителей этих идей.

Их компания называется GEN3 Partners, и сейчас в ней работают сто двадцать человек. В Бостоне в типичном офисе со светлыми коврами и стеклянными перегородками в типичной высотке в центре города сидят так называемые project managers – все выходцы из России, половина – из 239-й ленинградской матшколы. В Петербурге в типичном здании то ли КБ, то ли НИИ, с мебелью из темной ДСП и стремными туалетами, на территории бывшего армейского склада сидят бывшие инженеры и ученые и придумывают лучшие в мире мышеловки, способ продажи бананов поштучно и средство для отбеливания зубов в домашних условиях. При этом российская часть компании решает не упрощенные, чисто технические задачи, как обычно бывает в ситуации аутсорсинга, а занимается полноценной творческой деятельностью. Раз в год тысячи сотрудников General Electric, Siemens, Samsung и тому подобных концернов приезжают в Петербург – обучаться у GEN3 мастерству.

И есть чему поучиться. Сеня и Сема изобрели новый тип компании, торгующей новым товаром: не продуктом и даже не идеями, а умением извлечь из окружающего мира все, на что он способен. То, что необходимо, чтобы конвейеры не разбалтывались, колеса всякий раз получались круглыми, на заводах электроники не было брака, а элегантность решения технических проблем вызывала неизменное восхищение, – иными словами, чтобы все работало как надо. Компания с оборотом около шести миллионов долларов в год существует в том или ином виде уже больше пятнадцати лет. Но вообще-то цифры не вполне передают всю революционность главного изобретения Семы и Сени – экспорта мозгов без их утечки.

СИСТЕМА КАК ПАРОЛЬ

В 1995 году Сеня позвонил Семе.

Сема к тому моменту окончил ленинградскую физико-математическую школу №239, поступил в политехнический институт, играл в любительской театральной студии и хотел даже уйти в театр, но побоялся, отслужил в армии, женился на красавице – учительнице музыки из Баку, стал физиком-теоретиком, опять играл в театре и опять боялся уйти из науки, родил дочку, в 1989 году почти случайно уехал в Америку, немедленно преуспел, стал называться Сэмом и начал работать в крупной американской компании.

«Я все время живу с комплексом, что не получил Нобелевскую премию!» – с явным сожалением говорит он.

Но если не считать этих сожалений, жизнь Семы к 1995 году сложилась вполне удачно. Про Сеню он не знал ничего – тот на какое-то время пропал из его поля зрения, а потом вдруг объявился внезапно и загадочно и предложил встретиться и поговорить.

Они не виделись сто лет, и Сема помчался, куда там надо было мчаться, привез Сеню к себе домой в Нью-Джерси, и они сели разговаривать. «Он мне рассказывал, чем он занимается, и у меня слюни текли, – вспоминает Сема. – Он рассказывал, что есть такая система...» Слово «система», надо понимать, для мальчика из матшколы, даже если этому мальчику уже под пятьдесят, обладает почти магической силой.

Есть такая классическая задачка для пятиклассников, которые хотят всерьез заниматься математикой: «На вечеринке пять человек. Докажите, что среди них есть либо три человека, которые знают друг друга, либо три человека, ни один из которых не знает ни одного другого». Все пятиклассники, да и люди вообще, делятся на две категории: тех, кто представляет себе вечеринку, пятерых гостей и думает, что речь в этой задачке идет о людях, и тех, кто представляет себе пятиугольник, разные вершины которого соединены, предположим, линиями разных цветов. Последние, иными словами, представляют себе систему. Это потому, что они рождены для матшколы.

Сеня сказал волшебное слово «система» и поведал Семе такую историю

ЛАГЕРЬ КАК УНИВЕРСИТЕТ

В конце сороковых годов жил в Баку юноша по имени Генрих Альтшуллер. Для Сени, как и для сотен и тысяч людей по всему бывшему СССР и за его пределами (в США, Канаде, Южной Корее, Японии, Израиле), Альтшуллер был чем-то вроде основателя их религии, а потому обладал апокрифической биографией. Альтшуллер служил в патентном бюро. Трудно представить себе более беспорядочное с точки зрения интеллектуальной деятельности место, чем патентное бюро. Альтшуллер взялся систематизировать патенты. Проанализировав тысячи, он обнаружил систему закономерностей. Более того, он вывел из закономерностей законы и правила – нечто, как он считал, вроде универсального рецепта изобретательства. В конце сороковых годов юный Генрих Альтшуллер написал письмо Иосифу Сталину. Он писал, что разработал алгоритм решения изобретательских задач.

На следующий день его арестовали. Обвинили в шпионаже. Во время следствия Альтшуллер ничего не подписал, а попав в лагерь, отказался работать, за что был сослан в барак доходяг. Доходяги оказались все до одного университетскими преподавателями, так что Альтшуллер организовал себе в лагере университет одного студента – с подъема до отбоя профессора читали ему лекции. Профессора таким образом обрели смысл жизни, и в бараке для доходяг перестали умирать, а Альтшуллер после смерти Сталина вышел из лагеря самым образованным человеком в СССР. Поклялся, что никогда не будет работать на государство. Поселился в Баку, писал научно-фантастические книги под именем Генрих Альтов, а также продолжал продвигать свою теорию изобретательства.

Ему удалось основать что-то вроде клуба, где он вел двухгодичный курс по своей системе АРИЗ (алгоритм решения изобретательских задач), впоследствии переименованной в ТРИЗ (теорию решения изобретательских задач). В семидесятые годы его ученики основали в Ленинграде «народный университет», то есть легализованную общественную организацию, где тоже вели курсы по новой дисциплине. К концу восьмидесятых в СССР было несколько десятков человек, обученных лично Альтшуллером и названных им «мастерами ТРИЗ», несколько сотен, учившихся ТРИЗ, и сотни тысяч, что-то о ТРИЗ слышавших (последних было так много, потому что Альтшуллер какое-то время писал колонку в «Пионерскую правду»). Сеня был одним из «мастеров».

И когда в России появился частный бизнес, эти люди решили попробовать превратить свое уникальное знание в деньги. В основном их деятельность принимала формы условно педагогические – они вели платные курсы по ТРИЗ для других людей, планировавших на ТРИЗ заработать. Поскольку деньги в тот момент в СССР не водились, все эти предприниматели стремились к тому, что в конце концов удалось сделать Сене и Семе: продать свою уникальную смекалку на Запад. Сеня, то есть Семен Литвин, пошел прямым путем: он основал в Ленинграде компанию под названием «Алгоритм» и купил место на ежегодной Chicago Design Show. Почему он выбрал именно выставку, связанную с дизайном интерьеров, не совсем понятно, но именно с этой выставки Семен Литвин привез первые американские заказы. В Петербурге этих заказов ждали с десяток Сениных приятелей, в восьмидесятые годы получивших звание мастеров ТРИЗ, а сегодня объединившихся по Сениному зову. Сеня предоставил им шанс доказать – ни много ни мало – всему прогрессивному человечеству, что ТРИЗ работает. Фактически первый шанс с тех пор, как юный Генрих Альтшуллер написал письмо Иосифу Сталину.

ПЕРВОЕ ДЕЛО "АЛГОРИТМА"

В 1994 году пришел заказ из американской компании Xerox. Тогда так бывало: менеджеры-эмигранты, работавшие в крупных корпорациях США, обнаруживали, что их бывшие сослуживцы по тому или иному советскому НИИ организовали кооператив, – и инициировали какой-нибудь совместный проект. Американские компании шли на это довольно легко ввиду высокой романтичности и низкой стоимости подобных предложений, изредка сотрудничество даже бывало успешным.

На заводах Xerox тонер фасуется в бутыли, а засыпается в них из огромных контейнеров. И в 1994 году засыпался он недостаточно быстро: мелкий, как мука, порошок сам по себе сыпался и вовсе медленно, поэтому в контейнеры был встроен винт, примерно как в домашней мясорубке, чтобы ускорить движение порошка. Но и винт крутился небыстро – а если его ускорить, он нагревался и плавил порошок. Штатные инженеры не могли понять, как решить эту проблему.

В «Алгоритме» придумали засунуть в контейнер с порошком вибрирующее устройство. Большое, чтобы вибрировал весь порошок, но слабое, чтобы оставался неподвижным корпус контейнера. Дело в том, что при вибрации с порошком происходит нечто, что называется «псевдоожижение», – тонер начинает литься, как вода. То есть быстро.

«Они приехали и обалдели, – рассказал мне Олег Абрамов, руководитель отдела "Алгоритма", который вел этот проект. – Действительно, челюсть о стол. Когда мы включили и он хлынул, они тут же полезли на лестницу смотреть, не сидит ли там человек внутри».

Компания Xerox с радостью приняла и внедрила изобретение, и это было прекрасно. Плохо было то, что Сеня не знал, как бы привести себе еще «ксероксов». Он понял, что у «Алгоритма» должно быть представительство в Америке. 

НЬЮ-ДЖЕРСИ, 1995 ГОД

Сидя у Семы на кухне, Сеня сказал: «Ты человек театральный, давай ты тут будешь нас продавать». Сема подумал: «У меня mortgage (ипотека), дочка через два года оканчивает школу и, главное, я не хочу иметь никакого дела с Россией и с русскими». И сейчас он не может объяснить, почему не отказался сразу, а поехал на собеседование в Бостон, где Сеня с партнерами задумали основать американскую компанию. Поехал на своей машине и каким-то образом даже заплатил за обед, во время которого его, собственно, собеседовали. Все его подозрения по поводу русских подтверждались.

Сеня помнит это иначе: «В 1995 году я ему позвонил, рассказал, что мы делаем, и он сразу оценил перспективы этого бизнеса». Сеня вообще информацию подает строго, менее эмоционально.

«Короче, я присоединился к их компании», – говорит Сема. Вскоре он поехал в Петербург навестить тамошнее хозяйство – компанию «Алгоритм». За те шесть лет, что он не был на родине, успела пройти вечность.

«Я помню этот ужас. У них были две комнаты над "скорой помощью", потому что они думали, что так безопасно, – в "скорой" всегда кто-то дежурит, значит, не ограбят. Я весь день терпел, не ходил в туалет, потому что грязно. И они все были сумасшедшие, друг на друга орали. В гостиницу надо было пройти через три кордона проституток: как только ты заходишь, тебе сразу звонят. Я платил, чтобы мне проститутки не звонили».

Сема не был приспособлен для ведения бизнеса в России. Он и сам это чувствовал. «Через полгода я понял, что совершил самую главную ошибку в своей жизни. Я жил в самолете. Русские ничего не делали вовремя. Приходилось переводить с русского на русский. Я все время краснел».

Практика оказалась ужасной, хотя в теории «все выглядело очень секси, – признает Сема. – Стартап, Россия, наука, technology conversion, клиенты – среди Fortune 500». Впрочем, такого «секси» в девяностые годы было много. Подавляющее большинство подобных начинаний закончилось ничем, то есть банкротством, малая часть успешно превратилась в аутсорсеров при крупных американских предприятиях, и почти никто не сделал того, что сделали Сема с Сеней: не выстроил именно ту компанию, которая задумывалась изначально. Сема, он же Сэм Коган, – президент этой компании. Саймон Литвин – так стал называться Сеня, когда в конце девяностых перебрался в Бостон, – научный руководитель.

КУСТАРЩИНА КАК УЧЕНИЕ

У компании Intel в середине девяностых годов была следующая проблема. Intel делает компьютерные внутренности. Часть этих внутренностей – схема, закрытая пластиком. Сначала все проводочки и прочие штучки собираются и припаиваются, а затем заливаются полимером. Периодически в полимере возникали пузырьки, и тогда у Intel выходил брак, какое-то невероятное количество схем было безнадежно испорчено. Intel искал полимер получше, без пузырьков, и не нашел. Были ученые, готовые за пару миллионов долларов создать для Intel совершенно новый полимер, чтобы не пузырился. Сэм Коган побывал на совещании с представителями Intel и учеными, и на этом совещании он опять краснел: когда-то, еще в Ленинграде, он работал в НИИ «Полимер», поэтому знал, что за ученые сидят с ним сейчас за одним столом, и от этого нехарактерно робел. При этом он был уверен, что дело не в полимере, дело в пузырьках.

Расследование показало, что пузырьки возникают в чанах, где хранится жидкий полимер. Сэм Коган и его сотрудники подумали, что Intel – наверняка не единственная компания в мире, которая сталкивалась с проблемой образования пузырьков в чанах, будь то чаны с полимером или, скажем, с шампанским. Ну конечно, с шампанским! Производители шампанского обязаны быть главными в мире специалистами по пузырькам. Им известна технология борьбы с не вовремя появлявшимися пузырьками. Так на интеловских заводах появились чаны, из которых полимер выводится через систему колен с краниками, позволяющими выпустить лишний углекислый газ. Если бы в Intel знали русское выражение «голь на выдумки хитра» и если бы руководство хорошо представляло себе российское лицо компании GEN3, может статься, что там восприняли бы изобретение уловителя пузырьков как проявление гениальной кустарщины. Но вместо этого в Intel поверили в учение о ТРИЗ, и компания теперь обучает основам ТРИЗ своих сотрудников по всему миру. А GEN3 зарабатывает на подобном обучении – их курсы прошли тысячи сотрудников General Electric, Siemens и других компаний, поверивших в систему Альтшуллера.

Раз в год представители этих компаний съезжаются в Петербург на конференцию по ТРИЗ. Если слушать подряд много докладов, можно сделать два вывода: ТРИЗ являет собой вполне сносную теорию всего и главным в мире продолжателем дела ТРИЗ является компания GEN3. Почти все российские ТРИЗ-предприниматели, что появились лет двадцать назад, работают либо в GEN3, либо в каком-нибудь Siemens или Samsung, где научились ценить ТРИЗ.

«У Сени очень низкий селф-эстим, – в ходе одного из наших разговоров сообщает мне Сема, немного некстати. – У меня в календаре раньше стояло раз в месяц сказать Сене, что он великий». Теперь, видимо, нужда отпала: успех GEN3 налицо, ну и ежегодная конференция ТРИЗ с Сеней в главной роли – очевидное подспорье.

ПРОТИВОРЕЧИЕ КАК ПРИНЦИП И ВОРОВСТВО КАК МЕТОД

Самое доступное и, возможно, самое важное понятие в ТРИЗ – это понятие противоречия. Любая изобретательская задача в конечном счете сводится к тому, что что-то должно быть одновременно длинным и коротким, жестким и мягким, жидким и порошкообразным. Что-то должно греметь и не создавать шума, выделять углекислый газ и не иметь пузырьков, вертеться и стоять на месте.

А если противоречие неразрешимо? Сема и Сеня считают, что это вряд ли. Точнее, как посмотреть. Если посмотреть достаточно широко, то выяснится, что кто-то где-то его уже решил. «Ненавижу два слова: invention и inspiration, – ворчит Сэм Коган. – Это риски: вдруг не будет сегодня вдохновения, вдруг не сработает изобретение? А я люблю украсть, точнее, adapt». Иными словами, найти тот завод шампанских вин, который уже победил пузырьки. В GEN3 это называется «функционально-ориентированный поиск».

Возьмем проблему сезонной аллергии. Компания Procter & Gamble – один из первых клиентов GEN3 – хотела вывести на рынок какую-нибудь штуку, которая помогла бы миллионам людей, страдающих от этой напасти. На рынке уже были антигистаминные препараты, но у них есть побочные эффекты (сонливость и другие), а также высокая цена: за сезон легко потратить несколько сот долларов. Можно надеть маску, у которой побочных эффектов нет – если, конечно, не учитывать, насколько это неудобно и некрасиво. Японцы изобрели что-то вроде миниатюрной маски – сеточки-затычки для ноздрей, но она практически не давала дышать носом. Procter & Gamble придумала защищать слизистую носа специальной мазью, но та оказалась малоэффективной.

Из всех существующих приспособлений меньше всего недостатков было у японских затычек. Но как сделать то же самое еще лучше? Как оптимизировать отлов частичек пыльцы? Как заблокировать нос, не затыкая его? Функционально-ориентированный поиск привел исследователей в израильскую компанию Negev Tornado, изготавливающую установки для очистки воздуха – они используются в цементной промышленности. Установки имели вид центрифуг около пяти метров в диаметре, разбрасывающих частицы пыли по стенам, на которых были установлены специальные пылесборники. «Мы их спросили: "А как это запихнуть в нос?"» – рассказывает Семен Литвин. На языке GEN3 эта часть называется «адаптационной задачей». Израильтяне решили, что это идиотская шутка. «Они начали хохотать: "Куда ты в нос засунешь вентилятор?" А я говорю: "А мне не нужно, я же дышу"». В том смысле, что воздух гонять не надо, его нос гоняет. Израильтяне спросили, где же Сеня собирается разместить пылесборные камеры. «Но мне же не полтонны, а полмиллиграмма надо уловить – достаточно смазать стенки клеем». В результате появились спиральки из клейкого биосовместимого полимера. Они засовываются в ноздрю, при вдыхании воздух в них закручивается вихрем, и пыльца прилипает к стенкам спиральки. Procter & Gamble, по словам Семена Литвина, «признала, что это гениально», но внедрять не стала, потому что американцы, оказывается, отличаются стойким недоверием к любому продукту, который предлагается засовывать в тело. Зато изобретение купили японцы и теперь продают его вместо своих затычек.

РОССИЯ КАК РЕСУРС

Кроме ста двадцати штатных сотрудников, на GEN3 работают двенадцать «спайдеров», то есть «пауков», которые за ежемесячную плату держат свои «конечности» в той или иной области науки. Есть еще человек пятьсот, с которыми компания поддерживает постоянный контакт, плюс картотека с именами и контактами примерно десяти тысяч специалистов. Это GEN3 называет Global Knowledge Network, и на русский эта фраза, пожалуй, не переводится. Дело в том, что Global Knowledge Network состоит почти исключительно из российских ученых. «Для нас global knowledge значит не в смысле всего мира, а global knowledge», – объясняет Сэм Коган. И это, как он считает, проще найти в России: «В России копают глубже, чем в Америке». И шире – тоже: российские специалисты часто чувствуют себя комфортно, даже залезая в «чужую» область.

«У них другая проблема – они не знают, что происходит в мире, они ужасно выражают свои мысли». Значит, мир тоже не знает, что происходит в России. Таким образом, добывание идей из России – это своего рода уникальное ноу-хау Семы и Сени. Например, одной компании – производителю строительных инструментов – надо было сделать такой перфоратор, в котором можно было бы регулировать мощность удара, уменьшая и увеличивая ее в десятки раз (в отсутствие такого инструмента работники на стройках носят с собой два перфоратора плюс дрель – для разных стен). Сотрудники «Алгоритма» (так по-прежнему называется питерская часть компании) предложили изменить принцип действия перфоратора, заменив механизм на электромагнитный. Компания-клиент ответила, что идея, конечно, прекрасная, но их инженерами уже отбракована, потому как электромагнитный механизм не позволяет сделать достаточно легкий перфоратор с высокой силой удара. «Мы им не поверили, – рассказывает Олег Абрамов. – Мы в своей Global Knowledge Network нашли эксперта по разработке именно электромагнитного перфоратора, у которого даже были прототипы».

«А почему они об этом не знали?»

«Потому что у них нет нашей Global Knowledge Network», – отвечает Абрамов и вроде даже не улыбается при этом самодовольно. Потому что это просто непреложный факт: западный мир не подозревает о том, что происходит в мозгах огромного количества российских ученых и инженеров, а они, в свою очередь, не подозревают, что могут быть кому-нибудь интересны.

Однажды, например, Сэму пришло в голову, что хорошо бы скрестить батарею с конденсатором – чтобы заряжалась быстро, а разряжалась медленно. Стали искать – и нашли в Петербурге профессора, который разрабатывает самоструктурирующиеся электропроводящие полимеры, а это, как утверждает Сэм, as sexy as it gets. «Сидел себе человек, никто про него не знал, и он не знал, кому это нужно. Когда мы его спросили: можно? – он спросил в ответ: а вам зачем?»  

Зачем – вопрос тонкий: ученые, к которым обращается GEN3, никогда не знают имени клиента, и определить его по заданному вопросу невозможно – к тому времени как GEN3 закидывает свою глобальную сеть, первоначальная задача, как правило, уже полностью переформулирована, проделан весь путь от материнской платы до пузырьков. Последнее время, говорит Сэм Коган, «российские ученые заметно чаще шарахаются» – боятся, что сотрудничество с таинственными западными клиентами обернется обвинением в шпионаже. Это отчасти объясняет, почему то, что удалось Сене и Семе, не удалось больше практически никому. Их бизнес требует огромного доверия с обеих сторон: гигантские западные корпорации рассказывают им о своих трудностях, показывая самые уязвимые места; российские ученые отдают им свои годами и десятилетиями вынашиваемые разработки. Отдают за хорошие деньги, разумеется, при том что других покупателей, как правило, нет. Но для того чтобы вызывать к себе такое доверие с обеих сторон, нужно быть таким ходячим культурным противоречием, как Сема и Сеня. И таким образом решать задачу с заложенным в нее противоречием: как вывезти мозги из России, не вывозя их? «Это уникальная возможность России, – объясняет Семен Литвин. – Место Китая невозможно занять, место Индии невозможно занять – то упорство, с которым они программируют, уникально. Нам удалось создать в России фирму, которая реально торгует интеллектом. И это возобновляемый ресурс!»  

УЧЕНЫЕ КАК ДЕТИ

Лет десять назад американские компании стали продавать приспособления для отбеливания зубов в домашних условиях. Приспособления эти были ужасны. Они имели вид чашечек, которые надевались на челюсти, то есть при их использовании невозможно было ни есть, ни пить, ни разговаривать. При этом чашечки надо было носить долго: раствор для отбеливания был очень слабым, так как содержащиеся в нем вещества – это в общем-то яд. Противоречие очевидно: раствор должен быть сильнее, но при этом не отравлять пользователя. GEN3 придумала помещать раствор на почти прозрачную пленку, которая наклеивается на зубы, – это удобнее, чем чашечки. При этом состав раствора (теперь уже концентрированного) изменен, так что его действие активируется только при соприкосновении с поверхностью зуба – так же как, например, никотиновый пластырь действует только при соприкосновении с телом.  

Миллионы людей во всем мире теперь знают, что зубы отбеливаются именно таким образом – посредством наклеивания на них пленочек. Но до того как GEN3 изобрела пленочки, миллионы людей знали совсем другое – что зубы отбеливаются либо в кабинете у стоматолога, либо посредством мучительного ношения чашечек. Ничего другого они представить себе не могли. «Одно из главных препятствий к инновации – это психологическая инерция», – говорит Сэм Коган. Психологическая инерция – один из главных рабочих штампов в GEN3. Психологическая инерция – это когда людям кажется, что они уже знают, как все делается, например как завинчиваются гайки. Для одной японской компании пришлось придумать болт со специальной резьбой – накрутить на него гайку можно только держа болт за ножку. Семен Литвин утверждает, что с получившимся приспособлением справляются только дети и некоторые женщины, в то время как остальные женщины и все мужчины упорно держат болт за верхушку. Российские ученые в некотором смысле сродни женщинам и детям – у них по-прежнему немного предвзятых представлений о том, как работают те или иные вещи, например отбеливатели для зубов.

Российские ученые, работающие внутри системы GEN3, отличаются особой незашоренностью сознания. «Американские менеджеры переживают, что все сотрудники "Алгоритма" своей жизнью обязаны нам с Сеней», – говорит Сема. Повод есть: сказать, что сотрудники «Алгоритма» живут лучше, чем обычные российские ученые, значит не сказать ничего. Дело не в том, что они отлично зарабатывают. Дело в том, что с середины девяностых годов они живут в том самом волшебном мире, который намечтали Сема с Сеней, – мире интеллектуальной честности и разумной красоты. Людям, живущим в таком мире, кажется, что возможно все. Вот они все и изобретают.

БАНАН КАК ИННОВАЦИЯ

«Необходимость – мать изобретения», – говорили древние. Сэм Коган внес свою коррективу: не изобретения, а инновации. «Когда я стал президентом компании, я пошел в библиотеку Массачусетского технологического института, чтобы понять, что такое innovation, – рассказывает он. – Оказалось, сколько книг – столько определений». Тогда Сэм вывел свое. Инновация (в отличие от вообще изобретения) – это улучшение именно той части продукта, за которую люди готовы платить деньги. Он назвал это main parameter of value. Покупая авиабилет, например, люди, по сути дела, не готовы платить ни за ужин, ни за фильм, и мало кто готов платить за кресло побольше – но все так или иначе готовы платить за то, чтобы быстро и вовремя переместиться из одного места в другое. Поэтому величайшим нововведением нашего времени в области авиатранспорта является бюджетная авиакомпания, не предлагающая пассажиру ничего лишнего.

Или возьмем историю с компанией Chiquita, фактическим монополистом на поставку бананов в США. Компания попросила GEN3 придумать «что-нибудь этакое» – буквально something to shake things up. Легко! GEN3, проанализировав, за что люди готовы платить, предложила продавать бананы по одному. Компания возразила, что такого только ленивый еще не придумал – жаль только, что невозможно изготовить правильный продукт в виде одного банана, чтобы выглядел аккуратно и всегда поступал в продажу в оптимальной степени зрелости. Всякий, кто рвал банан с грозди, знает, что отрываются они неравномерно. GEN3 изучила несколько ящиков бананов и изобрела круглый механический нож, который разрезает пучок так, что на каждом банане образовывается аккуратный хвостик; на всех бананах с одной грозди эти хвостики одинаковой длины. Для контроля над степенью спелости тоже изобрели приспособление – позаимствовали у фармацевтической промышленности мембрану, пропускающую кислород, но задерживающую углекислый газ, который способствует созреванию (или перезреванию) банана, так что завернутые в мембрану бананы остаются идеально желтыми. Теперь по всей Америке рядом с йогуртами и другими «здоровыми снеками» лежат аккуратные, отдельно упакованные бананы – по цене, существенно превышающей цену банана в пучке.

ПРО ЛЮБОВЬ

При всей действенности системы ТРИЗ есть подозрение, что для успешной и продолжительной творческой деятельности нужна любовь. Только ради любви можно оставить Нью-Джерси с ипотекой и отправиться работать с кучкой сумасшедших, которые орут друг на друга. А вот бросить их уже нельзя. Исследователи, изучающие инновации, утверждают, что настоящее творчество в международных командах – вещь чрезвычайно редкая, так как требует уникальных условий: одновременного равного существования команды в двух странах и двух культурах и настоящего взаимопроникновения двух культур. Оставаясь одновременно своими и в Петербурге, и в Бостоне, Сэм Коган и Семен Литвин обеспечивают именно такое взаимопроникновение, а точнее, может быть, взаимозависимость.

Прошло почти пятнадцать лет с того судьбоносного Сениного звонка Семе в Нью-Джерси. Сеня переехал в Америку и стал Саймоном. Сема сделал, что мог, чтобы остаться Сэмом и не стать вновь Семой. «Я много боролся за то, чтобы в (бостонском. – Прим. авт.) офисе говорили только по-английски, и это, конечно, невозможно. И за то, чтобы вся переписка была по-английски, и теперь это так, но, может, это и неправильно, потому что важнее, чтобы люди друг друга лучше понимали». Но когда американские инвесторы назначили Сэма президентом компании, ему казалось, что он обязан навести в компании именно американский порядок, «хотя все русскоязычные сотрудники обрадовались: теперь top-manager – один из нас». А основной инвестор, говорит Сэм, «меня предупредил: "Ты всегда будешь lonely. Ты думаешь, что это не так, но ты всегда будешь lonely". И, конечно, он оказался совершенно прав». Главой компании вообще быть одиноко. Главой компании, основанной на противоречиях, – тем более.

А еще, когда американские инвесторы сделали Сэма Когана президентом, они передали ему некое количество акций компании. Сема немедленно заявил, что передаст половину Сене. Один из американских инвесторов хотел было возразить, но второй остановил его словами: They are different. Он имел в виду русских и не имел в виду ничего хорошего. Но совершенно точно понимал, что эта difference и обеспечивает успех его компании.С