В Новый год и под Рождество принято рассказывать волшебные истории с превращениями и со счастливым концом. Например, очень хорошую историю о том, как чудище посредством аленького цветочка обернулось прекрасным принцем, или как Золушка превратилась в принцессу. С принцами, принцессами, балами и дворцами у меня в округе есть некоторые проблемы, но если не придираться к форме, а взглянуть в суть…

Эта история случилась много лет назад, когда я только начинала работать, не очень представляла себе, что конкретно должен делать психолог в поликлинике, и иногда по этому поводу предпринимала довольно странные (как теперь понимаю) вещи.

Девочка упорно смотрела в пол и ковыряла прыщ на лбу. Прыщ сначала был не очень заметен, но потом от ковыряния налился кровью и преисполнился чувством собственной значимости.

Лида пришла ко мне одна, но не по собственной воле — ее записала и велела ей прийти мать. На мой вопрос, а в чем же, собственно, дело, четырнадцатилетняя девочка не могла дать никакого вразумительного ответа.

— Она сказала: вот, в поликлинике нашей теперь психолог есть, ты к нему сходи, пусть он с тобой поговорит…

— О чем поговорит-то?

— Не зна-аю-у…

— А что ж мама сама-то с тобой не пришла? — спросила я. — Хоть бы объяснила нам, что она имела в виду.

— Она работает каждый день допоздна.

— А кем работает?

— Продавщицей в ларьке.

— Ваша семья — это ты, мама?..

— Все, больше нет никого… Бабушка еще, но она в деревне под Кировом живет.

— Так. Правильно ли я понимаю, что у тебя все нормально, никакая помощь никаких психологов тебе не нужна, а все проблемы и вопросы, если они вообще есть, у мамы? (К этому времени я уже знала, что с приводимыми ко мне насильно подростками чаще всего именно так и бывает.)

— Ну, в том, что у меня, вы мне все равно не поможете…

— Но ты ничего не теряешь, если мне об этом расскажешь. Передавать я никому не буду, а вдруг что-нибудь все-таки можно сделать?

— Да что тут сделаешь? — Лида пожала плечами. — Вы что, разве сами меня не видите?

— Вроде вижу, — кивнула я, на всякий случай еще раз окинув девочку внимательным взглядом. — Но, может быть, чего-нибудь не замечаю? Что с тобой, на твой взгляд, не так?

— А что со мной так? — грустно вздохнула Лида. — Во-первых, я маленького роста и толстая. Уже хорошо. Причем вырасти я уж не вырасту, а потолстеть и еще могу: моя мама тоже невысокая и круглая, а бабушка и того ниже и толще. На диете я пыталась три месяца сидеть, но когда уроки делаю, все равно булку жую или кисель пью, сама того не замечая, иначе у меня задачи по алгебре, физике и химии вообще не получаются. Нос у меня картошкой, глаза маленькие, волосы тонкие, прямые, секутся и вообще какие-то серые. А еще прыщи и ноги короткие… Ну и чем вы тут сможете мне помочь? — она впервые взглянула прямо на меня с каким-то подобием вызова.

— Ага, в общем, куда ни глянь, одни недостатки, — подытожила я. — Тяжелое дело. Но так ведь не бывает, чтобы все бомбы в одну воронку. А что у тебя хорошо, удачно?

— Ну… — Лида задумалась. — Зубы у меня ровные от природы. И кариеса нет, нас когда с классом к зубному водили, так меня всегда домой отпускали.

— Эка тебе повезло! — вздохнула я. — А меня всегда последней оставляли, потому что мне больше всех зубов сверлить надо было… И я, наоборот, одно время была выше всех девчонок в классе. И многих мальчишек тоже. И очень меня это, как ты понимаешь, расстраивало…

— Зато у вас глаза большие, и волосы, вон, вьются! — горячо возразила Лида.

— А нос?! — воскликнула я, поворачиваясь в профиль. — Ты только погляди на мой нос!

— Нос — это да, — вынуждена была согласиться Лида. — Но моя мама, наверное, сказала бы, что горбинка у вас — это признак породы.

— Какой породы?! Это я его в детстве об крышку люка сломала — хрясь и пополам! — отсюда и горбинка, ну, а огромный он, конечно, от предков… А что еще твоя мама говорит?

— Она говорит, что мне и не нужно красавицей быть, потому что у красавиц обычно жизнь еще хуже складывается, а мы люди маленькие, нам главное — сидеть и не высовываться…

— Замечательная позиция! «Маленькие люди», «сидеть и не высовываться» — прямо критический реализм какой-то, вы только подумайте! А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

— Не знаю. Как получится. Может, кассиршей в универсаме?

— А если плюнуть на «не высовываться» с самого большого американского небоскреба?

— Тогда певицей, — неожиданно сказала Лида. — Я стихи писала немного и на гитаре хочу, чтобы их петь, но мама сказала, что глупость это и лучше на курсы кройки и шитья пойти, это всегда пригодится… Да я в общем и сама так считаю, какая из меня…

— Замолчи! — прикрикнула я. — Что из тебя выйдет, будет зависеть в основном от того, насколько широко ты осмелишься разинуть рот и насколько высоко решишься подпрыгнуть.

— Но я же некрасивая…

— Пойми: в твоем возрасте ВСЕ считают и даже напрямую видят, что с ними что-то не так. У кого-то нос большой, у кого-то ноги толстые, у кого-то лоб низкий, кто-то волосы завивает, а кто-то, наоборот, распрямляет… Вы, подростки, как инопланетяне, переселившиеся в новые тела — не привыкли еще…

— Это не у всех, неправда, — Лида упрямо помотала головой. — Я же вижу, у нас девочки в классе почти все красивее меня и потому в себе уверены… Мама права, а вы просто утешить меня хотите…

Я видела, что сейчас она уйдет, только укрепившись в позиции «маленького, некрасивого человека», и понимала, что сбить эту матрицу можно только каким-то резким и запоминающимся движением. Но каким?

— Ладно, — сказала я. — У нас еще пятнадцать минут. Надевай куртку, пошли.

— Куда?! — изумилась Лида, наблюдая, как я надеваю в предбаннике уличные туфли.

— Ну, до девочек из твоего класса нам не добраться, поэтому обойдемся теми, кто поближе.

Обойдя поликлинику, мы с Лидой вышли на внутриквартальную аллейку, где в ряд стояли ларьки и ходило довольно много людей.

— Выбирай, кто тебе покажется самым красивым или самым уверенным в себе, — велела я. — И мне пальцем покажи.

Весна. Около четырех часов дня. Мамы с колясками. Старушки с авоськами. Дети, идущие из школы. Кто-то уже возвращается с работы.

— Вон! — вдруг с озорной улыбкой сказала Лида, и я поняла, что она приняла мою игру. — Вот уж у них явно не мои проблемы!

На спинке скамейки, поставив ноги на сиденье, сидели и курили девушки-панки. У одной из них на голове был великолепный зеленый ирокез, у другой броское, какое-то совершенно зоологическое кольцо в изящном носике.

«Господи, зачем только я это затеяла! Ведь пошлют нас сейчас, далеко и надолго», — подумала я и решительно зашагала к скамейке. Лида держалась позади.

— Девушки, у нас проблема и вопрос, — сказала я панкам. — И только вы можете нам помочь.

Та, которая с кольцом, презрительно фыркнула, а та, которая с ирокезом, отставила банку с пивом, закурила новую сигарету и взглянула с интересом:

— И чё за вопрос?

Я как могла кратко, честно и внятно пересказала нашу с Лидой беседу.

— Все верно тебе тетка сказала, — обращаясь прямо к Лиде, «ирокез» выпустила красивое дымное кольцо. — Я вот тоже такой же серой мышью вроде тебя была, и все за прыщи волновалась, челку отращивала, пока мне не надоело это все… Ленка, а у тебя чего?.. Ну, не молчи ты, колись, надо же девке помочь…

— У меня грудь никак не росла, — басом сказала Ленка, и кольцо забавно вздрогнуло. — У всех одноклассниц выросла, а у меня нет. Я мать упросила лифчик купить и вату подкладывала. Потом Светка Афанасьева подсмотрела и мальчишкам рассказала. Они меня потом дразнили, я с ними дралась, как бешеная кошка, а Светке ранец бритвой порезала, а меня тогда — к директору и на учет…

Моя Лида слушала, раскрыв рот — какая у людей интересная, наполненная событиями жизнь!

— Ладно, мне пора, — сказала я. — Вы тут можете еще поделиться опытом, а ты, Лида, ко мне еще придешь, с мамой и стихами…

Стихи Лиды оказались совсем неплохими для ее 14 лет. Мама, в общем, была не против, если ее дочь попробует себя в клубе самодеятельной песни, и готова была купить гитару. «Лишь бы потом не разочаровалась…» — «Если ничего не пробовать, так ничего и не будет». — «Ваша правда…». Тяжелый вздох.

Когда я последний раз видела Лиду, она, конечно, не совсем превратилась в принцессу, но почему-то показалась мне большеглазой и выше ростом. Выросла, что ли?

***

Я забыла эту историю. Но недавно ко мне на прием пришла ярко одетая женщина с большим ярко-красным ртом, открытой улыбкой и четырехлетним мальчишкой, который в песочнице отбирает у всех игрушки.

— Вы не помните меня? — спросила она.

— Простите… — Прикинув, я решила, что она была одним из многочисленных «трудных подростков», которых в перестройку приводили ко мне отчаявшиеся родители.

— Мы с вами недолго виделись, на скамейке... Но я вас узнала.

— На скамейке?!

— Да. Я была панком. У меня в носу было большое кольцо, а у моей подруги — зеленый ирокез. Вы подошли к нам и попросили помочь девочке, которая считала себя некрасивой.

— Вспомнила! Так это ты… вы?!

— Да, это я. И вы знаете, мы с этой девочкой тогда долго разговаривали, может быть, о таком и вообще первый раз в жизни, Ленка даже разозлилась-приревновала. Потом девочка ушла со своими стихами, а я подумала: чего это я все выпендриваюсь?! И еще, теперь у меня есть дочка, ей 12 лет, так я ей уже в прошлом году, как она начала прыщи ковырять, сразу вот всю эту историю рассказала, чтобы она не думала, что это только у нее. Она говорит: ей очень помогло, она еще и лучшей подружке рассказала…

— Надо же, какая мудрая мать получилась из девочки-панка! Кто бы мог подумать! — рассмеялась я, и мы перешли к обсуждению проблемы агрессии в песочнице.